Правила Барби
Шрифт:
Я мало спал, потому что в своих снах слышал ее смех и вздрагивал, ведь всего на секунду, на чертову маленькую секунду радовался, что открыв глаза, увижу ее рядом: с полосками на щеке от подушки, без макияжа, мирно посапывающую и мою. Но ее не было. Поэтому я никогда не позволял любовницам засыпать в моей постели, поэтому лишь раз проснувшись рядом с Челси, я испытал всепоглощающее раздражение и злость.
– Почему он оставил компанию тебе?
– Потому что любил меня? Возможно, не так, как Мейсона, по-своему. Не знаю, Барбара, это так сложно. Я все еще зол на него, хоть и стараюсь отпустить эту злость. Я не согласен с ним, но пытаюсь понять его. Когда Джемма узнала об измене и моем существовании, она хотела уйти от Дэниела, хотела просто забрать Мейсона и снять квартиру для них двоих. Она не могла поверить, что он предал ее, но каким-то образом он смог убедить ее остаться. Отец рассказал мне, что с самого начала думал, что решение Джеммы принять меня в семью, было сделано ради одной цели – позволить ему каждый день видеть перед собой то, что будет напоминать ему об ошибке. Я был той ошибкой.
– Нет. Ты не был ошибкой, Джефри. Ты был ребенком, виноват был только Дэниел.
– Я понимаю это, отец понимал это, Джемма и все, кто знали о нашей ситуации, тоже понимали, но легче от этого никогда не становилось. Я не знаю, почему он отдал компанию мне, но знаю, почему он хотел отдать ее Мейсону: он желал искупить вину перед Джеммой.
– Ты думаешь, что Джемма действительно могла поступить так гадко, думаешь, она привела тебя в этот дом, ради тихой мести? – в изумлении спросила Барбара.
– Я не знаю. Правда не знаю, что творилось тогда в голове у Джеммы, но, несмотря на все мои выкрутасы, она никогда не позволила себе даже обозвать меня. Иногда она даже заступалась за меня, пыталась наставлять и учить. Она не была для меня мамой, но и злой мачехой не стала. Я благодарен ей уже за это. Думаю, общение с ублюдком далось ей тяжело, – усмехнулся я, но этот смешок совсем не выражал радости.
– Ты не ублюдок. И Дэниел оставил тебе компанию, потому что ты доказал ему, Джефри, доказал, что являешься достойнейшим наследником династии Фостеров.
– За все те годы, что мы провели бок о бок в офисе компании, я не услышал от него ни слова похвалы. Поэтому не думаю, что он считал меня достойным.
Эванс сморщила нос и шумно выдохнула, что показалось мне забавным. Уголки моих губ поползли вверх.
– Пора признать, что многих людей мы никогда не сможем понять. Я все думаю, зачем же папа составил это завещание, чего хотел добиться от меня? – она задумчиво покачала головой. Я знал ответ на этот вопрос, но почему произнести эти слова было так сложно? Может потому что я боялся снова почувствовать на себе ее гнев? Не знал, как она отреагирует и чувствовал настоящую тревогу из-за того, что она решит просто оборвать и без того тонкие нити соединяющие нас?
– Спасибо, Джефри, – тихо сказала она, заставляя меня отвлечься от мыслей и недоуменно взглянуть на нее. Она прикусила нижнюю губу от волнения, извинения всегда давались ей тяжело, как и ее отцу, от которого я никогда не слышал подобных слов.
Но я ошибся, Барбара совсем не похожа на него.
– За что?
– За то, что проследил за мной и не дал мне в конец расклеиться.
– Но ты расклеилась, – напомнил я, наслаждаясь маленькой улыбкой, промелькнувшей на ее губах.
– Эй! Не было такого, просто дождь стекал по моим щекам, ты мог все спутать!
– Как знаешь, – ухмыльнулся я, на что она глупо, но искренне захихикала, заставляя меня с ног до головы покрыться мурашками. Захотелось мгновенно расправить плечи, настолько это было щекотно.
– Мейсон уходит от разговора о вашем отце. Почему он не рассказывает мне, что это за тайна? – недоуменно спросила она, простым вопросом заставляя меня почувствовать сильнейшую головную боль. Мы условились не рассказывать о том, что произошло в тот день на утесе «Бернхилл». После того, как мы вышли из полицейского участка, никто из нас с братом не затрагивал эту тему. Казалось, мы оба просто вычеркнули прошлое, предпочитая двигаться дальше. Но все это было лишь ложью самим себе. Меня терзало чувство вины и по сей день, а Мейсон… ему, пожалуй, было гораздо больнее, ведь мой брат считал, что это он убил нашего отца.
– Наши отношения с Мейсоном стремительно ухудшались. Думаю, если бы не его учеба во Флориде и долгое отсутствие дома, мы бы давно прикончили друг друга, – усмехнувшись, поделился я. – Эта ненависть была настолько черной, что мне приходилось держать его в поле зрения, ведь я всерьез опасался, что он вонзит мне нож в спину.
– Это из-за меня?
– Нет, – резко ответил я, но затем, поймав ее взгляд, смиренно кивнул, – не только. Семья раскалывалась, отец был на моей стороне, Джемма всецело поддерживала Мейсона, а ко мне стала относиться холодно, этот дом либо прозябал в ссорах, либо в молчании. Дэниелу это надоело, и в тот злополучный уикенд мы отправились на охоту, ведь он горел идеей воссоединить семью, примирить меня и Мейсона.
Я зажмурился, вдруг почувствовав холод, коснувшийся моих ног.
Погода в тот день была дождливая. Черные тучи затянули небо, высокие ели закрывали весь обзор, видимость была отвратительная. Охота на кабана определенно не была одной из моих любимых, но отец и Оливер выбрали именно ее. Джемма предпочла остаться в охотничьей усадьбе, она и нас уговаривала, но почему-то в тот день никто не послушал ее. Для меня нахождение в закрытом пространстве с людьми, которые презирают меня, и давно перестали это скрывать, было адом. Не то, чтобы это как-то задевало меня, с самого раннего детства я привык к подобному пренебрежению, мне просто было жаль – жаль тратить свое время на тех, кто не нуждался в этом. Но было еще кое-что.
Я постоянно искал проблемы.
Разогнать тачку до предела, чтобы проверить, сколько выдержит малыш «Мерседес»? – Стабильно, два раза в месяц. Парашют, параплан, освоить мотоцикл и в первый же день после его покупки поучаствовать в уличных гонках? Обычное развлечение. Это был не просто экстрим, это была глупость, смешанная с отчаянием. Я ходил по краю жизни, раз за разом рискуя сорваться в пропасть. Мне нужны были эти эмоции, в противном случае я подолгу оставался наедине с собой. А этого ублюдка внутри меня не назовешь отличным собеседником, ведь он при любом удобном случае напоминал мне о том, что моя мать – в прошлом стриптизерша, а сейчас просто отвратительная женщина, которая спит с огромным количеством мужчин и с наслаждением разбивает семьи. Мой отец, прожив достаточно долгую жизнь, по-прежнему был эмоционально незрел, труслив и не способен брать на себя ответственность за собственные поступки. Ведь вместо того, чтобы поговорить со своими сыновьями начистоту, признаться им в любви и извиниться за то, что был чуть лучше, чем совсем дерьмовым отцом, он устраивал охоту – бессмысленное занятие, если речь идет о примирении семьи.
Разве можно полюбить ребенка, который взял от таких родителей все самое худшее?
Теперь понимаете, почему я не хотел оставаться наедине с собой? Вот и в тот день я был одним из инициаторов похода, я готов был часами ходить по местности населенной кабанами при затрудненной из-за дождя видимости и слышимости. Это была первая ошибка.
Мы разделились, чего нельзя делать даже при хорошей погоде и отличной видимости. Наши отцы не раз пренебрегали правилами, а для нас это было обыденностью, поэтому никто и не решил возразить. Отец настоял на том, чтобы я и Мейсон остались с ним, Эрни и Оливер направились на запад. Это стало второй ошибкой.