Правила Барби
Шрифт:
Я не успела договорить, в последний момент увидела вялую надежду в его глазах, а затем почувствовала прикосновение холодных влажных губ к своим губам. Я быстро заморгала и удивленно вздохнула, когда поняла, что Мейсон целует меня, крепко обхватив руками мои щеки.
Всего на несколько секунд я растерялась, но как только смогла осознать все происходящее, мягко оттолкнула его.
– Нет…
Его взгляд забегал по моему лицу, он тяжело дышал, приоткрыв рот. Мейсон выглядел таким взъерошенным и напуганным, словно только что очнулся ото сна.
– Прости, не знаю, что на меня нашло… – пробормотал он, грубо потирая ладонью лицо. И только я собиралась ответить ему, заметила крупную фигуру, стоящую у окна на кухне. Зеленые глаза разочарованно смотрели прямо на меня. Его белая рубашка была расстегнута на две верхние пуговицы, а в руке был зажат небольшой букет розовых роз. Не персиковых, розовых.
Уже через секунду он попытался нацепить на лицо маску полной отрешенности и безразличия, но у него это совсем не получалось. Его плечи подрагивали от ярости, на щеках проявлялись желваки. Я ожидала, что прямо сейчас он вынесет стеклянную дверь и прикончит Мейсона. Ведь это было в духе старшего Фостера. Но он не сделал этого.
Джефри покачал головой и отвел взгляд, словно посчитал эту затею бессмысленной, затем небрежно бросил цветы на столешницу барного острова и ушел.
Мейсон обернулся в последний момент, замечая брата.
– Черт. Я не хотел этого, – пробормотал он, как мне показалось, искренне.
– Знаю, – ответила я, неуклюже выбираясь из бассейна и убегая за старшим Фостером.
Глава 36
Джефри
– Но зачем ты отдаешь мне свою дочь? – спросил я, оборачиваясь к Эвансу. Я посчитал своим долгом спросить это, хоть и рисковал потерять все, что еще не успел заполучить, то, что предлагал мне отец Барбары.
Он вздохнул.
– Потому что у меня не остается другого выбора. Я не просто так был строг с ней. Барбара инфантильна, и она не осознает насколько! – почти в отчаянии воскликнул он. – Она живет мечтами, не способна планировать больше чем на неделю, как и ее мама. По моим данным ее трастовый фонд сдувается прямо как воздушный шарик, она останется ни с чем. Я не могу допустить этого. Она будет совсем одна.
Меня переполняла ярость из-за его слов. А в большей степени из-за того, что он так легко переложил свою ответственность на ее плечи.
– А кто виноват в этом, Эванс? Вместо того чтобы учить ее быть самодостаточной женщиной, которая знает чего хочет и идет к своей цели, ты хотел сделать из нее свою марионетку. Ее характер не позволил сделать из нее твою куклу, но и другому она так и не научилась. Я знаю твою дочь лучше тебя, а, между прочим, ты ее отец.
– Что ты хочешь услышать, что мне стыдно? Что я раскаиваюсь? Отлично, это так! Но я пытался все исправить, она черт знает что творит в Нью-Йорке, а я даже не показываюсь ей на глаза, исправило это ее? Нет! Так скажи мне, Джефри, стоит помогать утопающему, если ты знаешь, что через пять-десять лет он снова прыгнет в воду? – Он повысил голос, и как только закончил мысль, зашелся в очередном приступе кашля. Эванс выхватил сразу несколько платков и прикрыл рот. Его плечи содрогались, а из горла доносились ужасные хрипы, но я не собирался любезничать с ним.
– Знаешь в чем проблема ублюдков вроде тебя? Вы задумываетесь о детях только тогда, когда они начинают тонуть. Хотя это именно ты должен был научить ее плавать. Глупо осуждать ее за ошибки, которые ты мог предотвратить, – в отвращении бросил я. Мою грудь одолевали противоречивые чувства, я не позволял даже ее имени лишний раз всплывать в моей голове, но так яро готов был защищать ее даже от собственного отца. – Ты готов отдать свою дочь за голос в совете, думаешь, она обрадуется, когда узнает об этом?
– Ей не обязательно знать, незнание не повредит ей, и ты не должен раскрывать все карты перед ней, – спокойно ответил он.
Не обязательно знать. Значит, скрыть это от нее, что является тем же самым, что и солгать.
Заметив, каким враждебным взглядом я окинул его, Эванс попытался оправдаться:
– Я просто хочу для нее счастья.
– И с чего ты взял, что она будет счастлива со мной? Только давай без этой херни, где ты уверяешь, что я люблю ее, потому что это, черт возьми, не так.
Эванс ухмыльнулся, опуская взгляд.
– Что находится на твоей груди все эти годы? – спросил он. Я машинально коснулся груди, где под рубашкой был ее кулон в виде лошади. – Да, ты думал, я не замечу вещь, которая всегда принадлежала моей жене? Я видел его с того самого момента, как Барбара подарила его тебе, вы ведь тогда были еще детьми?
Воспоминание рассеялось и я оказался у входной двери поместья Фостеров с рукой прижатой к груди. Сейчас там было пусто, ведь кулон в виде лошади я не носил после ее появления в городе. Но Эванс был прав, он был со мной с того самого момента, как она подарила его мне, и даже когда ушла. Я полагал, что если она увидит его у меня после стольких лет, решит, что я слабак, поэтому я снял его. Но моя связь с ним была очевидна, я постоянно тянулся к его привычному месту, ведь так любил ощущать его контуры под тканью одежды.
Я возвращался домой в отличном настроении и всему виной одна судьбоносная встреча. Хотя встречей это тяжело было назвать, вопрос был решен за минуты, тогда как ожидание составило долгие часы. Но стоило приблизиться к особняку, меня накрыло лавиной из вины. Последнюю неделю меня грызла совесть. А ведь все было так просто. К чему Барбаре знать правду? Я не скрывал от нее серьезных вещей, незнание не навредит ей, а наоборот, душа Эванс будет спокойна. Это и прочая херня без конца крутились в моей голове голосом Оливера Эванса. Никто кроме нас двоих не был в курсе того разговора, а значит если я не скажу, Барбара никогда и не узнает об этом.
Но правильно ли я поступлю?
Нет.
Не существует полуправды. Ложь на этом фоне выглядит куда более благородно. Лжецы стоически игнорируют голос здравого смысла, а те, кто предпочитают полуправду извращают его, подстраивают под себя.
Все это время я пытался подобрать удобный момент поведать Барбаре маленький секрет. Объяснить ей наконец почему ее отец составил такое завещание. Но реальность такова, что удобного момента рассказать правду никогда не бывает, именно поэтому стоит озвучивать все сразу. Оттягивая с этим, я рискую совершить новую ошибку.