Правитель Аляски
Шрифт:
Утром Тараканов отправился к реке на переговоры и через Анну Петровну объявил вождю: мол, пятеро из его отряда решились отдаться в их руки с надеждой, что зла им не причинят и на первом же корабле позволят вернуться к своим. Ютрамаки с достоинством ответил, что так оно и будет, слово он не нарушит и о своём решении им жалеть не придётся.
Вернувшись в лагерь, Тараканов приказал выпустить заложников. Вместе с другими, поддержавшими его выбор, на прощание крепко обнял остающихся товарищей.
Каждый понимал, что будущее туманно и вполне может случиться
Побережье пролива Хуана де Фука,
май 1810 года
Прошло более года, прежде чем Тараканов и его товарищи получили возможность освобождения.
...Ясным майским днём с палубы американского брига «Лидия» были замечены на берегу дымки вигвамов. Внимательно разглядывая в подзорную трубу индейский лагерь, капитан брига Томас Браун увидел, что появление корабля вызвало большое оживление. Им призывно махали руками, приглашая подойти ближе, несколько человек уже тащили к воде каноэ.
— Отдать якоря! — скомандовал Браун.
Стоянка в этом проливе не входила в его первоначальные планы. Он собирался следовать дальше на север, к островам архипелага Александра, где, по словам бывавших там ранее бостонских торговцев, всегда можно выгодно выменять у туземцев отменные меха. Но если ему на разумных условиях предложат что-то стоящее и здесь, почему бы не попробовать произвести торг?
Вскоре к кораблю подошло каноэ, и, когда на палубу поднялись двое местных, Браун не смог сдержать удивления: рядом с пожилым индейцем стоял, радостно скаля зубы, рыжебородый европеец, одетый в тщательно заштопанную охотничью одежду.
Протянув капитану крепкую ладонь, он спросил по-английски:
— Американцы? — Получив утвердительный ответ, добавил, тщательно подбирая английские слова: — Мы долго ждали вас.
Поначалу Браун решил, что перед ним попавший в беду английский или американский матрос, но незнакомец, назвавший себя Таракановым, развеял его заблуждение: он русский. Их корабль разбился у этих берегов года полтора назад, и, кроме него, у туземцев живёт в пленниках ещё более десятка его соотечественников.
— Куда вы идёте? — спросил русский и, услышав, что бриг следует в район архипелага Александра, опять радостно оскалился: — Туда нам и надо. Вы не откажетесь доставить нас к своим?
— Конечно, — неожиданно быстро и твёрдо заявил Браун, — я отвезу вас.
Рыжебородый с просиявшим лицом обмолвился парой слов с индейским спутником — судя по богатому наряду, местным вождём — и тот что-то гортанно крикнул гребцам своей лодки. Оттуда передали небольшой мешок и видавшее виды ружьё. И то и другое индейский вождь торжественно вручил русскому. В ответ Тараканов отстегнул от пояса охотничий нож в деревянных ножнах и отдал вождю.
Последовала сцена, вновь изумившая Брауна. Рыжебородый русский довольно бегло начал тараторить с вождём на туземном языке, оба добродушно похлопывали друг друга по
— Как вы выжили среди них? — пытливо спросил Браун, когда индейцы отплыли на каноэ обратно к берегу.
— Так не звери же они, — тщательно выговаривая полузабытые английские слова, сказал Тараканов, — а такие же люди, как и мы.
В ту первую ночь на корабле, ворочаясь в матросском кубрике, Тимофей от волнения долго не мог уснуть. Разве в двух словах мог он рассказать американскому шкиперу, по внешности почти ровеснику, обо всём, что пережито за этот год вынужденной неволи?
Отдавшись на милость вождя Ютрамаки, сразу решил Тараканов: уж ежели довелось ему делить пищу и кров с этим народом, который называл себя хох, надо и языку их обучиться, и, чтоб не считали его нахлебником, показать, что и он кое на что способен, принести приютившим его людям хоть малую пользу.
Начал с того, что выковал из гвоздей примитивный инструмент и с его помощью изготовил деревянную посуду для тоена. Посуда настолько понравилась, что заказы посыпались со всех сторон, и Ютрамаки с выгодой продавал её своим сородичам и людям из других племён.
Детишек развлекал Тараканов деревянными свистульками, какие выучился мастерить ещё в детстве. А для воинов племени соорудил особую трещотку, способную издавать звуки разных тонов, благодаря чему её можно было использовать для подачи военных сигналов.
Воздушного змея сделал он больше для собственного удовольствия, но когда запустил в небо на поводке из жил и подгоняемый ветром змей взлетел под облака, вместе с восторженно наблюдавшими за Таракановым ребятишками дивились этому чуду и взрослые. С тех пор. туземцы племени хох стали считать попавшего к ним пленника великим кудесником.
Кое-что изготовил он и для охотничьего промысла — несколько ловушек на малого зверя и даже на медведя, и трофеи местных жителей значительно умножились. Немало других охотничьих премудростей, давно известных в Сибири, передал Тараканов народу хох и стал желанным гостем в каждом доме.
Ютрамаки, видя, что пленник его человек очень полезный, в знак полного уважения прав и достоинства русского промышленника вернул ему ружьё, сохранившиеся патроны и порох, и тогда Тараканов смог показать туземцам своё искусство в стрельбе. Ходившие вместе с ним на охоту рассказывали соплеменникам: он стрелял уток влёт так ловко, что ни одна птица не могла уйти от него живой.
Однажды к индейскому лагерю на берегу пролива пришли измождённые, шатавшиеся от голода люди с полубезумными глазами. Это были те из команды «Св. Николая», кто отказались отдаться на милость туземцев и решили самостоятельно выходить к морю. Товарищи рассказали, что их постигла неудача. Сумели построить парусную лодку, но в море, возле злополучного острова Дестракшн, где потерпел аварию их бриг, лодка тоже разбилась о скалы. Теперь они не видели иного спасения, как пережить зиму у племени, которое возглавлял Ютрамаки.