Правительницы России
Шрифт:
И мало-помалу Екатерина, к вящему удовольствию Петра Фёдоровича, прибрала голштинские дела к своим рукам. Для неё занятия голштинскими делами оказались очень полезны, ибо она стала стажироваться в управлении государством, входя во все аспекты внутренней и внешней политики. А в начале 1755 года Пётр Фёдорович и официально передал ей управление герцогством.
Чуть раньше произошло сближение Екатерины с канцлером Бестужевым. Канцлер был очень рад потеплению отношений с Екатериной и стал одним из наиболее верных и преданных ей сотрудников, вводя её в сферу наиболее важных государственных дел и исподволь готовя Екатерину к мысли, что российский трон после смерти Елизаветы должен перейти не к Петру Фёдоровичу, а к ней.
Такого рода идеи пали на хорошо подготовленную почву — Екатерина и сама думала о том же, и не только думала, но и готовилась к такого рода развитию событий, хотя и очень неспешно и в высшей степени осторожно. Вопрос о том, кому будет принадлежать трон, приобретал актуальность из-за того, что Елизавета Петровна, подорвавшая здоровье беспрерывными кутежами и совершенно безалаберной жизнью, стала всё чаще болеть и месяцами не прикасалась к государственным бумагам.
И русские вельможи, и резиденты иностранных дворов, и живо на все реагировавшие офицеры гвардии хорошо понимали серьёзность ситуации и, задумываясь над всем происходящим, отдавали предпочтение Екатерине. Прусский резидент в Петербурге Мардефельд, слывший умным и проницательным человеком, сказал однажды Екатерине: «Вы будете царствовать, или я совсем глупец».
Всё это происходило в условиях резкого изменения международной обстановки, когда на первый план выдвинулись англо-французские противоречия и России надлежало либо сохранять нейтралитет, чего она не сделала, либо принять чью-либо сторону, что она весьма опрометчиво и совершила, хотя вполне могла бы, сохранив нейтралитет, остаться в стороне.
В 1754 году началась вооружённые столкновения между англичанами и французами в Канаде, а с 1756 года военные действия были перенесены на территорию Европы.
К этому времени возникло две коалиции: англо-прусская, поддержанная рядом северогерманских государств, и франко-австрийская, на стороне которой были также Саксония и Швеция. Россия не вмешивалась в конфликт до конца 1756 года, ибо в правительстве Елизаветы Петровны не было единства, и вопрос этот сначала передали на усмотрение канцлера — ярого сторонника англо-русского союза.
Энергично взявшись за дело, Алексей Петрович Бестужев быстро подготовил союзный русско-английский договор, и сэр Уильямс, посланник Лондона в Санкт-Петербурге, без замедления подписал его. Однако буквально на следующий день на пути этой, уже свершившейся, инициативы возникло непреодолимое препятствие — Конференция при Высочайшем дворе. Конференция была детищем Бестужева, совсем недавно созданная по его собственному почину. В состав Конференции при Высочайшем дворе входили: канцлер Алексей Петрович Бестужев-Рюмин, его старший брат Михаил, генерал-прокурор Сената Никита Юрьевич Трубецкой, вице-канцлер Михаил Илларионович Воронцов, начальник Тайной канцелярии Александр Иванович Шувалов, фельдмаршал Александр Борисович Бутурлин, Степан Фёдорович Апраксин и Михаил Михайлович Голицын, сенатор Пётр Иванович Шувалов, а также великий князь Пётр Фёдорович. Секретарём Конференции был Дмитрий Васильевич Волков. Большинство членов Конференции были противниками братьев Бестужевых, а первую скрипку в ней играли братья Шуваловы и Воронцов.
Конференция при Высочайшем дворе, являясь советом по внешнеполитическим делам при императрице, приняла совершенно другое решение: Россия отказывалась от только что подписанного союзного договора с Англией и, сделав крутой поворот в другую сторону, присоединялась к врагам Англии и Пруссии — Австрии и Франции, подписавшими 1 мая 1756 года в Версале Конвенцию о совместной борьбе с общими противниками. Уильямс оказался обманутым и терялся в догадках о причинах столь резкой и внезапной перемены.
Однако дело объяснялось просто — так во всяком случае представляет ситуацию Екатерина в её «Записках». Екатерина пишет, что неожиданную роль в перемене ориентации России сыграла любовница французского короля Людовика XV Жанна Антуанетта Пуассон, маркиза де Помпадур. Фаворитке надоела мебель, украшавшая её дворец, и она продала её своему любовнику-королю. А Людовик подарил эти ненужные ему мебельные гарнитуры вице-канцлеру Михаилу Илларионовичу Воронцову, который, будучи первым после канцлера чиновником в ведомстве иностранных дел, страстно мечтал занять пост Алексея Петровича Бестужева-Рюмина. К тому же Воронцов, по сообщению французского посла в Петербурге маркиза де Лопиталя, только что отстроил себе новый дом и ещё не купил ничего для его внутреннего убранства. Подарок пришёлся весьма кстати, и за него надо было отплатить признательностью, не без расчёта на будущие благодеяния со стороны Версальского двора.
Что же касается братьев Шуваловых, то у них тоже был свой резон: Пётр Иванович — один из крупнейших предпринимателей России, не пропускавший ни малейшего удобного случая нажиться за счёт казны, в это время успешно добивался откупа на табачную монополию и рассчитывал, что именно Франция станет его потенциальным заграничным рынком сбыта, ибо из-за военных действий на море страна лишилась регулярного подвоза табака из своих колоний.
Вступление России в состав австро-французской коалиции состоялось, и послы Версаля и Вены были официально о том уведомлены канцлером, как ни горько было ему сообщать им об этом. А над канцлером стали сгущаться тучи царской немилости, и ему, чтобы избежать падения и августейшей опалы, надлежало принимать собственные контрмеры.
Канцлер мог опереться при этом на своих испытанных сторонников, в ряду которых на первом месте стояла Екатерина с близкими ей людьми, на старого друга фельдмаршала Апраксина и по-прежнему сохранявшего с канцлером дружественные отношения сэра Уильямса.
Кроме того, среди сторонников канцлера находился человек, который был близок и Бестужеву, и Екатерине, и английскому послу. Это был польский дипломат в России Станислав-Август Понятовский. Он появился в Петербурге менее двух лет назад, но за это время значение его в столице и при дворе очень выросло. Понятовский приехал в Петербург вместе с английским посланником сэром Генбюри Уильямсом, в свите которого и находился. Это произошло весной 1755 года, и Екатерина впервые увидела Понятовского в начале июня — на Троицын день. Было хорошо известно, что отец Станислава-Августа, князь Станислав Понятовский, был адъютантом шведского короля Карла XI и оставался ярым врагом России. Затем он активно поддерживал то одного претендента на польский трон, то — другого, не выдвигая собственной кандидатуры. Его сын — Станислав-Август, был тремя годами младше Екатерины. Он слыл истинным великосветским бонвиваном, любившим пожить в своё удовольствие, покутить и поволочиться. В 1753 году, когда Станиславу-Августу шёл двадцать первый год, его отослали в Париж, где он жил в лучших традициях французской аристократической золотой молодёжи.
Вскоре от английского посланника Екатерина узнала, что мать Понятовского является решительной сторонницей России, а её родственники составляют основу русской партии в Польше. Уильямс сказал Екатерине, что родители Понятовского поручили Станислава-Августа именно ему, чтобы сэр Генбюри воспитал их сына в чувствах любви и преданности России, ибо английский посланник хотел видеть Россию союзной его стране, и дружественная Польша хорошо бы дополнила такой альянс.
В это самое время Екатерине донесли, что Сергей Салтыков и в Швеции и в Саксонии не пропускает ни одной юбки, и чувства к нему, если они ещё у неё были, очень скоро исчезли совершенно.
Меж тем на следующий год Станислава-Августа назначили посланником Польши в России, хотя канцлер Бестужев и был против, желая видеть на этом посту кого-нибудь из своих проверенных временем прозелитов. Новый польский посланник стал всё более определённо выказывать симпатии Екатерине, которая заметила, что все её фрейлины — либо любовницы, либо наперсницы её мужа, — рассчитывая на защиту влюбчивого великого князя, не оказывают ей должного почтения и пренебрегают своими обязанностями перед нею.