Предателей казнят без приговора
Шрифт:
– Вы верите в закон? – спросил я.
– Я обязан его соблюдать! Как и ты, подполковник.
– Давненько вы на Родине не были, – только и произнес я.
– Мы вытащим этих мерзавцев на всеобщее обозрение. Что тогда будет делать Генеральная прокуратура? Интересно ведь, правда?
Сейчас полковник Никаноров говорил с каким-то мальчишечьим задором. А ведь в самом деле, что будут делать наши правоохранители, имея столь неопровержимые улики и признания? А если Глушковы и Леонтьев попытаются укрыться за границей, то и оттуда их просто-таки
– Предлагаете передать копии этих признаний одновременно в Генеральную прокуратуру и ведущие СМИ? – продолжая говорить со скепсисом, задал я вопрос.
– Именно так. Озадачим Фемиду, а заодно и все прогрессивное человечество.
– Ох, немного его осталось, Андриан Куприянович.
– Слушай, Валентин, ты что, меня за пацана зеленого держишь? Вместе мы сила. Раз стали сотрудничать, нужно идти до конца. Ты не думай, в Москве у меня связи остались, конспиративные квартиры. Не в джунгли и не в пустыню воевать едем.
– На родную Родину, – закончил за Никанорова я. – Знаете такую народную мудрость, Андриан Куприянович: не складывать все яйца в одну корзину?
– Стоп! – не раздумывая, поднял вверх палец Никаноров. – Ты хочешь сказать… Ну говори, говори сам.
– Если мы все вместе отправимся в Москву, то, возможно, нам действительно придется повоевать. Леонтьев попытается нас нейтрализовать, скорее всего, уничтожить. А у него связи и в МВД, и в Генпрокуратуре, и в ФСБ, вы же сами знаете… Если мы будем все вместе, против нас легче всего будет сфабриковать уголовное дело, изобразив нас террористами, изменниками Родины, да кем угодно.
– Это будет хлопотно, – не слишком уверенно покачал головой Андриан.
– Хлопотно, но реально. Особенно если учитывать финансовые возможности Леонтьева и Глушковых. Я не говорю уже о том, что они попытаются физически ликвидировать нас.
– Это еще хлопотнее.
– Очень даже может быть. Но сражаться нам придется не в джунглях и не на поле боя, а там, где у этих мерзавцев слишком многое схвачено.
– И ты предлагаешь… – Никаноров не договорил, сделал выразительную паузу, вновь давая мне возможность закончить фразу за него.
– В Москву должен отправиться кто-то один.
– И кого предлагаешь?
– Кого-кого?! – проговорил я с вернувшейся ко мне скептической интонацией. – Себя, разумеется… Если не вернусь, пойдет Степаныч… Вы будете третьим. Уже с учетом прежних ошибок. Только третьим вам быть не придется.
– Уже просчитал? – спросил Никаноров.
– Просчитал, – кивнул я. – Только вы мне дайте на всякий случай адреса ваших конспиративных квартир, ну и где деньги в случае чего достать.
– И еще пару адресов верных людей, – кивнул Андриан.
Героически погибать я не собирался. Негероически, впрочем, тоже. Просто иных выходов я не видел. Либо мы должны навсегда остаться в этих джунглях и ждать следующую «ликвидаторскую экспедицию» от генерала Леонтьева, либо должны будем явиться к нему сами. Если мы явимся к нему всем отрядом, генерал обезумеет от страха и ярости и бросит против нас все имеющиеся у него силы, вплоть до ракетных комплексов и стратегической авиации. Среди пилотов этой авиации могут, увы, найтись те, кто не прочь заработать первичный капитал, а деньги у леонтьевской банды имеются. Если же я явлюсь к генералу один… Вряд ли Леонтьев испугается одного-одинешенького подполковника. Поэтому убивать сразу он меня не будет. Он вообще постарается разобраться со мной без лишних свидетелей и шума. А это значит, шансы выжить у меня есть!
А вечером этого же дня случилось следующее. Кравцова и троих остальных пленников мы держали в импровизированной тюрьме недалеко от никаноровского штаба и не слишком хорошо представляли, что с ними делать дальше. С одной стороны, все четверо были законченными мерзавцами и предателями, но, с другой стороны, они дали ценные показания, кажется, ничего не утаили. Серега Млынский придерживался мнения, что всех четверых надо отправить в расход, Андриан колебался. Кстати говоря, перед Дятловым Серега таки извинился…
Когда стемнело, один из охранников тюрьмы, боец из никаноровского отряда, заглянул за решетку проверить, что делают пленники. К его изумлению, все четверо лежали окровавленными и не подающими признаков жизни. Тело Кравцова с окровавленным вспоротым животом лежало у самой двери. Охранник вызвал еще троих бойцов, и только тогда они вошли внутрь. Осмотрев тела, они пришли к выводу, что все четверо зверски убиты. Однако, когда охранник стал осматривать Кравцова, тот неожиданно ожил, выхватил у охранника автомат и открыл огонь по остальным…
Когда мы прибежали на выстрелы, Кравцова уже не было, трое охранников были убиты, четвертый ранен, но, по счастью, не слишком тяжело.
– Что же вы так?! – накинулся Никаноров на уцелевшего бойца.
– У него пульс… не прощупывался, – пробормотал тот.
– Стало быть, спецназ ВДВ и этому учат? – хмуро переглянулся со мной Никаноров.
– Секунды на четыре, не больше, – ответил я. – Полковник Миенг учил, из военной разведки народной армии Вьетнама.
– Слыхал про такого, – кивнул Никаноров. – Вот теперь будет у нас работа. Этого ублюдка по джунглям искать. Впрочем, тебя, Валентин, это уже не касается.
Меня и в самом деле это не касалось. Ранним утром следующего дня я отправился в условное место, которое нам до этого указали ныне покойные пленники. Там, на большой поляне, я развел костер с помощью ярких, цветных пирофакелов. Не прошло и пятнадцати минут, как в небе показался вертолет. Когда он сел, я сказал условную фразу-пароль и получил отзыв.
– А почему один? – недоуменно позволил себе поинтересоваться пилот.
– Так уж сложилось, – ответил я.
Больше вопросов не последовало. Вертолетчик должен был забрать ликвидаторов после того, как они разделались бы с нами…