Предателей казнят без приговора
Шрифт:
– Мне торопиться некуда, – только и произнес я.
– Нам тоже, – согласился со мной Филипп Семенович. – Кино уже посмотрели? – кивнув на телевизор, повернулся он к генералу.
– Посмотрели, – дернув лицевой мышцей, ответил Леонтьев.
Про «кино» тоже знают. И, скорее всего, знают, что «кино» не для «Оскара».
– Ну что ж, господа офицеры, – оглядев поочередно Леонтьева, меня и милицейского полковника, проговорил Глушков-старший. – Расставим точки над «i».
Расставим. Полковник милиции поднялся со своего места и открыл дверь, ведущую в коридор. Сперва в помещении оказались трое крепких парней. Хоть они и были в штатском, но по их движениям было видно, что они прошли специальную подготовку, а следом за ними через секундную паузу перед нами предстал…
Капитан Кравцов собственной персоной!
На его физиономии были заметны следы, оставленные Серегой Млынским, плюс трехдневная щетина. В остальном же Кравцов выглядел весьма бодрым и уверенным в себе. Выходит, имелось у Увальня свое «африканское окно», свой способ возможного отхода. Кравцов показал себя куда большим профи, чем я от него ожидал!
Глава 3
– Спокойно, Денисыч! – только и произнес Кравцов.
На меня уставились сразу четыре пистолетных ствола. Милицейский полковник и парни, пришедшие с Кравцовым, выхватили их в мгновение ока.
– Руки на стол положи, – скомандовал мне Кравцов спокойным тоном.
Даже не скомандовал, а просто властно проговорил. Мне ничего иного не оставалось, как повиноваться младшему по званию. Если меня не грохнули с самого начала, значит, предстоит некий разговор.
– Теперь, Николай Борисович, тебе понятно, что все мы очень хорошо осведомлены о том, что вы только что здесь созерцали, – взял слово Филипп Семенович. – Кажется, мы все под колпаком у этого десантника и его новых друзей. Так, Леонтьев?
– Почти, – ответил генерал. – Только подполковник предложил нам… Ну, одним словом, дает нам некоторое время на… Сборы и эвакуацию, – подобрал он наконец точное определение.
– Это очень любезно и благородно с его стороны, – подал голос Глушков-младший.
Между тем Леонтьев всем корпусом повернулся к Кравцову:
– Что же ты, Кравцов, всех нас с потрохами выдал?
– Я выдал, я же и спасу, – как ни в чем не бывало отозвался капитан.
– Ну что же, давайте послушаем господина Кравцова, – продолжая исполнять роль председателя, сделал приглашающий жест рукой Филипп Семенович.
В этот момент я расслабился и, как выяснилось, напрасно. Приготовившись слушать господина Кравцова, я пропустил первый удар. Один из парней неожиданно прыгнул на меня и сумел нанести удар ногой в голову. Двое других тут же подхватили с боков, вывернули руки и уложили лицом в пол.
– Извините, Валентин Денисович, но так спокойней, – услышал я сквозь зыбкое марево, образовавшееся в голове после столь сильного футбольного удара.
Рука одного из парней скользнула к потайной кобуре. Сейчас меня обезоружат… Что потом?! Ладонь второго в этот момент сдавила мне лицо, больно плюща нос и губы. Вот этого-то делать и не стоило! Собрав всю ярость, я вцепился зубами в ненавистные, пахнущие дешевым одеколоном пальцы. Парень взвыл. Далее каким-то чудом, на автомате, мне удалось вырваться из мощных лап, пробить правой в печень тому, кто был ближе всех, вскочить на ноги и выхватить пистолет Стечкина. Однако мои противники имели неплохую подготовку по рукопашному бою. Не успел я на кого-либо направить оружие, как один из них ухитрился выбить у меня пистолет. Второй удар я блокировал, провел контратаку и заставил противника отступить. Поднять пистолет лучше даже не пробовать. На меня посыпались удары сразу с трех сторон. Меня атаковали все трое. Прошедшие такую же (или почти такую же) подготовку, как я. Мне ничего не оставалось, как применить против них наиболее жестокие, напрочь отключающие приемы. Поймав момент, я ударил головой в лицо того, что был прямо передо мной, как говорили в моей деревне – взял на калган, и мгновенно вырубил его. Второго я ткнул фалангой указательного пальца под кадык, заставив упасть на колени и забиться в тяжелом кашле. С третьим же было сложнее. Третий противник оказался боксером, но, в отличие от меня не мастером спорта. По крайней мере, он очень легко попался на мой отвлекающий маневр и схлопотал прямой удар по открытой челюсти, после чего оказался в длительном нокауте. Вот, пожалуй, на данную минуту и все…
– Ну зачем же так, подполковник?
В лицо мне смотрел пистолет-пулемет, который был в руках у Кравцова. С ним так просто не совладаешь. Как он разделал сразу троих наемников, с которыми оказался заперт в одной камере… Краем глаза я отметил, что милицейский полковник аккуратно поднял мой пистолет и завернул его в какую-то гладкую ткань. Это мне очень не понравилось, но что было делать дальше?!
– Сядь и выслушай! – скомандовал Кравцов.
Я молча вернулся на свое место и положил руки на стол. Обезоружили, и хрен с ними. Послушаем…
– Ситуация сложилась гнилая, – заговорил Кравцов, не убирая оружия, но несколько смягчив тон. – Совсем гнилая, и я в этом частично виноват.
При последней фразе генерал Леонтьев заметно усмехнулся, но Кравцов не обратил на генеральскую усмешку никакого внимания.
– В данный момент мы все под колпаком, – продолжил Кравцов. – Мне и еще троим товарищам по несчастью пришлось дать под запись подробные показания. Про связи и долю в международном наркобизнесе, заказные убийства, нефтяные сделки с чеченцами… Разумеется, про «шоколадную операцию», про тайные плантации, на которых должны выращиваться не только какао-бобы. Однако это всего лишь слова.
– Прокуратуре и ФСБ придется эти слова проверить, – заметил я. – И многие факты подтвердятся.
– Пожалуй, – согласился со мной муровский полковник.
– Но троих «свидетелей», дававших показания на камеру, уже нет в живых, – с расстановкой и чувством проговорил Кравцов, окончательно выйдя из образа молчаливого увальня. – Так, Денисыч?
– Так, – честно ответил я.
– Ну а я могу заявить, что оклеветал уважаемых господ под пыткой, – произнес Кравцов.
– Факты, в любом случае, слишком серьезны. Тем более, что все они попадут в печать, в том числе иностранную, – стараясь выглядеть спокойным, ответил я. – Следствие будет возбуждено так или иначе. Но самое главное – каждый из здесь присутствующих будет замаран до самой макушки. Вашему бизнесу конец.
– Если вмешается президент или кто-нибудь из его ближнего окружения, наш министр например… – задумчиво проговорил милицейский полковник. – Пожалуй, бизнесу конец!
– Да, это так, – Кравцов кивнул стриженной, со следами ссадин и кровоподтеков головой. – Но давайте отметим одно главное обстоятельство. На ком сходятся все нити, за которые, судя по нашим показаниям, может ухватиться следствие?
На какое-то время воцарилась тишина, с ответом никто не торопился.
– На Николае Борисовиче Леонтьеве, – сам же ответил на собственный вопрос Кравцов. – Господ Глушковых я упоминал лишь вскользь, остальные и вовсе ничего про них не говорили. Следствию сложно будет что-то доказать в отношении Филиппа Семеновича и Дмитрия. Так, Леонид Наумович? – обратился Кравцов к адвокату Шпеллеру.
– Конечно, – кивнул кучерявой головой тот. – Тем более, что вы, господин Кравцов, от своих показаний откажетесь.
Адвокат и в самом деле оказался картаво-шепелявым.
– И получится, что генерал Леонтьев в одиночку создал военно-мафиозную структуру. Нет, с господами Глушковыми он дружил, но не более того. Даже помочь им хотел в их «шоколадном бизнесе». Но по собственной, исключительно по собственной инициативе, – торжествующим тоном закончил Кравцов.
– Лихо, капитан, – зло сверкнул глазами Леонтьев. – Филипп! – повернулся он к Глушкову-старшему. – Значит, ты хочешь, чтобы я все взял на себя?!