Предателей казнят без приговора
Шрифт:
Леонтьев старался сохранить хладнокровие, но с каждым мгновением ему это удавалось все труднее и труднее. В самом деле – в моих руках оружие, в его телевизоре очень интересное кино.
– У тебя и у Глушковых будет возможность бежать! – тут же сообщил я. – До того, как Генеральный прокурор подпишет санкцию на ваш арест.
– За что такая милость?
– Не люблю загонять людей в угол. А потом… У каждого своя работа. Я свою сделал. Теперь очередь Генпрокуратуры, ФСБ и Интерпола. Пусть поработают, экстрадируют тебя, потом судят. Я – десантник, а не прокурор.
– Покойник
Произнес он это неожиданно твердым голосом, и бесцветные глаза генерала стали ледяными.
– Только после тебя, – ответил я, окончательно дав понять, что смогу выстрелить и через одежду. – А теперь самый разумный совет. Ты принимаешь решение после разговора с Глушковыми. Ты ведь явно нервничаешь, чувствуешь, что их визит не случаен.
– А ты?
– Я тоже это чувствую, но к их визиту непричастен. По-моему, они явятся несколько раньше, чем обещали. То есть с минуты на минуту.
Некоторое время мы оба молчали. Леонтьев пытался осмыслить весь информационный поток, что вылился на него за последние полчаса. В самом деле – с одной стороны, он обложен и прекрасно понимает, что это серьезно. Никаноров, я, Степаныч и остальные хватку не ослабят, у генерала в этом сомнений нет. Именно поэтому он и мечтал уничтожить нас всех руками друг друга. Сейчас же у гэрэушника появился шанс сбежать со своими капиталами в какой-нибудь укромный уголок планеты. Искать его будет Интерпол, разведка, но не спецназ ВДВ. Откажется от моего предложения – загремит под следствие, и это как минимум. Чтобы окончательно убедить Леонтьева в неизбежности такого финала, я достал из своего рюкзака небольшой прибор с кнопками, маленькой антенной и совсем крохотным монитором. И подключил его к леонтьевскому телевизору.
– Поговорите со старинным приятелем, – набрав на приборе несколько цифр, я протянул переговорное устройство генералу. Сам не заметил при этом, как снова обратился к Леонтьеву на «вы». Чертова субординационная привычка.
А на экране телевизора через пару секунд возник полковник «Вымпела» Андриан Куприянович Никаноров.
– Привет, – как ни в чем не бывало произнес Никаноров. – Что скажешь, Николай Борисович?
Леонтьев говорить не торопился, смотрел то на экран, то на меня.
– Как видишь, мы даем тебе шанс, – продолжил Никаноров. – Но с твоей преступной деятельностью будет покончено, и ты навсегда покинешь нашу страну.
– Подумать надо, Андриан, – проговорил наконец Леонтьев. – Двое суток!
– Нет, – категорически отозвался Никаноров. – Два часа, не более.
Я между тем соображал, сообщать полковнику о визите Глушковых или нет. Ведь этот визит, скорее всего, случаен, а Леонтьев не такой дурак, чтобы ставить обо всем в известность тех, кого собирается сдать.
– Через два часа переговорим, – принял наконец решение Леонтьев.
– Андриан Куприянович, что с Кравцовым? – задал я вопрос.
– Млынский с ребятами его ищут, – ответил Никаноров.
Если Млынский, то более вопросов не имею. Серега достанет Упыря из-под земли.
– Желаю приятно провести эти два часа, – сказал на прощание Никаноров, и экран
– Стало быть, упустили Кравцова? – усмехнулся, точно ощерился, Леонтьев.
– Временные трудности, генерал, – ответил я.
– В этой жизни все временно, – тоном доморощенного философа заметил Леонтьев.
– Надеюсь, Глушковым о моем визите и тем более нашем разговоре вы сообщать не станете.
– Посмотрим.
При этих словах я молча кивнул на потайную кобуру. Генерал хотел было что-то ответить, видимо, что-то по-генеральски достойное и уничижительное для подполковника, но в этот момент у него затренькал мобильник.
– Да, проходите, я готов вас принять, – произнес Леонтьев и тут же бросил вопросительный взгляд на меня.
– Надеюсь, разум вас не покинет, – отозвался я, всем своим видом давая понять, что желаю присутствовать при беседе с Глушковыми, тем более, что в лицо меня папа и сын не знали.
Не прошло и минуты, как в наш кабинет вошла целая процессия. Первым шел немолодой, довольно высокий и полный господин в позолоченных очках на крупном пористом носу. Следом за ним – господин помоложе лет на тридцать, но в остальном полная копия первого, включая позолоченные очки и большой бесформенный нос. Господа Глушковы собственной персоной. Следом за ними шел маленький пузатенький кучерявый человечек неопределенного возраста. Наверняка картавит, и наверняка это личный адвокат Глушковых Шпеллер, о котором мне рассказывал Степаныч. Четвертым был мужчина лет сорока пяти, одетый в форму полковника милиции. Его усатая физиономия также была мне знакома – года три назад он давал интервью по всем телеканалам. Тогда прогремело дело о милицейских «оборотнях в погонах». Этот полковник был начальником отдела МУРа, в котором все арестованные «оборотни» и служили. В телеинтервью начальник клялся, что ни сном ни духом не ведал, чем занимаются его подчиненные. Не знаю, поверили ли зрители, а вот прокуратура поверила. Генералом полковник не стал, но и МУРа не покинул.
– Ты не один? – спросил Филипп Семенович Глушков, мазнув по мне барственным взглядом.
– Как видишь, – ответил Леонтьев.
– Мы, кажется, знаем, кто ваш гость, – произнес бывший начальник муровских «оборотней».
– И он, разумеется, нас не покинет, – мило улыбнулся Глушков-младший.
– Что случилось, Филипп? Что за срочный визит? – перешел к делу генерал Леонтьев.
– Присядем, – кивнул седеющей головой Филипп Семенович, и все вновь прибывшие оказались за леонтьевском столом.
Сам Глушков-старший, точно нарочно, сел напротив меня.
– Разговор у нас, скорее всего, будет долгим, – тоном председателя на собрании проговорил Филипп Семенович и уставился на меня своими сильно уменьшенными линзами очков глазами. – Вы ведь не торопитесь, Валентин Денисович?
Вот так «мягкая посадка»! Я, разумеется, не тороплюсь. Но вот откуда эта очкастая тварь знает мое имя-отчество? Стало быть, знает, зачем и почему я здесь! Но откуда?! Бросив быстрый взгляд на Леонтьева, я заметил, что у генерала заметно дернулись руки. «Сюрприз» для него был ничуть не меньшим.