Предрассветные боги
Шрифт:
— Пожрать где-то еще бегает, — хмыкнул Ильм, обихаживая свою невозмутимую Горку. — Всего и делов-то: поклониться Перуну, дабы оно притащилось к костру своими ногами.
— Оно уже тащится, — беззаботно оповестил помянутый бог.
— А это что такое? — насторожился Рагвит, вперившись взглядом в сторону дороги, огибающей растормошенное селище. — Заставы там, вроде, наладили, а все одно, кто-то шляется…
Молвил и осекся, не веря своим глазам. В их сторону волочились семь… баб ли, девок — с виду так чистые старухи. Но не это потрясло крепкого сердцем брата самой смерти — полонянки были светловолосы. А
— Чего встал? — буркнул Рагвит, обходя его стороной.
Сам он осторожно нес на руках обеспамятевшую девчонку, а вторая повисла у него на локте, с трудом переставляя ноги. Кого-то волочил и Парвит, а вслед за ним и бледный злой Северко.
— Мара! Мара! — верещала где-то впереди Лунёк.
А навстречу родичам несся, как полоумный, Перунка, за коим с трудом поспевал Драговит. Вот когда богам пригодилась излишне нахапанная сила. Старшие-то еще ничего, а вот малую Мара вытащила уже из-за кромки. Лунёк и Янжи с Баирой крутилась рядом, хлопоча над девчонкой, как умели. Колдунья успела даже заварить особых травок Ожеги, что прихватили с собой мужики. А те мрачно расселись сторонкой от этой суеты, ожидая, когда можно станет учинять полонянкам спрос.
— Не ведаю, — равнодушно выдавила из себя Блага, не поднимая глаз.
Мужики удивились: как можно не знать, где родные селища твоего Рода? Пусть не точно, но хоть что-то же…
— Мы все родились уже тут, — оглушила их Зеля.
Пусть Благе и было семнадцать, но пятнадцатилетняя Зеля была и бойчее подруги, и мертвечиной от ее души не несло. Уразумев, что от самой старшей толку не добиться, Драговит занялся младшей:
— А как ваш Род прозывался?
— Матушка как-то обмолвилась, будто мы из Рода Лося, — наморщила лоб Зеля. — Из Белого народа. Тока вот хворала она тогда сильно. Может, и бредила — не скажу, мне тогда восемь было.
— А матушка?.. — осторожно начал Драговит.
— Ушла за кромку, — чуть не с облегчением выдохнула Зеля.
Мужики переглянулись и стиснули кулаки.
— Нас тут пятеро из одного Рода: я, Кротка, — ткнула она пальчиком, — Лепава и Славна с Милядой. Тихана, — указала рассказчица на оживающую малую, — та из Рода Волка. О том ее отец почасту твердил, покуда его лошадьми не разорвали.
Тихана из Рода Волка. На трех братьев оглянулись все. Глаза Рагвита горели бешеным огнем, Парвит кусал побелевшие губы и шумно глубоко — как учила Мара — дышал. У Драговита заместо лица каменная маска — почище, чем у самой богини смерти. Тихана из Рода Волка — все как-то сразу поняли, что нынче у трех братьев появилась новая сестренка.
— А Блага… — Зеля нахмурилась, бросив косой взгляд на застывшую бледную подругу. — Я и не ведаю. Ее не от нас притащили. Из других мест, а откуда она не говорила. Она вообще почти не говорит — ничего не вытащить. И не плачет. Мы все плачем — так легче. А она никогда.
— Мара! — окликнул Драговит, но договорить не успел.
— Она уже за кромкой, — холодно оповестила богиня смерти.
— Да ты что?! — подорвался Парвит. — Она ж!..
— Уже за кромкой, — равнодушно подтвердил Перунка, отымая руку от затянувшейся раны на ноге заерзавшей Славны. — И не лезь, куда не приглашали. Что отнято, то отнято. И никому того уж не вернуть: ни людям, ни нам, — беспощадно постановил он, подходя к Благе и кладя руки ей на голову.
Бог нежно пригладил растрепанную макушку, сбросил с нее какие-то травинки, поцеловал девушку в лоб. Та вскинула на него мертвые глаза и вдруг улыбнулась.
— Матушка, — зашевелились белеющие на глазах губы. — Где ты? Это я… Твоя Благушка. Я иду, матушка.
Сидящий рядом Ильм едва успел подхватить стекающее на землю легкое тело в драном тряпье из полотна сакха. Заглянул в стекленеющие глаза и содрогнулся. Тоскливо взвыла и тотчас заткнулась одна из волчиц — аж захлебнулась тем воем.
— Схоронить нужно, — вздохнул Перунка и ткнулся под бок Драговита.
Схоронили. Честь по чести. На душе у каждого кипела такая погань, что пересказывать друг дружке даже не брались. И так понятно, что спускать такое нельзя. Ярились, дергались, то и дело хватались за оружие, бестолково крутя его в руках.
— А чего вы ждали? — огрело мужиков по башке ледяным вопросом Мары.
Отдав заснувших девчонок под опеку малолетней колдуньи и степнячек, она, наконец-то, смогла закусить холодным мясом.
— Шли сородичей выручать, вот и получили для затравки. Выручили первых, — беспощадно била прямо по сердцу грозная богиня. — Не чаяли застать их в таком ничтожестве? А как вы себе представляли житье-бытье в полоне? Ах, ну да! Белый народ такой затеи, как рабство, не знавал. Что ж, теперь узнает. Пятки жжет бежать расквитаться? Бегите, квитайтесь. Те из вас, кто жив останется, сможет и домой вернуться. Если сильно свезет.
— Не свезет, — замотал головой Перунка. — Нет на свете тех богатырей, что против целого народа выстоять способны. Нет, и не будет.
— Так что, — тихо пробормотал Ильм, — мы своих отсюда и увести не сможем?
— Сможем, конечно, — удивился Перунка. — И уведем.
— Так что ж вы тут оба…
— Я сказал: уведем, — заткнул бог ерепенистого Парвита. — Я не говорил, будто мы тут побоище учинять станем. Кишка у нас тонка столько народа за кромку наладить. Да и нельзя. Нам с Марой того нельзя, — поправился он. — Не нам решать судьбу целых народов. Запретное то дело, и не вашего оно ума.
— Придется все переиначить, — внезапно молвила Мара, тщательно разглядывая застывший на новом куске жир. — Оставим покуда логово. Оно от нас и так никуда не денется, — швырнула она не приглянувшееся мясо волчицам. — Нашумим только заранее.
— Обязательно нашумим, — согласился Перунка. — Тогда и народ трудней уводить станет. Так что, поспим малехо и назад поворотим. Пробежимся по здешним селищам, отыщем тех славнов, кого сможем отыскать.
— А после? — жарко задышал на него, придвинувшись ближе, Зван.
— За Бису уйдем, — ответил непонятливому Парвит.
— Нет, — отрезал Перун. — Добежим до Великих вод и двинем вдоль нее на полдень.
— А там мы чего потеряли? — проворчал Рагвит.
— Там большие горы, где сакха добывают из земли аясов камень.