Предрассветные боги
Шрифт:
Ее уж и так разок вынудили изменить себе. В тот день они только-только выползли из дебрей Лебединой реки на Двурушную. Опаска, что вслед кинутся опамятовшиеся сакха, отошла. И вот тут-то пара десятков раздухарившихся разноплеменных сынов Белого народа порешили заместо оставленного Перуном Ильма избрать себе нового вожака. Мара как раз сбиралась слазить на замечательную гору, дабы оглядеться по сторонам. Принюхаться: что там впереди и как? Однако и помимо нее в обозе объявились умники, что так же сбирались кое-чего сотворить дельного, но едино для себя, для своей пользы. Чуя большую бучу, Ильм повелел Капкиайю с его степняками ни во что не ввязываться. Гнать себе коней в подвернувшуюся долинку, откуда в Двурушную с полудня вбегала ленивая речонка. Долина была богата обширными высоченными травами, где Капкиай обещал здорово подкормить коней, ежели им дадут тут роздыха хоть пару-тройку деньков. Туда ж Ильм с Ирбисом и Тугором сбирались завернуть и весь обоз, да Мара их обрадовала, мол, до бучи-то и не поспеют.
— Чего делать станем? — первым спросил Ирбис,
Но ответил ему не Ильм.
— Бить! — ударил кулаком в грудь Тугор. — Кого в кровь, а кого и до смерти. Спускать нельзя. Даже единого разу.
— Согласен, — бросил Ирбис, поглаживая висящий на боку меч.
Ильм и тут промолчал, пытая взглядом Мару.
— А разумно ли будет мне мешаться в ваши дела? — равнодушно осведомилась та.
Мужики помолчали, осмысливая вопрос смерти. Затем по праву старшинства в летах первым постановил Тугор:
— Разумно. Коли светлые боги порешили отличить славнов, а им вздумали поперек вставать, так кому ж, как не богам и пресекать такое зло? Славны ж не своей волей — по вашему слову двинулись к сакха. Вашей же волей и нас к себе ведут. Так какое ж тут вмешательство?
— Согласен, — и тут поддержал его Ирбис. — Нынче не богиня станет мешаться в человечьи дела. Тут смертные мешаются в божий промысел.
Пока они так промеж себя толковали, необузданные душеньки подоспели к тем же повозкам с оружием. И смелы были не в меру, ибо богиня пред тем просто исчезла, где стояла. А два десятка смертных против троих завсегда на отвагу не поскупятся. Пусть и учил прежде народ тот же Ильм своим дрыном, да, видать, ученье то кое-кому впрок не пошло. Как и резоны, что тщился донести до них осторожный Тугор. И суровое предупреждение добряка Ильма, коему доверили жизнь стольких людей. Оно б, прежде и не отважился бы лис на сей грозный шаг, да позора пред Драговитом с братьями, пред Недимиром с Деснилом, а пуще пред богами снести бы не смог. И от тех мыслей о незаслуженном позоре разъярился вдруг нешутейно. А Тугор, меж тем, в другой раз потребовал, дабы мужики остыли и пообдумали, на что решились. Попенял тем из сородичей, кто примкнул к его турам и был принят за нового родовича. Сами же туры, сообразив, к чему дело идет, сбегались отовсюду. Да и прочие мужики решили не попустить разлада. А коли приспичило кой кому обидами потрясти, так добром обо всем уговориться. Может, оно б так и случилось, кабы не бушевавшее в Ильме черное бешенство, что застило ему весь свет.
— Испортит все дело, — тревожно проворчал Тугор, не спуская взгляда со славна.
А у того уж и глаза белой яростью налились. И любимая палка в рост человека завертелась, заплясала в воздухе.
— Остановить надо! — ринулся, было, к нему, Тугор.
— Стой! — повис на нем Ирбис. — Не он это, она, — только и успел шепнуть на ухо лебедь, как все и началось.
Прочие мужики, так и не добежав до повозок с оружием, застыли, как вкопанные, едва под ударом жердины треснула первая непокорная башка. Высокий грузный Ильм легко крутился сам и крутил своей великанской дубиной, всякий раз попадая в цель. Спешно опомнившиеся возмутители обозного уклада бросились на него единым махом. Да не с пустыми руками — мечи потянули. Тоже, словно посвихнулись разом, а ведь осторожничать в полоне подучились изрядно. Тут же, ровно их кто под руку толкал затоптать, измахратить славна. А тот в такой раж вошел, что Ирбис утащил Тугора подале, дабы случаем не прилетело, покуда Ильм лютует. И прочим мужикам указал в ту смертную пляску богатыря не соваться. Дело он и без них сделает. А коли невинных заденет, так страшно огорчится. Мужики и не полезли разнимать драку. Ильму того не требовалось, а его супротивникам… Так они ж сами выбрали свою судьбу себе на шею. За другим шли к душевному и обманно беспечному славну? Думали тишком его поприжать? Вон и богини не испугались — о стыде и речи нет. Раз услыхав, будто она в дела человечьи не мешается, за последующие месяцы зимовки в том убедились себе на радость. Не было ее и в тот день рядом со своим богатырем. Однако Ильму ее подмога и не понадобилась — сам свершил суд и расправу. Лишь перебив хребет последнему из противников, он будто опамятовался. Оглядел поверженные тела проясняющимся взглядом, выдохнул тяжко с хрипом, развернулся и ушел прочь. Вовсе из обоза пропал. Вернулся лишь ночью вместе с Марой, что тоже пропадала весь остатний день. И был Ильм спокоен, как прежде, ровно и не своими руками отправил за кромку два десятка мужей не из слабых…
— Опять глаза твои, Великая, не видят, куда ноги ступают? — добродушно проворчал Небор, поймав Мару при падении наземь. — Прям, хоть на закорках тебя таскай с утра до утра.
— Задумалась, — сухо оправдалась она, благодарно кивнув старшому куниц.
— Есть о чем? — ничуть не отстал, а лишь крепче вцепился в нее Небор.
— Вождь славнов отправил вам подмогу. Деньков через пять встретитесь. При груженных сеном волокушах быстрей они не поспеют.
— Ну да, — понятливо закивал Небор. — Кони и у них не каменные. Боле того, что сдюжат, все одно из них не выбить. Что ж, и то нам в радость.
— Вот ступай и поделись той радостью с людьми, — прошипела Мара, желая скорей отвязаться.
— Мара! — завопил откуда-то сбоку Ильм.
И Тугор почти сразу покликал ее где-то впереди. Небор и слова молвить не успел, как богиня пропала с глаз. Он еще чуток попялился на место, где она только-только стояла, поозирался и сплюнул.
— Сбежала?! — досадливо треснул кулаком о кулак добежавший до него Ильм. — Вот всегда она такая! С малолетства. Коли, какое дело ей в досаду, так без слов смывается. Чего хоть сказала-то?
— Будто ваш вождь выслал нам подмогу, — добросовестно повторил услышанное Небор.
— Славно! — обрадовался Ильм, махом позабыв о нерадивой богине. — Коли Недимир что посулит, так с места не сойдет, покуда не исполнит. И обнадежены мы им нынче крепко.
— Однако ж, и сами на месте стоять не должны, — заметил Небор.
— И не станем, — загорелся Ильм. — Там Мара оленье семейство нащупала да обезножила. Ирбис охотников скликает. Даже Тугор решился косточки поразмять. Вот мяса запасем и двинем, прям, хоть в ночь. Небо чистое, луна полная, земля под ногами зримо подрасчистилась — скоро горам конец. Доползем по-тихому. Сам-то не желаешь за олешками пробежаться?
— А ты?
— Разом всем уходить от обоза не след, — напомнил Ильм. — Видать, нынче мне тут поскучать выпало.
— Ну, и я с тобой поскучаю, — решил Небор. — Опять же, за Марой присмотреть надо…
— Брось, — отмахнулся Ильм. — Чего с ней станется-то? Нынче она на гору не полезет — незачем. Давай-ка лучше на повозки еще разок глянем. Там у двух точно по колесу сменять надо. А, может, и еще какие поломки вылезут…
Мара явила себя миру, едва они отошли на пару десятков шагов. Не оборачиваясь, внимая словам Небора, Ильм вскинул над головой руку и погрозил ей кулаком. Она скривила губы, развернулась и пошла проведать Лелю — та нынче правила сломанную подростком-степняком ногу. А еще у нее баба рожала, а еще троих детишек пронесло с какой-то дряни, коей они без спроса набили животы. Тут уж хочешь-не хочешь, а помочь надо. И потерпеть нужно еще совсем чуток — скоро придет подмога, а там и до дома рукой подать. А уж дома-то разом закончится вся эта докука, что она навздрючила на свою шею, повинуясь самолично измысленному долгу. И кою превозмогла до конца, сколь бы раз ее не манило удрать — и без нее бы новые родичи дотопали до места. Однако это-то теперь было ей неподвластно. Теперь-то она впряглась в эту жизнь всеми своими силами. А путь назад — это лишь путь к гибели, и прочие измышления тут пусты. Ибо народ без богов еще как-то выживает, веря в то, что попадет под руку в лихую пору. А вот боги без людей исчезают начисто, будто и не бывало их вовсе. Мара же не желала исчезать — не та порода. Ее ждала долгая и наверняка весьма любопытная жизнь. Ради этого стоило потрудиться.
Эпилог
Эпилог
Богиня смерти сидела на берегу Великой реки и неотрывно пялилась на солнечные блики, скочущие зайцами по перекатам мелких волн. В глазах уж рябило, а ей все не доставало силы оторвать взгляда от своих мучителей. Спроси ее: с чего бы, так с ответом и не нашлась бы. Маета, маета, маета… Приставучий человечий недуг, что прилип однажды и с той поры все никак не оставлял в покое. А, казалось бы, все сложилось на зависть: и у славнов дела, хоть куда, и братья с Перуном вернулись в здравии да с добрыми вестями. Пять лет пропадали неведомо где, и вот, наконец, явились. Нет, об их гибели она и не загадывала — невозможно сие, коли бог с людьми оберегают друг дружку. Коли связаны они кровными узами, что в этом мире дорогого стоит. Просто Маре поднадоело их ожидать, сидючи на месте. Ее тож тянуло побродить по миру, но судьба судила иное. Она покосилась на примостившегося рядом Перунку: вытянулся тот в прошедшие лета изрядно, окреп. Загорел, чуть не дочерна — белые отцовы волосы торчат над темным ликом, будто снежная шапка на верхушке горы. Да и другие перемены в глаза бросаются, кои лишь душой и распознаешь. Мара не сразу и уразумела, что Перун просто вырос, как это и случается с людьми: и телом, и смыслом. Долго разглядывала его с пристрастием. А он, преисполненный спокойствия и чуток непонимания ее смутных терзаний, балаболил, не видя повода, дабы свернуть с неприятного для нее рассказа.
— Ну, а после наткнулись мы… Верней сказать, на нас наткнулись степняки. Малый Род, идущий стороной от тех мест, где рыщут сакха. Ты, поди, догадывалась, что Дэрмэ быстро оправится от нашего набега?
— Уверена была, — поддакнула Мара, едино, дабы не молчать и не подталкивать его к иным досадным вопросам.
— Во-во. Он внове гуляет по всем западным степям, будто и не получили сакха по шее. Будто не сгинул этот их Ыбыр, а всего-то и отлучался ненадолго. Мы у самых полуночных гор шуганули одну из ватаг, что шла в набег. Видать, был там кто из тех, что познали тебя иль меня. Они даже рыпаться не стали — сразу прочь завернули. О чем, бишь, я? А! Так вот. Тот малый Род, понятно, пожелал прибрать к рукам нас с нашим добром. Ты подумай: народец против тех же сакха вовсе плевый, а тож рабов брать пристрастился. Мы у них с десяток полоняников из Белого народа увидали, да и отняли. Под корень тех чумазых я губить не стал. Как первые с коней полетели, так остатние махом смекнули: на колдовство черное нарвались. Так в един миг развернулись и умчались в свой стан. Мы за ними. А там шум, рев, бабы на пузах ползают, молят деток пощадить. Мужики на колени попадали, руки наперед вытянули, мол, вяжи нас, беспутных. Ну, мы полоняников посбирали да коней под них забрали. После Северко схоронили и своей дорогой двинулись. А чумазые всё глазам поверить не могли, что легко отделались. Покуда их видать было, всё так на коленках и торчали.