Предсказанная
Шрифт:
— Да будет клятва нерушима, — заключил Флейтист. — Что бы ни случилось дальше, вы должны помнить, с чем мы играем. И с кем бы мы ни встретились, в какие условия нас бы не ставили — будем же играть по правилам старой детский игры. «Да и нет не говорить, черного и белого не выбирать». Мы выйдем отсюда иным путем. По крайней мере, некоторые из нас… — добавил он, чуть помедлив. — Пойдемте, нас давно ждут.
Их встретили сияющими улыбками. Обе красавицы, на вкус Вадима, ни в чем не уступавшие друг другу — слишком разными они были, и выбирать лучшую было, как сравнивать ветер и пламя, — привели себя в порядок. Мокрые майки оказались весьма привлекательной
— За стол, — сказала Софья. — Срочно. Я тут уже истекаю слюной, пока вы там курите…
Пока мужчины беседовали по душам, женщины накрыли на стол. Собственно, им нужно было только расставить тарелки и кружки. Вадим поднял свою со стола, постарался рассмотреть, ловя свет от лампы. И они, и горшки, лотки и кадушки с угощением, выглядели очень, очень старыми. Глазурь на глине растрескалась, трещины были темными от времени. Когда-то на кружке в два цвета — черный и белый — был изображен замок на фоне неба. Тот, в котором они находились, сообразил Вадим. Теперь же паутина трещин почти скрыла рисунок, превратив его в хитрую мозаику. Вилок или ножей не было, впрочем, Вадиму уже было все равно. Есть руками? Пожалуйста. Тем более, что среди блюд не было ничего жидкого. Куски жареного мяса и печени, рыба, зажаренная целиком, квашеные овощи, ломти хлеба грубого помола. Еда оказалась еще теплой, а мясо — довольно горячим. В кувшине обнаружился загадочный напиток, не то квас, не то пиво, с привкусом яблок. В меру сладкий, в меру хмельной — то, что нужно после долгого пути.
— Сидр, — пояснил Серебряный, когда Анна спросила, что такое вкусное она пьет. — Настоящий, а не тот, что продают в железных сосудах.
Девушка от смеха подавилась моченым яблоком, и Вадим постучал ее по спине.
— Что я столь забавного сказал? — обиженно спросил Гьял-лиэ.
Анна всхлипнула, заходясь новым приступом смеха и от восторга принялась стучать рукой по столешнице — других способов выразить свои чувства у нее не осталось.
— Твои формулировки несколько устарели и порой звучат смешно для слуха тех, кто намного младше тебя, — спокойно пояснил Флейтист. — Смешно не то, что ты сказал, а то, как.
— Ну, знаете ли, господа младшие… — надулся Серебряный и запил обиду сидром.
Ровно в этот момент в зале окончательно потемнело. Плошки с маслом усердно чадили, но огонь больше не освещал помещение. Воздух налился вязкой тьмой, стал плотным и неприятным на вкус. Вадим подумал, что его можно пощупать. Истинный смысл пословицы «хоть топор вешай» обнаружился во всей красе.
Вместе с тьмой пришло ноющее, гадкое ощущение в висках. Словно сотня мошек облепила их, жужжа. Вадим потер лицо — разумеется, на коже ничего не было, но он чувствовал уколы и укусы.
— Вот и до нас дошло, — беззаботно сказала Софья. — Стены выдержат. Вы ешьте, ешьте — переживем и зажуем…
Вадим налил себе еще сидра, залпом осушил кружку, пытаясь в опьянении спрятаться от мутного, томного и тревожного ощущения давления. Не помогало, хоть сидр и вызвал приятную легкую слабость в усталых спине и ногах. Есть уже не хотелось. Тьма сгущалась. Все сложнее было просто сидеть на табурете — хотелось заснуть сидя, закрыть глаза и зажать уши, лишь бы не ощущать вязкой липкой тьмы в воздухе.
Темную тишину разрезал тонкий, как лезвие ножа, чистый звук. Потом — целая трель. Отдельные ноты сложились в мелодию, легкую и смелую. Вадим поднял глаза — играл Флейтист. Через минуту показалось, что тьма отступает, повисает за спинами, изгнанная музыкой и мастерством Флейтиста. Но мастерство мастерством, а сила — силой: видно было, что играющему тяжело. Музыка причиняла ему боль, и боль эта проступала на и без того бледной коже снежной белизной и каплями пота. Казалось, что он ступает по битому стеклу — осторожно, но упрямо.
Вадим почувствовал, что обязан ему помочь. С трудом поднялся с табурета, дошел до угла, где стоял кофр, расстегнул застежки. Гитара сама прыгнула в руки. Он осторожно проверил настройку, опасаясь, что после всех приключений строй полетел к чертям, но верный «Гибсон» опять оказался на высоте. Вадим вернулся к столу, дождался, пока Флейтист начнет новую мелодию, и стал играть. С первым же аккордом по спине проползла ледяная струйка пота. Тьма в воздухе сопротивлялась музыке. Пальцы болели так, словно Вадим отморозил руки и теперь пытался шевелить ими. Но взглянув на бледные и испуганные лица женщин, на остановившийся взгляд Серебряного, он продолжил. Две трактовки одной мелодии сплелись в уверенный унисон, и сначала каждый аккорд был путем по раскаленным углям, но через сколько-то мгновений тьма сдалась.
Плакала флейта, рассказывая о несбывшемся и о том, что не сбудется никогда. Вторила ей, скорбя об утраченном, гитара — и не Вадим играл на ней, она сама подсказывала, какой аккорд взять. Он только слушался воли инструмента, вдруг обнаружившего характер и душу такой глубины, о которой хозяин раньше и не догадывался. Раньше гитара была хоть и верным, любимым, но инструментом. Теперь, когда ей позволили говорить и защищать собравшихся в зале от опасности, она проснулась.
Аккорд за аккордом, мелодия за мелодией — создавалась зыбкая стена, отделявшая людей и полуночников от бушующей за каменным барьером бури. Башня ходила ходуном, содрогаясь под порывами невидимого и неслышного ветра, по ставням барабанили то ли градины, то ли призрачные кулаки. Но двое играли — и пока длилась музыка, никто не мог причинить им вреда и даже испугать. Анна и Софья смотрели на обоих равно влюбленными глазами, раскрывались навстречу музыке. Серебряный прикрыл глаза и слушал с растерянным, мягким и юным лицом. Более внимательной и чуткой аудитории у Вадима не было никогда.
Сперва отгремела буря, рассеялась тьма, и только потом закончилась музыка. Последний аккорд, последний перелив флейты. И тишина казалась еще отголосками музыки, последними ее каплями, сочившимися сквозь клепсидру остановленного времени.
Когда замолк последний отзвук тишины, Анна встрепенулась. Флейтист опустил локти на стол, упер подбородок в кулаки и созерцал столешницу. Девушка перегнулась через стол, потянула его за рукав, добилась встречного взгляда. Вадим хотел ее остановить, но не успел. Он еще не полностью включился в ситуацию, еще находился где-то на грани между музыкой и тишиной. А вот Анна уже была сейчас и здесь.
— Пароль «Гаммельн»? — с резанувшим Вадиму ухо острым любопытством спросила она.
Флейтист осторожно высвободил руку, потом опустил ладони вокруг рук Анны — не касаясь, но словно заключая в плен. Внимательно посмотрел ей в лицо, чуть улыбнулся. Легкое движение скул, нижних век. Губы по-прежнему были сложены в прямую строгую черту — только дрогнули, поползли вверх уголки.
— Только что догадалась? — спросил он, улыбаясь уже широко. — Отзыв «да», девочка. Но — вопрос в ответ. Согласна?