Предвестники
Шрифт:
Или чтобы понять, нужно жить среди врагов? Но тысячи скрытых жили среди них, и ни один скрытый не предал Мельтиара.
Сотни вопросов теснились, рвались наружу, но я смогла лишь сказать:
– Кто тебя поймет, если не я?
– Эли, - ответил Лаэнар.
– Но Мельтиар забрал его, - возразила я.
– А ты здесь, а не с ним. И где остальные? Не хотят больше знать тебя?
Он лишь улыбнулся, покачал головой. Его чувства пылали, словно огненная стена, - они говорили: "ты не поймешь" и "тебе нельзя знать".
Он не скажет мне, где остальные.
– Эли велел мне остаться, - проговорил Лаэнар.
– И я делаю, как он сказал.
Я разжала пальцы, отдернула руку. Я больше не хотела знать, что он чувствует. Слезы ослепляли меня, серебристый свет мерцал и дробился.
– Почему?!
– Мой голос звенел, был слишком громким.
– Что в нем такого, чего нет у Мельтиара?
Лаэнар снова качнул головой. Он ничего не скажет мне, - ведь теперь я враг и не могу его понять.
Я вскочила, крылья распахнулись за спиной.
– Я увижу Эли, - сказала я.
– Поговорю с ним, пойму. Пусть даже это ничего не изменит, я все пойму.
– Арца, подожди, не надо!..
– воскликнул Лаэнар, но я уже не слушала его.
Небесная река подхватила меня, помчала ввысь. Ветер бил в лицо, пытался высушить слезы.
Я мчалась сквозь потоки, обратно в город, и повторяла снова и снова: я все пойму.
47.
Песни грохотали словно море, били меня штормовым ветром. Они были повсюду, кипящими потоками проходили сквозь меня, сплетались, меняя звучание и цвет. И больше не было ничего: лишь темнота, песни мчащиеся в грозовом вихре, и ладонь врага на моем плече.
Я не знал, сколько это длилось, - сотни напевов обожгли меня, лишили дыхания, время исчезло.
Потом вихрь вокруг нас вспыхнул, стал бездонной чернотой, взгляд тонул в ней, чувства тонули. И рассыпался раскаленными искрами, - песни скрылись, мир стал оглушительно тихим.
Но только на миг.
Черные искры дрожали у моих ног, догорали, исчезая, - и не оставляли ни следа на плитах пола. Я смотрел вниз и видел в сверкающей поверхности свое отражение и отражение врага, - две неясные опрокинутые тени.
Черные стены поднимались, смыкались над головой, - там, в вышине, сияли круглые лампы. Их белый свет был так не похож ни на живой огонь свечей, ни на свет газовых фонарей.
С каждым мгновением мои чувства становились все яснее, обычные звуки и голоса магии звучали все громче.
Мы были под землей. Я ощущал толщу скал, - движение волшебства пронизывало ее, превращало в прозрачную сеть, отголоски песен неслись отовсюду. Я почти видел мерцающие потоки в глубине темных плит, почти различал магию, скользящую в воздухе. Ветер рвался сквозь изогнутые решетки на стенах, струился по коридору, касался лица. Я слышал шепот металла, - где-то рядом лопасти перемешивали воздух и песни, заставляли их двигаться без конца.
Тысячи песен, бесконечный поток, и где же их сердце?
Смогу ли я вырваться отсюда?
Враг по-прежнему держал меня, в его прикосновении горела магия, готовая в любой миг обернуться штормом.
Я глубоко вздохнул, пытаясь собрать мысли, и сквозь эхо песен и шум ветра услышал шаги.
Из-за угла вышли двое - я успел заметить лишь крылья и яркий всплеск цвета, - склонились и сказали хором:
– Мельтиар!
Лаэнар называл его так же.
Враг толкнул меня вперед, один из пришедших успел схватить меня за руку, не позволил упасть.
– Берите его, - сказал враг.
– Он ваш.
И, развернувшись, пошел прочь.
Я смотрел ему вслед, пока он не скрылся за поворотом, - но вокруг него не было ни черных волн, ни пылающих искр. Словно все его песни стали невидимыми, скрылись.
– Ну не расстраивайся, - засмеялся тот, что держал меня.
– Может, вы еще увидитесь.
Я взглянул на него. Он смеялся, и крылья в такт вздрагивали у него за спиной. Он был одет в черное, - как ушедший враг, как Лаэнар, как Арца, - и от этого казался еще более ярким. Он был так похож на Кимри, - те же рыжие волосы, тот же взгляд, - но на Кимри, ставшего лет на тридцать моложе.
Его спутник был темным, как тень. Стоял, скрестив руки на груди, смотрел на меня, оценивающе и мрачно.
Их всего двое. Это мой шанс.
Оружие по-прежнему висело у меня за спиной, - одну движение, и я смогу освободить его, нанести удар. Пусть песня смерти проложит мне дорогу, и сила врагов обратится против них.
Я не успел.
Рыжий коснулся перевязи, я услышал напев, звенящий в его крови. Разрушительная магия, способная расколоть стены, разбить цепи, - одна из тех песен, что я так мечтал выучить в Роще, но никто не захотел научить меня.
Перевязь рассыпалась, второй враг подхватил мое оружие, сжал на мгновение и швырнул на пол. Оно зазвенело, словно бьющийся лед, сотнями осколков рассыпалось по черным плитам. Волшебство, жившее в нем, умолкло, погасли все до единой песни, даже та, что Зертилен пел в день моего отлета.
Я так и не спросил, что он пел.
Я не узнаю этого никогда.
Должно быть, я застыл, глядя на осколки металла, - и новое прикосновение полоснуло меня, как раскаленный клинок. Браслеты треснули, - звук болью прошел сквозь сердце, - осыпались трухой. Моя песня все еще сжимала запястья и лодыжки, - но небо стало далеким, я больше не чувствовал его сквозь толщу скал. Стены и своды давили, воздух стал пустым и затхлым.
Я в плену. Я могу погибнуть, сражаясь, но не смогу победить.
– Идем, - сказал темноволосый.
Они повели меня вперед по коридору. Я перешагнул через россыпь деревянной трухи, через осколки металла. Я шел, не глядя на конвойных. Пол под босыми ногами был холодным, звуки движущихся лопастей, то приближались, то удалялись, зов волшебства прорывался сквозь них. Я старался смотреть по сторонам, запоминать: видел лестницы, уходящие в глубину стен, часовых у поворотов. Видел людей, одетых в желтое и красное - они смеялись, но замолкли, когда мы поравнялись с ними, - и одетых в черное, такие встречались нам несколько раз.