Прекрасная пастушка
Шрифт:
— Не читаю и не пишу по-французски, — покачала головой Рита.
— Ты по-немецки, слава Богу, говоришь. Иначе разве мы могли бы Даниэлу завлечь? Тот парень мне подарил свой каталог. Советую посмотреть.
— Так вы с ним поговорили?
Старцев усмехнулся:
— Да нет. Он просто высоко оценил мою стойку у витрины. И сделал подарок.
— А что за стойка? — поинтересовалась Рита, осторожно работая с глазами рыси.
— Да очень простая стойка поклонника искусства, который пытается разглядеть, что находится на самой нижней полке. Он наклоняется… — Захар Петрович, Кряхтя,
Рита расхохоталась.
— Да почему же «зю»?
Он распрямился и пожал плечами:
— Наверное, похожа на собачью. Знаешь, когда собаке говорят: «зю»? '
— Когда хотят науськать на кого-то.
— Молодец, соображаешь, — похвалил он Риту.
Рита улыбнулась и сказала:
— А некоторые еще сомневаются, что можно научиться читать язык тела.
— Ты у нас язык звериного тела особенно хорошо читаешь. А вот мужского… не так хорошо.
— Это вы о чем?
— Да все о том же.
— Вы давно записались в адвокаты?
— Нет, недавно. — Старцев вздохнул. — Алик спросил меня, на чем к тебе подъехать, чтобы пригласить в ресторан.
— В рестора-ан? — Рита вытаращила глаза. — Так почему бы ему самому не задать мне такой вопрос?
— Он, говорит, уже намекал, но ты не поняла.
— На что он намекал? — Рита наморщила лоб. — Что-то не помню…
— Вот и он говорит — она или делает вид, или правда не понимает.
— Да ну вас.
— A eгo?
— И его тоже. — Рита махнула рукой. — Сейчас не до него… Сейчас главное, чтобы Даниэла оценила мою выходку.
Рита еще раз окинула взглядом рысь и подумала, что, не будь она человеком, хотела бы быть только рысью. Она находила в себе сходство с этим зверем. Это могло бы показаться смешным. Где же плавные движения? Где же грация, где же пушистость, наконец? Ничего похожего и в помине нет. Если бы ее с кем-то и захотели сравнить, то наверняка селедкой.
Но на самом деле рысь только кажется здоровячкой, это оптический обман. У нее шкурка пушистая, а под ней худенький скелет. Разве рысь может быть упитанной при ее подвижном образе жизни? Как и Рита, она тоже не может.
Рита, кажется, совершенно отошла от потрясения. Главное, ее рысь цела. В конце концов, если Даниэле не понравится вариант с монетами, то потом легко вставить другие глаза, точно такие, как украли. Тем более что Даниэла их привезла. Но в этом случае придется сбросить цену, но не много, пообещала себе Рита.
Потом она обвела взглядом весь зал, поделенный на отсеки, в каждом выставлены вещи определенного мастера. Вон там лежат волки Петровича, один из них белыми зубами вгрызается в ногу косули. А дальше — могучие рога овцебыка, кто-то привез их из экспедиции на Таймыр. Чуть дальше на медальонах трофейные кабаньи клыки. Ох и помучилась она однажды с такими. Самые первые вообще испортила, они рассыпались, потому что Рита не знала толком, как законсервировать их парафином или воском.
На подиуме в центре зала выставлен роскошный диван, основные детали которого — рога благородных европейских оленей. Что ж, дорогущий диван непременно купят. Она почти уверена, кто это сделает. Рита внезапно почувствовала легкую тоску. Досаду. Почему нельзя с мужчиной оставаться просто в дружеских отношениях?
— Вот перевезу диван из салона домой и приглашу тебя в гости, — говорил ей Алик в прошлую пятницу, когда ее снимали для сюжета в программе «Деловые люди». Она снова увидела сальные светящиеся глаза немолодого мужчины. Он приехал вместе со съемочной группой. — Говорят, в окружении животных люди становятся мягче и коммуникабельней. И еще говорят, что в охотничьих залах ресторанов хорошо пьется и закусывается. — Он сощурился и посмотрел ей на грудь. — Проверим на себе?
— Спасибо, — сказала тогда Рита и почувствовала внутренний холодок.
— А ты можешь… доставить мне эстетическое удовольствие? — спросил он, потянувшись к ней и снимая с плеча волосок. Рита отстранилась, но он решил не заметить. Он наблюдал, как волосок медленно опускается на пол,
— То есть? — спросила она, все еще щурясь от света юпитеров, которые были только что направлены на нее.
— Тебе потрясающе идет длинноворсовый мех. — Он не мог отвести глаз от шубки из рыси, в которой она только что снималась. Она объясняла зрителям разницу между тем, как мех должен лежать в изделии для носки и как — в изделии для украшения интерьера. — Ты придешь в этой шубке ко мне?
— Среди лета? Это как — нормально? — Рита почувствовала, что в ее голосе слышно раздражение, даже досада.
— Но наше лето — как зима в Италии.
— А мы разве в Италии? — сказала Рита, чтобы прервать его, потому что заметила блеск в глазах Алика, который ей не понравился.
— Между прочим, я прекрасный фотограф. Я сделаю такой кадр… Ты на диване, на тебе шубка…
— А под ней ничего, да? — Глаза ее зло блеснули.
— А ты жестокая, Макеева.
— Я жесткая. Потому что костистая, — попыталась она отшутиться, вспомнив просьбу Захара Петровича не бить его ниже талии.
— Ты не костистая, а когтистая, — поправил он все еще игривым тоном. Потом, уже нормальным голосом, сказал: — Слушай, я могу тебя сейчас заснять. — Он приподнял «Никон», который болтался у него на шее.
— Нет, нет, нет. Не надо. Ни в коем случае. — Ритина рука взметнулась вверх — раскрытой ладонью она словно отстраняла его от себя.
— Но почему ты боишься? Мы с тобой старые знакомые.
— Дело не в этом. Я просто не люблю фотографироваться.
— Правда? Ты не любишь разглядывать свои старые фотографии? Смотреть, какая ты была ребенком, школьницей, девушкой, совсем молодой женщиной…
Вот как! Молодой женщиной! А сейчас она уже не молодая, вроде него, да?
Рита поняла намек, но решила не заметить его. Нс доставлять такого удовольствия.
— Я их рву…
— О, а вот это уже интересно. Помощь психиатра не нужна?
— Ты хотел сказать, психотерапевта, да?
— Какая разница! В общем, того, кто постигает наши души и их врачует.
— А что, он тебе здорово помог? — Рита почувствовала, как все в ней ощетинилось.
— Ну, ты и язва, — хмыкнул Алик, но не отступал. — Неужели ты и сына не снимаешь? Нс отчитываешься перед его отцом о том, как растет сынишка?