Прекрасная славянка
Шрифт:
Любаве пришло в голову, что, пожалуй, она могла бы оказаться самой первой его женщиной! Неизвестно, прикасался ли он когда-нибудь к своей обожаемой Елине, но то, что первая жена не удостоилась такой чести, это почти не вызывало сомнения. В развратных набегах дружины он тоже не был замечен… У Любавы закружилась голова от столь смелых предположений. В голове упорно стучала мысль о том, что Вадим это только ее мужчина. Ее муж! Тот, с кем разлучить ее теперь сможет только смерть.
Когда она потянула вниз шнуры своего платья, Вадим закрыл глаза. Любава незаметно скинула со своей головы кичку и покрывало, и волосы заструились по ее плечам. Шелковистые локоны пахли травами и щекотали кожу князя.
Постепенно Вадим расслабился и перестал думать о том, куда бы отправиться этой ночью с воеводой. Запах жены сводил его с ума и уносил мысли… От прикосновений ее губ Вадим застонал и потянулся к ней руками. Чудо прерванной накануне ночи снова окатило его горячей волной.
Почувствовав, как напряглась и выгнулась в его руках Любава, Вадим ощутил необходимость подарить ей что-то похожее на собственные ощущения. Он горячо целовал ее шею, плечи, грудь и зарывался лицом в ее чудные волосы.
Когда возбуждение стало невыносимым, Любава сама направила внутрь себя средоточие мужественности Вадима. Его хриплый вскрик и тяжелое прерывистое дыхание привели ее в трепет и заставляли двигаться в каком-то магическом ритме. Не осознавая полностью происходящего, Любава ощущала лишь огонь и жгучий ноющий голод внутри себя. И всего лишь через несколько мгновений, вытянувшись, как тетива лука, она испытала то же самое блаженство, которое когда-то познала наедине с собой.
Предчувствия не обманули ее! То, что она испытывала с Сивоем, просто не могло быть тем волшебным чувством, ради которого люди совершали и нелепости, и подвиги. Лишь сейчас она осознала полностью, какое счастье то, что Вадим все-таки с ней и даже является ее мужем.
Блаженство переполняло ее. Она стыдливо опускала ресницы и бесконечно долго целовала глаза и лицо Вадима.
Вадим выглядел притихшим, и Любаве очень хотелось расшевелить его. Пусть сделает что угодно, даже разозлится, лишь бы не лежал таким задумчивым. А то еще вспомнит, что хотел куда-нибудь съездить на ночь глядя.
В поисках способа отвлечь мужа от непонятных мыслей Любава провела кончиками пальцев по его боку, скользнула по ноге и закончила легкими щипками около колена. Муж не обращал на нее внимания. Она изогнулась, как кошка, и перед Вадимом оказалась ее полная грудь, на которую он не смог не заглядеться. Успех воодушевил Любаву на новые поиски, и, утопая в собственном возбуждении, она принялась выдумывать все новые и новые способы обратить на себя внимание.
Вадим не смог больше сопротивляться, и поддался игре. Молодая жена ощутила его ненасытность и была ошеломлена такой страстью и нежностью…
Утром Любава проснулась счастливой. Счастье плескалось в ее глазах, переполняло душу и струилось по всему ее телу. Эта ночь дала ей то, чего она так страстно ждала в своих грезах, то, чего не надеялась встретить наяву!
Вадим был тем самым богом, для которого всегда будет гореть жертвенный огонь в ее храме. Что бы ни случилось! И пусть Елина говорила о нескольких богах, Любаве они не нужны. Для нее единственным любимым мужчиной навсегда будет муж. Князь.
Вадим лежал рядом и спокойно спал. Его черты, напряженные в дневных заботах, расправились и излучали трогательную детскость. В окружении дружины он казался Любаве зрелым и сильным воином, а сейчас, в лучах утреннего солнца, она увидела, что он гораздо моложе.
Доспехи, шлем и волосы скрывали многое в его образе, придавая ему более властный и воинственный вид. Тот, кого Любава обнимала сейчас, был добрым, чутким и очень ранимым.
Не удержавшись, княгиня поцеловала князя в висок. Ее волосы скользнули по его щеке, и он заворочался, просыпаясь. Внезапно Любаве пришла в голову игривая мысль, и она с головой забралась под покровы князя. Горя от возбуждения и собственной смелости, она робко покрывала поцелуями его грудь, спускаясь все ниже и ниже.
Охнув от неожиданности, князь проснулся и резко притянул ее к себе. Глаза его вспыхнули, но это только больше распалило Любаву. Ей стало очень интересно, как быстро князь сменит гнев на милость.
Прикрыв глаза, чтобы не видеть его недоумения, она подчинилась ритму, который был создан внутри ее. Она вся двигалась в темпе тягучей мелодии, звучащей в ней, увлекая за собой проснувшегося мужа.
Через несколько мгновений Вадим уже не владел собой и, страстно постанывая, овладевал женою снова и снова.
Любава отметила про себя, что утро оказалось очень богатым на чувства, и решила, что ради этого стоит в будущем вставать пораньше. Пожалуй, если так пойдет дело, то всех своих призрачных женщин князь забудет гораздо раньше, чем она задумала. Любава торжествовала. Для нее и Ядвига, и Елина теперь будто перестали существовать.
Совсем не так просто все было в душе у Вадима.
Князь к полудню выбрался-таки из объятий своей молодой жены и под язвительные шутки дружинников отправился с объездом по своим владениям. В соседнем городе требовалось его присутствие по судебным вопросам, и он никому не захотел доверить эту обязанность.
Даже самому себе Вадим не признался бы, что просто бежит из Икростеня. Он гнал от себя мысли о том, как княгиня будет искать его, как исчезнет блеск в ее глазах, когда поймет, что не знает, как взяться за свои обязанности. Его не заботило даже, что скажет о ней челядь.
Князь уезжал так, как будто бы и не собирался возвращаться. Как будто бы его, как и раньше, никто не ждал дома.
Располагаясь в палатах для приема своих подданных, Вадим теребил край одежды и старался не смотреть в глаза своему воеводе. Улеб знал его лучше, чем кто бы то ни было, князь у него учился военному делу, еще в детстве. Воевода не выдержал первым, обратившись к князю.
— Вадим, не томи! Выкладывай, что опять приключилось. И не сочиняй мне баек о делах всей твоей земли, я о них знаю не хуже тебя. С Волегостом все улажено, народ сыт и счастлив, жена молода, здорова и пригожа, что за тень на твоем челе?
Князь рассерженно посмотрел на друга. Пусть много хлеба съедено вместе в военных походах, пусть все горести и счастье пополам, но даже ему он не готов был рассказывать о том, что сейчас творилось в его душе.
— Не сейчас, Улебка! Тошно мне, — отмахнулся Вадим.