Прекрасная толстушка. Книга 2
Шрифт:
На этом месте ее монолога я упала в обморок. Не выдержала пытки лживым голосом.
Очнулась я в комнате невесты на составленных стульях.
Платье мое было расстегнуто. В комнате воняло нашатырем.
— Где он? — спросила я, открыв глаза и вспомнив все что случилось.
— Он тут за дверью, — ответила Татьяна.
— Позовите его.
— Сейчас, — Татьяна бросилась к двери.
— Подожди, — остановила ее я, — помоги мне подняться и застегни платье.
Я встала, привела себя в порядок, поправила волосы и только тогда разрешила Татьяне позвать Принца.
Он вошел.
— Я так испугался за тебя… — прошептал Принц мне в ухо.
— Мы ведь все равно уже муж и жена? — спросила я, отстраняясь и глядя ему в лицо.
— Да, любимая.
— Мы ведь не дадимся им, правда?
— Правда, — сказал он, шевельнув желваками скул.
— Тогда пусть сегодня будет свадьба.
— Да, — сказал он, — пусть сегодня будет свадьба.
Когда мы покидали Дворец бракосочетаний, [2] я заметила в ближайшем переулке серую «Волгу». За рулем сидел и скучал шофер Николая Николаевича. Я его запомнила на всю жизнь за время нашей поездки в Зюзино, на городскую свалку.
Мне и не нужно было его видеть. Я и без того знала, чьих это рук дело.
Я не хочу описывать эту свадьбу в ореховом зале ресторана «Прага». Она была похожа на поминки, хотя журналисты и пытались шутить. Я громко хохотала на их шутки. Уж лучше я бы плакала, как Татьяна. Она поминутно по каждому поводу шмыгала носом и терла глаза мокрым скомканным платком.
2
В 35 главе автор этих записок допустила неточность: Дворец бракосочетаний на улице Грибоедова открылся 21 февраля 1961 года. Вносить исправления в текст мы не стали, опасаясь за его художественную цельность и полагая, что ничего, по существу, не меняет, происходили эти события во Дворце бракосочетаний или в любом районном загсе. (Прим. ред.).
Впрочем, часа через два и эта пытка закончилась. Ни у кого не было настроения гулять. Один Серж мог бы, пожалуй, потребовать продолжения пирушки, но к тому времени уже был погружен в приятельскую «Волгу».
Тетя Клава на свадьбу не пошла. Она дождалась около ресторана Василия Герасимовича и завернула его домой.
Вскоре мы остались вчетвером. Мы с Принцем и Татьяна с Юриком.
Официанты начали дружно и весело убирать со стола почти не тронутые закуски и вина. Рассчитываясь за стол с метрдотелем, я услышала, как кто-то из официантов довольно сказал, что в жизни не видел такой приятной свадьбы.
Через два дня Принц улетел. Продлить визу ему не удалось. Он собирался вернуться, как только сможет оформить новую визу, так как дома его ничего не держало.
Теперь, как бы став моим официальным женихом, он звонил мне ежедневно, а иногда и по несколько раз на дню. Даже не представляю, сколько денег у него на это ушло.
В первый месяц нашей разлуки я ничего кроме злости не испытывала. Я еще до конца не осознавала всю безысходность своего положения. Мне все еще казалось, что это временная преграда, досадные трудности, которые только оттягивают наше счастье, но мы их все равно преодолеем. Любой
Я много раз порывалась ему позвонить и высказать все, что я о нем думаю, но его домашний телефон молчал, а на работе мне каждый раз говорили, что он в длительной командировке и когда вернется, неизвестно. Наверное, это и спасло меня. Разумеется, если можно считать спасением все, что произошло со мной дальше…
Звонки от Принца с каждым днем становились все грустнее. Он храбрился, шутил, но я по его голосу чувствовала, что что-то неладно.
Однажды я на него насела как следует, и он признался, что испытывает неожиданные затруднения с получением визы. Больше того — королевской семье стало откуда-то известно о его намерениях жениться на русской девушке, не принадлежащей к числу знатных фамилий.
Принц сознательно не сообщил своим высочайшим родственникам о своих намерениях, дабы избежать с их стороны давления и бессмысленных попыток отговорить его. Он решил поставить королевскую фамилию перед фактом, когда уже будет невозможно что-либо изменить.
Такой мезальянс лишал его не только теоретического права на престол, но и покровительства королевской семьи. Теперь он не мог обратиться к ним за помощью и хлопотал о получении визы как рядовой гражданин своей страны. Больше того — в какой-то момент ему показалось, что чиновникам советского посольства как бы доставляет особенное удовольствие отказывать именно отпрыску королевской фамилии.
Впрочем, он так же, как и я, был убежден, что это временные трудности, которые он в конце концов преодолеет, и мы соединимся.
Татьяна же придерживал ась на этот счет совершенно другой точки зрения…
Присутствуя однажды при моей бесплодной попытке дозвониться до Николая Николаевича, она задумчиво сказала:
— Нет, Маня, это все бесполезно, поверь мне… Ты ничего ему не докажешь. Только еще хуже сделаешь.
— Так что же мне теперь — умереть и не жить? — с неудовлетворенной злобой спросила я.
— Зачем же умирать?! — с неподражаемой наглостью воскликнула Татьяна. — Безвыходных ситуаций не бывает. Бывают лишь ситуации, требующие нового взгляда на вещи и нетрадиционного подхода.
Мы сочиняли ей легкое муслиновое платьице с рукавами фонариком и с юбочкой колокольчиком по последней парижской моде.
Она стояла у меня посреди гостиной в одних трусах и лифчике, с руками, поднятыми на уровень плеч, а я пыталась обмерить объем ее груди, так как она утверждала, что грудь у нее внезапно выросла так, что ей стали малы все бюстгальтеры.
Грудью своей она чрезвычайно гордилась с пятого класса при ее маленьком росте и миниатюрном сложении грудь таких же размеров, как и у более крупных девочек (не говоря уже обо мне), была более заметна и привлекала повышенное внимание мальчишек.
Поймав наконец кончик все время ускользающего портновского метра, я убедилась, что действительно объем ее груди оказался на целых три сантиметра больше, чем полгода назад. Я исправила старую запись и стала перемерять ее всю.
— Все остальное у меня не увеличилось, — сказала Татьяна, надменно вильнув своей круглой крепкой задницей.