Преодоление (сборник)
Шрифт:
Встреча
Рассказ одного батюшки, учившегося вместе со мной в Свято-Тихоновском институте
До того, как я стал священником, и продолжил служить в храме, в котором раньше был прихожанином, я почему-то ничего не слышал о Сергее Иосифовиче. И только когда сам стал служить, то, словно, какая-то информационная плотина рухнула, и на меня стали выходить люди, которых я и раньше хорошо знал, но не подозревал, что они были знакомы и даже дружили с Сергеем Фуделем.
Помню, наш известный краевед Владимир Алексеевич удивился, что мне неизвестно это имя. – Хотя, знаешь, я сам не так давно узнал о нем. Мне один батюшка о Фуделе первый раз в начале 90-х
Подходит ко мне наша старенькая Марьиванна и просит: – Батюшка, в Радоницу на могилках моих сродников послужим? А потом я тебя еще попрошу у Сергея Иосифовича помолиться. – Марьиванна, расскажи мне об этом Фуделе чего-нибудь, а то все вы о нем вспоминаете, а я ведь его совсем не знаю. – Что, я тебе о нем рассказать могу, что прислуживал он у нас в храме с начала 60-х, дома я у них с Верой Максимовной, женой его, частенько бывала. Чаем любили они меня поить. Человек был такой, что лучше я, поверь мне, на земле не встречала. Чего еще сказать не знаю, неграмотная я, знаю, что они с женой были люди ученые и гонимые. Писал он что-то, а что? Не отвечу тебе, дорогой. Ты Зинаиду нашу расспроси, вот она-то их семью хорошо знала.
Зинаида Андреевна вошла в семью Фуделей еще в самом начале 50-х. Сергей Иосифович тогда находился в ссылке. Она, в то время молоденькая девочка, работала в Загорском метеобюро, а вернее была на тот момент уже уволена, по причине болезненности. А нет денег, прогнали из комнаты, иду, говорит по улице, больная гнойным плевритом, иду, куда глаза глядят, еле ноги волоку. Прохожу мимо одного частного дома, а рядом с ним женщина стоит, посмотрела мне в глаза и почему-то окликнула. Расспросила она меня о себе и взяла в дом. Вот так просто взяла и не дала умереть на улице. Вера Максимовна терла для меня морковку, соки делала, вытащили меня из тяжелейшей болезни и оставили у себя.
Сергея Иосифовича я впервые увидела, когда он уже вернулся из ссылки, Помню его необыкновенную радушность и одновременно затравленный взгляд. Он смотрел как-то из-под лобья, словно постоянно в ожидании удара, на который ответить не сможет, а только что и успеет голову в плечи втянуть. Вместе с этой семьей Зина переезжала из города в город, и, в конце концов, оказалась в нашем городке. Сергея Иосифовича благословил переехать в Покров святитель Афанасий Ковровский. Он в то время доживал свои последние годы в Петушках. Нина Сергеевна, его келейница, я ее еще тоже застал, рассказывала, как Варя, дочь Сергея Иосифовича приезжала к Владыке, а она не хотела девушку пускать в дом. Святитель услышал имя Фуделя и закричал: – Ниночка, скорее пусти девушку в дом, это же дочь Сережи Фуделя.
Вера Максимовна, будущая жена Сергея Иосифовича, выходила за него в ссылке. Была уже невестой, когда узнала, что жениха арестовали и собираются выслать из столицы. Спросила мать: – Что мне делать? А та ответила, что замуж выходят не только на радость, но и чтобы разделить с любимым человеком его страдания. И она решилась. На их венчании пели и служили, ссыльные епископы, митрополит Казанский Кирилл, Фаддей, будущий Тверской и Афанасий Ковровский.
Вся их молодость прошла во встречах и расставаниях. Сергея Иосифовича периодически арестовывали,
Его сын, Николай воевал, потом выучился на литератора и даже писал книги. Понятно, что карьера сына врага народа не складывалась, и отец постоянно чувствовал себя виновным в неудачах сына. Еще бы, сын учится в институте, а отец отбывает очередной срок.
В письмах Фудель вспоминает то время, когда уже в самом конце жизни Сталина, к ним на север по зиме стали привозить женщин, врачей, учителей, музейщиков и прочих «вредителей». Он описывает пережитое потрясение от виденной им человеческой беспомощности. Он вспоминает, как одна из таких осужденных, после того, как их везли по холоду в открытом грузовике и свалили в снег, совершенно окоченевшая, подошла к наблюдающему за разгрузкой Фуделю и спросила: – Молодой человек, вы не подскажите где здесь можно найти туалет? – Ты представляешь, она искала туалет в заснеженной пустыне!?
Сергея Иосифовича должны были уже скоро освобождать, и вот вызывает его к себе оперуполномоченный и приказывает: – Фудель, будешь следить за этими тетками и пересказывать мне их разговоры. Жду от тебя регулярных доносов. – Мне стало так страшно.
Я уже тридцать лет шел по этим бесконечным лагерям, и наконец такая долгожданная свобода. И если откажусь «стучать», добавят срок, а «стучать» не могу, и сидеть уже не могу, сил больше нет. И вот пришла мне в голову отчаянная мысль о самоубийстве. Да Бог не допустил.
В Радоницу у нас на старом кладбище народу, яблоку упасть негде. Мы с Марьиванной сперва по могилкам верующих ходили, да служили там, где нас люди просили. А еще весь день приходилось скрываться от цыган. Вы же знаете, какой это прилипчивый народ. Они на основном проходе мангалы поставили, шашлыки жарят, водка рекой. Увидели меня, и все, выпей с ними, да выпей. От них и от трезвых-то не отвяжешься, а уж от пьяных. Я все на занятость ссылался, и клялся, потом с ними выпить. И пришлось мне в течение дня этот проход чуть ли не на корточках, по – партизански, весь день пересекать, чтобы не дай Бог они меня не заметили.
Наконец, подошли к могилкам Сергея Иосифовича и Веры Максимовны. На кладбище уже никого не было, и так мы с ней хорошо с чувством помолились об этих людях. Зинаида Андреевна вспоминала, о том, что, вот, сколько лет она практически жила в их семье, а они никогда не тащили ее в церковь. И к вере она по-настоящему пришла только после смерти Сергея Иосифовича. И еще, она не помнила, чтобы в их доме кого-нибудь и когда-нибудь осуждали, даже тех, кто откровенно издевался над ними в те страшные годы.
Окончил молитву и подумалось: «Сергей Иосифович, как хорошо с тобой молиться!» Просто по любви, не ожидая никакой ответной благодарности. Но радовался я недолго, буквально через день, в церковь пришел человек, который хорошо знал Фуделей, и принес мне книги из библиотеки протоиерея Иосифа с пометками Константина Леонтьева, дарственными надписями, в том числе и отца Сергия Булгакова. Отблагодарил все-таки меня Сергей Иосифович.
Кстати, он считал себя всю жизнь неудачником, и винил себя в неудачной карьере сына. Рассказывают, что когда Сергей Иосифович приезжал к нему со своего 101 километра в Москву, то старался даже не заходить в комнаты, а проходил только на кухню и садился на краешек стула.