Прерванная юность
Шрифт:
Командование немецких частей, участвующих в операции "Зейдлиц", по рассказам пленных, перебежчиков, по данным своей разведки имело полное представление о состоянии советских войск в северных и южных окруженных группах. Знало, что лес полон красноармейцев, которые хотели прорваться на северо-запад.
После 9 июля на дорогу севернее Нестерово немцы перебрасывают дополнительные силы, укрепляют фронт вдоль дороги батареями. Им помогает авиация.
На всем участке обороны врага все еще перебегали дорогу отдельные красноармейцы или небольшие группы.
11 июля немцы узнали, что большая группа красноармейцев скопилась в районе Грядцев. На следующий день гитлеровцы назначили прочесывание и уже утром обнаружили лагерь до восьмидесяти человек. На предложение сдаться русские открыли огонь. Враг атаковал стоянку бойцов: сорок пять убитых и тридцать пять солдат с майором взяты в плен. Среди плененных 12 июля 1942 года оказался ефрейтор Лошаков Павел Семенович.
Ему сначала удалось ускользнуть из-под обстрела лагеря в ближайший кустарник. Но Павел сразу же нарвался на группу немецких егерей, обходящих отстреливающихся на поляне красноармейцев. Один из них ударил его по голове прикладом, и Павел Семенович, как сноп, рухнул лицом в землю.
Когда он очнулся, то почувствовал запах прелой земли. Знакомый мирный запах прояснил его сознание и заставил приподнять голову. Он увидел перед собой добротные сапоги с короткими раструбами голенищ, из которых торчали запасные автоматные рожки. Павел собрался с силой и перевернулся на спину. Перед ним нагнулся здоровый немец в форме мышиного цвета и рогатой каске. Он ухмыльнулся и, направив автомат в лицо красноармейца, крикнул:
– Steh auf! Los!
Глава 9
По проселочной дороге, поднимая густое, пыльное облако, шло колхозное стадо. Между разношерстными буренками, низко опустив головы, брели овцы, мелькали телята.
Животные норовили сойти с разбитой вдрызг дороги на обочину, где призывно зеленела сочная трава. Некоторые останавливались, воровато нагибали голову, чтобы cхватить зелени. Но трое девчат, размахивая прутьями, сразу же пресекали попытки нарушить походный порядок.
– Что стали, а ну пошли!
– звонкими голосами кричали они.
Впереди шел с кнутом на плече пожилой пастух Ефим, вел под уздцы лошадь, запряженную в телегу. Он временами прикладывал к губам дудку, сделанную из тростинки с ладно прилаженным берестяным раструбом на конце, и виртуозно играл привычную для животных мелодию, прижимая на инструменте небольшие дырочки
корявыми и желтыми от самосада пальцами. Звуки дудочки, казалось, успокаивали стадо, которое нервничало, не понимая, куда их гонят без остановки люди.
К ночи остановились на поле между большаком и лесом. По краю луга протекала речушка, каких множество в этих краях. Ручей нес торфяные воды из леса в направлении озера Селигер. Девчата поспешно доили коров прямо на землю. В траве пенилось молоко, насыщая дерн необычной влагой. После дойки животные разбрелись по лугу, жадно хватая некошеную траву, спешили до лежки набить брюхо.
Пастух запалил костер, а спутницы, собрав в округе сушняк, уселись возле огня. Утомительный дневной путь, казалось, никак не отразился на девушках, и они, переговариваясь между собой, то и дело "взрывались" хохотом.
– Вертихвостки! Едрыть твою в голенище, - незлобно усмехнулся Ефим.
– Ничто их, холер, не берет.
– Девки! Что вы прыщете, как переспелая ягода соком? Не уж-то не умаялись за день?
– спросил он, нарезая увесистые краюхи хлеба на ужин.
– Да вроде притомилась к вечеру, а посидела чуток, так усталость, как дорожная пыль, стряхнулась. Могу в ночь идти, - весело ответила синеглазая невысокая Елена.
– А что, дядя Ефим! Я тоже отдохнула, может, правда, дальше пойдем. Чем раньше сдадим коров, тем быстрее вернемся домой!
– предложила черноглазая Варя, лукаво поглядывая на подруг.
– И мне нипочем! Хоть сейчас на вечеринку!
– вскрикнула Евдокия.
– Тебе, Дуняшка, нипочем, а стаду нужен роздых да кормежка, понимать должна, а то, не дай Бог, падеж начнется. Тогда с кого спросят?
– С кого?
– усмехнулись девушки. Они заметили, что неграмотный пастух очень гордился, что его поставили старшим, поэтому слегка подтрунивали над добрым и простоватым Ефимом.
– Вот, то-то и дело, что с меня, потому что мне доверили ответственное задание, доставить стадо, куда предписано большим начальством.
– А мы будем не в ответе?
– спросила Лена, наливая по кружкам молоко.
– А что с вас взять, один смех на уме! Ладно, хватит лясы точить, девки, ужин готов?
– Что его готовить, дядя Ефим! Хлеб сам нарезал, молоко налито, картошка запеклась. Налетай да ешь!
– высокая и красивая Варя нагнулась и, пошерудив палкой в костре, выкатила из золы почерневшие картофелины.
– Хлеб, картошка и молоко приелись уже. Мясца охота, может, забьешь барашка, дядя Ефим?
– Евдокия присела у костра и вопросительно посмотрела на пастуха.
– Эдрыть его коромысло, и не просите, девчата. Каждая скотинка взята на учет. Все для фронта, сказано. Недостача - расстрельная статья.
– Я так сказала, дяденька, не подумав, - Евдокия разломила картофелину, принялась есть, запивая молоком.
– Еды хватает, грех жаловаться.
– То-то и оно, не подумала! На хлеб налегайте, девки. После ужина люди долго сидели у костра, вели разговоры.
– Ефим! Ты так и не сказал нам, куда идем?
– Не велено сообщать, но откроюсь вам. От Холма через Демянск направляемся на Валдай, а там спросим, что делать дальше.