Преследуя Аделайн
Шрифт:
Он монстр. Внутри и снаружи.
Тем не менее, я чувствую, что мои трусики становятся все более мокрыми.
Не должно быть так, чтобы тело одновременно испытывало ненависть и желание, но, полагаю, мы все были бы безжизненны без сложных человеческих эмоций.
Он сжимает мои груди, почти до боли.
— Скоро я их трахну, — обещает он, прежде чем отпустить их и переместить руки к пуговице моих джинсов.
Одним движением его рук мои действия прокрадываются внутрь не более незаметно, чем грабитель банка в хранилище, полное денег.
Какого хрена ты
Черт, я не знаю. Это неправильно. Очень, очень неправильно. Но я не мешаю ему расстегнуть мои джинсы. Я также не мешаю ему зацепить большие пальцы с обеих сторон и потянуть их вниз.
Сначала он помогает мне снять обувь, а затем полностью освобождает джинсы. На мне остались только черные кружевные стринги.
Я сглатываю, мое сердце бешено колотится, когда я вижу наше отражение. Он все еще полностью одет, его взгляд метался по зеркалам, пытаясь рассмотреть каждый угол моего раздетого тела. Он выглядит так, словно не может решить, на какое зеркало остановиться. Я борюсь с желанием прикрыться. Я нахожу акт укрытия более неловким, чем стоять почти полностью обнаженной перед красивым мужчиной.
— Ты тоже должен раздеться, — настаиваю я.
Наконец, он выходит из-за моей спины и встает передо мной. Мне больно смотреть в его непохожие глаза. Это кажется более реальным, когда я смотрю на них не через стеклянное зеркало.
Впервые этот момент с Зедом ощущается по обоюдному согласию. И я не уверена, хочу ли я этого. Но какой, блядь, в этом смысл? Не хотеть, чтобы это было по обоюдному согласию.
И все же, какая-то больная часть меня хочет, чтобы он заставил это сделать. Чтобы потом я могла изображать жертву? Продолжать притворяться, что моя киска не плачет по нему и что я не предвкушаю ощущение его внутри меня?
Легче изображать жертву, когда ты не являешься вдохновителем всех своих плохих решений.
— Если ты действительно этого хочешь, маленькая мышка, то тебе придется это сделать, — тихо говорит он. Он смотрит на меня так, словно не верит, что я добровольно раздену его. И я думаю, он знает, что этот взгляд делает со мной. Этот засранец точно знает, что я не способна отступить перед вызовом.
Я оказываю ему то же уважение, что и он мне. Я раздеваю его медленно. Нежно. Намеренно провожу пальцами по его коже, вызывая собственную дрожь и рычание от нетерпения.
Я задыхаюсь, когда снимаю с него рубашку. Шрамы на его лице на этом не заканчиваются. Две тяжелые ножевые раны испещряют его кожу — одна через сердце, другая через рельефный пресс. Кожа приподнята и зазубрена, на фоне его загорелой кожи она ярко-розовая.
И они все еще причиняют ему боль.
Когда я провожу по ним кончиками пальцев, он напрягается от моего прикосновения и стискивает зубы.
Это не физическая боль. Эти шрамы давно зажили. Но они как айсберги. Внешне они безошибочны и внушительны, но под поверхностью скрывается нечто гораздо большее и угрожающее. Что-то, способное погрузить человека в пучину порока, как «Титаник».
Они глубоко ранили его изнутри, и я очень хочу знать, что их вызвало.
Там, где нет шрамов, есть
Зеркала позволяют мне видеть все остальные элементы, покрывающие его тело — вниз по обеим рукам и по всей спине. Все красиво и мастерски сделано.
— Ты не спрятал ни одного шрама, — тихо замечаю я, проводя пальцем по морде дракона. На самом деле, похоже, что татуировки намеренно обходят стороной рельефную плоть.
— Я не прячусь от своих неудач.
Его неудачи — не единственное, что делает его тело красивым. Он до отказа набит мускулами, но не слишком громоздкий. Его телосложение дает понять, что он может убить вас мизинцем, не выглядя при этом так, будто он принимает стероиды на завтрак.
И как будто это не превращает мои колени в желе, толстые вены, идущие от его шеи, вниз к его толстым рукам и к его массивным кистям, являются моей погибелью.
Он… чертовски феноменален.
Он внимательно наблюдает за мной, его глаза пылают, когда я изучаю его. Он почти вибрирует под моим медленным взглядом, поэтому я двигаюсь дальше и возобновляю свою пытку. Проходит всего несколько секунд, прежде чем он начинает кипеть от желания трахнуть меня.
Я чувствую столько силы в кончиках своих пальцев, что не могу представить, сколько силы было бы у меня, если бы я любила его.
С каждым сантиметром его кожи я становлюсь все более дрожащей и влажной. Это несправедливо, что кто-то может быть таким совершенным, изуродованным и покрытым шрамами, как он. Если уж на то пошло, то очевидное насилие над его телом делает его еще более съедобным.
Я задыхаюсь, когда стягиваю с него штаны, его твердый член выпирает из джинсов. Он никогда не станет менее пугающим, сколько бы раз я его ни видела.
Только если однажды я не приму смерть через член.
Когда он полностью обнажен, я делаю большой шаг назад от него и оглядываюсь вокруг. Я смотрю на него со всех сторон, как и он на меня.
Толстые бедра, упругая круглая задница, спина, которую так и хочется погладить, и самый красивый член, который я когда-либо видела.
Я хочу убежать. Далеко, далеко.
Этот мужчина погубит меня после сегодняшнего вечера. Я чувствую его вкус на своем языке.
— Ты боишься? — спрашивает он еще одним темным шепотом. Он смотрит на меня с нечитаемым выражением на лице.
— Да, — правдиво отвечаю я.
Он улыбается, и от этого зрелища я чуть не падаю на колени.
Это неправильно — насколько он красив. Он определенно гребаный дьявол. Сейчас я уверена в этом больше, чем когда-либо.
— Так и должно быть, — говорит он, в его голосе слышится опасность.
Я делаю еще один шаг назад, но он не останавливает меня.
— Встань на колени, маленькая мышка, — мрачно приказывает он. Я приостанавливаюсь, не зная, стоит ли мне слушать или найти здравый смысл, который я обронила где-то по дороге в «Дом Зеркал», и бежать.