Презумпция виновности
Шрифт:
– Двести рублей… – пробормотал Кряжин, заползая рукой за отворот куртки. Мысль о том, что разговор возможен только в одном случае, подтолкнула его к неадекватным действиям. – Как здорово, что все вы здесь сегодня собрались… Кто проштрафился?.. Вы? Получите и расплатитесь. – Втискивая деньги в вялую руку удивленной продавщицы, Кряжин подумал о том, насколько легко иногда бывает разговаривать с людьми, не испорченными крупными мегаполисами. – Хотелось бы, так сказать, обратной реакции…
В магазин зашел какой-то подозрительный
– Сидельников, объясните, пожалуйста, товарищу… Я хотел бы, чтобы вы вспомнили одного человека, который три дня назад покупал у вас рыбу… – За спиной советника раздался грохот, возмущенный хриплый клекот и звук, похожий на тот, когда по отшлифованному бетону волокут мешок с цементом. Кряжин, хотя и стоял спиной, хорошо понимал, что происходит – Сидельникову нельзя говорить «нет». Для местных же коммерсантов зрелище было, вероятно, в диковинку. Дождавшись, пока восторг в их глазах сменится вниманием, советник продолжил: – Три дня назад человек лет около пятидесяти пяти на вид, в дубленке, в норковой шапке и нетрезвый, покупал у вас рыбу…
– Моя была смена, – пробасила та, что обвиняла. – Порядочный мужчина: «спасибо», «пожалуйста», «будьте добры»… Я разрешила ему даже выпить у столика. Он меня приглашал, но я на работе не пью.
Прозвучало это так, что Кряжин непроизвольно почесал в ухе: «А вот вне работы – хоть ведро».
– Так…
– Потом он еще выпил и закусил язем.
– Так…
– Потом еще граммов сто. И снова – под язя.
– Сударыня, я очень занятой человек. Не могли бы вы для меня, как исключение, ваш рассказ слить воедино? Для целостного, так сказать, восприятия.
– А че тут сливать? Выпил еще пару раз, осовел. Сначала молчал, а потом разговорился. Все твердил, что таксисты в городе глуповатые – велел, мол, на Героев Труда везти, а его на Героев привезли. Впрочем, он уже, когда вошел, поддатый был.
– Сейчас и проверим, – пообещал Кряжин. – Штопор просил?
– Нет, – был ответ.
– Значит, правильно – коньяк он начал пить до вас. У него было что с собой?
– Бутылка коньяка.
– Это мы уже выяснили, – терпеливо заметил Кряжин. – А в другой руке? Язь? Или, быть может, он вошел с сумкой? Папкой? Санками?
– Ну, вы скажете тоже… Санками… Он же взрослый мужик, – она посмотрела на Кряжина взглядом, полным провинциального недоумения. – С перстнем! А зашел, кажется, с чемоданчиком таким, плоским.
– «Дипломатом»? – помогла директор, наиболее впечатленная недавним поступком «прокурора».
– Я понял. А какого цвета был чемоданчик? Не помните… – «А перстень помнит», – с досадой констатировал советник. – Ладно… Теперь скажите, пожалуйста, в котором часу он покончил с язем? Ушел когда? Магазин ваш, как я понял, круглосуточный?
Ответ был таков, что полностью вписывался во временные рамки произошедших вслед за этим событий, – без четверти два ночи.
– У вас не сложилось впечатление, что он ждал кого-то, кто должен был прийти к нему на встречу? – встрял прослушавший половину разговора Георгиев. Его больше интересовали события, происходящие за стеклами магазина.
– Это ваш помощник? – уточнила продавщица. – Странно… Им говоришь, что человек перепутал улицу Героев Труда с улицей Героев, а он спрашивает – не ждал ли он кого? Кого он мог ждать, если он улицы перепутал?
Попрощавшись, Кряжин направился к выходу.
– Странные люди! – раздался под сводами вонючего магазина глас продавщицы. – А почему вы не спрашиваете, как в кино, – интересовался ли кто этим мужчиной или не интересовался?
Кряжин пожевал губами и вернулся к прилавку.
– Знаете… Я удивляюсь, как у вас образовалась недостача в двести рублей. Судя по вам, директор, придя в магазин, должна была увидеть пустые прилавки и услышать сообщение, что еще осталась должна кому-то!
– К ним, как к людям, а он хамит!
– Ладно, ладно… – виновато запротестовал Кряжин. – Как к людям… Я вам сейчас задам важный вопрос, сосредоточьтесь: а не вспомните ли вы – не интересовался ли мужчиной с язем кто-либо еще, кроме меня?
– Да как же не интересовался?! Спустя десять минут после того, как мужчина вышел, в магазин вошел парень лет тридцати на вид, в кожаной куртке с норковым воротником, ростом ниже вас. Он и спрашивал. – И она пояснила, что спрашивал. Кряжин понял, что вопросы молодого человека тогда до мелочей совпадали с его вопросами сейчас.
– В кожаной куртке, говорите… С норковым воротником… Есть еще что-то, о чем я забыл спросить?
На выходе их ждали. Ошибиться было трудно, так как во главе коллектива численностью человек в шестнадцать стоял тот самый, не купивший мойвы. И именно он, а не кто иной, указал на выходящих из магазина Кряжина, Георгиева и Сидельникова и хриплым голосом, словно прорывавшимся сквозь разорванный насос, вскричал: «Вот они! Это они!»
Толпа загудела, потом, видя, что на нее никто из троих не обращает никакого внимания, словно ее и не было, затрубила и двинулась.
Сидельников, даже не глядя в их сторону, быстро выдернул из-за пояса «макаров» и трижды, словно очередью из автомата, выстрелил в метре от их ног. Пули вошли в утоптанный снег, как в масло, и свидетельством того, что пистолет не газовый, были небольшие хлопья снега, взлетевшие до пояса мгновенно затихшего воинственно настроенного коллектива.
Все трое, о чем-то переговариваясь, прошли по тротуару внутри строя, как звезды Голливуда проходят на церемонию вручения Оскаров по красной дорожке мимо папарацци.