Причесывая жирафу
Шрифт:
Мадам Кабеллабурна нажимала на своего шофера. Это было ее право, потому что он находился у нее в услужении.
Одновременно она давала ему доказательства своей привязанности, что не служило чести Кабеллабурна. Так как она была невропаткой и набивала себе ноздри порошком, парень Джузеппе доставал ей "снег". В Италии этот порошок очень редок. Его поиски привлекали внимание маркиза и его аколита-полицейского. (Между прочим, теперь я понял, почему мое посещение накануне не очень испугало ди Чаприни: он чувствовал себя под защитой.) Эти последние вошли в контакт с жадным шофером, который навел их
А вы по-прежнему следите за ходом моих рассуждений? Нет, я же вижу, что вы смотрите по сторонам, когда я говорю! Если вы не будете слушать, вам надо будет сто двадцать тысяч раз написать такую фразу:
"Не следил за объяснениями Сан-Антонио, когда он их мне давал", понятно? И чтобы это было аккуратно сделано, иначе я заставлю вас переписать все заново.
Короче, продолжаю.
Указав на достойный дуэт (если бы их было на одного больше, он указал бы на трио), шофер решил нажиться. Это в порядке вещей и в натуре людей, как говорил какой-то генерал. Он кое-что разузнал о Франке Тиффози и, узнав, что он из легавых, начал угрожать ему, что выдаст его, то есть шантажировал, надеясь вытянуть из него немного фрика. Он назначил ему свидание около цирка, явился на это свидание и не вернулся с него, потому что Франк, который был радикалом в отношении методов, превратил его в мертвеца вместо того, чтобы платить. Вы все поняли, друзья? Теперь ваш котелок хорошо варит?
О'кей, я продолжаю в нормальном темпе. Пусть все усядутся за стол. Не торопитесь! Все сели? Спасибо!
– Скажи мне, лучезарное воплощение земного сладострастия, - с простотой в голосе обратился я к девочке, - почему это свидание было назначено около цирка?
Она этого не знала, но я, Сан-Антонио, у которого великолепный мозг, знаю ответ на этот вопрос, и у меня есть небольшая идея. Вы хотите узнать ее теперь, или лучше оставить ее на закуску? Да, вы правы, лучше держать ее про запас...
Так вот, лучше не держать, чем не знать...
Итак, я почти уверен, что папаша Барнаби немного замешан в этом деле. Кто знает, не был ли он связан с Франком Тиффози?
– Хорошо, - продолжал я.
– Твой приятель пристукнул шофера, чтобы быть спокойным, ну а потом?
– Метрдотель синьора Кабеллабурна был связан с шофером и был в курсе дела. На следующий день после убийства последнего синьору посетил незнакомый человек с бородой и в очках...
Этот незнакомый человек закашлялся, чтобы скрыть смущение. По спинному мозгу у меня пробежала дрожь: эта дрожь прошла в толстую кишку, пронзила поджелудочную железу, сказав "добрый день" замедленному пульсу, и растворилась в моем дыхании. Я задрожал, так как предугадывал продолжение. А девица говорила монотонным голосом:
– Этот человек сказал синьоре, что Градос кое-что известно относительно убийства, и что они назначают ей свидание в тот же вечер около цирка.
– А затем, - прохрипел я.
– Затем метрдотель предупредил Франка.
Это все. Я сообразил. Франк, считая, что его безопасность нарушена (Кабеллабурны - очень могущественные люди), просто стал уничтожать людей.
Я почувствовал себя убитым. Мое вмешательство стоило жизни трем людям. Как это ужасно! И как глупо! Как это неприятно!
Я провел по лицу, мокрому от пота,
В нашей работе всегда бывают жертвы. Своей хитростью Арсена Люпена я спустил с цепи убийцу, и этот тип уничтожил сперва Градос, а потом бедную дорогую мадам!
Есть от чего купить тридцать дюжин носовых платков, вышить на них черными нитками инициалы и вымочить их в слезах!
– Теперь расскажи мне о Барнаби, - вздохнул я.
– О ком?
– удивилась она.
– О Барнаби, директоре цирка.
– Я ничего о нем не знаю и никогда не слышала, чтобы о нем говорили.
Она казалась искренней, и я не стал настаивать.
– А ты знаешь что-нибудь о краже в музее?
Она удивилась еще больше.
– Почему я должна знать об этом что-нибудь?
Ну вот, я опять оказался в том же положении, что и в начале допроса. Никакой возможности продвинуться вперед. Блуждаешь вокруг тайны. Просто уноси ноги!
– Это Тиффози, щелкопер, заставил украсть автомобиль дамы?
– Да. Его коллеги из криминальной полиции ничего не слышали о трупе мадам Кабеллабурна, и Франк задавал себе вопрос, что же произошло? Тогда ему пришла в голову мысль позвонить профессиональному вору автомобилей, которого он знал, и сообщить ему местонахождение автомобиля мадам Кабеллабурна.
Я глубоко вздохнул, думая о трупе молодой женщины, лежащей на верху крана, в кабине. Еще несколько часов, и ее обнаружат. Если узнают правду о моей роли во всем этом, у меня будет очень бледный вид. Меня будут называть не Эркюль Пуаро, а Эркюль Навет.
Я посмотрел на оба трупа, лежащие на полу.
– А где мы сейчас находимся, моя прелесть?
– Этот дом принадлежит маркизу.
Он здорово надул меня, этот маркиз, своими жеманными манерами. Я принимал его за бездельника и распутника, а он, фактически, был главой опасной банды. Да, теперь дворянство уже не то. Гербы потускнели, парни! Их нужно было бы отдать позолотить! Если бы Готфрид Булонский вернулся, он выпрыгнул бы в окно! И вся благородная компания истории... Внезапно я вздрогнул.
– А кто была та девушка, что сопровождала маркиза в Тортиколи?
– Я ее не знаю, - уверяла сестренка.
Я вскочил. Теперь я понял, почему Толстяк имел у нее такой успех. Она устроила ему ловушку, в то время как маркиз то же самое проделал со мной. Они нас разъединили, чтобы получше осведомиться о наших личностях.
"Разделяй и властвуй". Я все понял.
– Пошли, - сказал я, - мы уходим.
– Что же вы хотите со мной сделать?
– Не заботься об этом, я предоставлю тебе хороший пансион с видом на море. Я не обещал тебе, что там будет теннис и бассейн, но тебя будут кормить.
Она стала жалобно хныкать. Но я, как бифштекс в общественных столовых, не смягчался. В тюрьме у нее будет время для жалоб и сожалений.
Дорога была так же свободна, как депутат, председательствующий при распределении призов.
Я мчался со скоростью 200 км в час на "феррари" маркиза ди Чаприни. Это хорошая скорость, особенно если не спешишь.
Телеграфные столбы кажутся плотным забором.
Вперед! Вперед!
Сидя рядом со мной, девушка ничего не говорила. Это у нее реакция. Она находится в прострации.