Приговор
Шрифт:
Холодное. Плоское. Мокрое. Выход, оно значит выход. Я тянусь к нему. Оно не здесь… Нет, теперь здесь – это уже здесь. А прежнее здесь – это там. Там, где я был. Я был в реторте…
Я окончательно осознал, что холодное и мокрое – это смоченное водой полотенце у меня на лбу, я лежу на чем-то мягком, надо мною дощатый потолок, освещенный мягким рыжеватым светом масляной плошки, а сбоку на меня с тревогой глядят черные глаза Эвьет.
И голова все-таки болит. Правда, не так сильно, как раньше.
– Дольф?
– С утра меня звали так, – попытался улыбнуться
– Ну наконец-то! Я уж боялась, ты совсем не очнешься!
– Где мы?
– На постоялом дворе. Извини, пришлось залезть в твой кошель…
– Само собой. Сейчас вечер?
– Ночь.
– Ты, наверное, спать хочешь? – посочувствовал я.
– Выспалась уже… урывками, правда… Вообще-то сейчас ночь не того дня, когда ты потерял сознание. Прошло больше суток.
– Дела… Мы так и не догнали армию?
– Какая уж тут армия! Что мне было, бросить тебя посреди дороги и бежать догонять графа?
– Полагаю, что нет, – ответил я серьезно. – Постой, а как же ты доставила меня на постоялый двор? Я же, наверное, не мог держаться в седле?
– Еще бы ты мог! Как ты с коня валиться начал, я тебя еле удержала. Потом уложила Верному на шею, ну и привязала, как смогла, твоим и моим поясом. Самой-то пешком идти пришлось, сзади я бы так править не смогла…
– Неужели до самого постоялого двора?
– Нет, до деревни, где мы были. Хорошо еще, не очень далеко отъехали. Я сначала думала там на постой встать. Но эти сиволапые уперлись, как сговорились! "Больного не пустим!" Холеры они, видите ли, боятся! Да где холера, а где вы! Она же далеко, на западе! Ведь правда, Дольф? – спросила она уже другим, обеспокоенным тоном.
– Правда, – улыбнулся я. – Если бы у меня была холера, я бы, как бы это поприличнее сказать… с горшка бы не слезал. Холера – это, по сути, всего лишь жуткий понос. И умирает человек просто-напросто от обезвоживания. А если все время пить много подсоленной воды, есть хорошие шансы поправиться. Так что не так все страшно, как думает простонародье… хотя приятного, конечно, все равно мало. Постой… – настала моя очередь обеспокоиться. Я потрогал под одеялом собственную грудь и убедился, что рубашки на мне нет. Тогда я вытянул из-под одеяла руки и откинул их за голову, чувствуя, какие они тяжелые. – Эвьет, посмотри внимательно, только не трогай. У меня под мышками нет никаких бугров и вздутий?
Девочка поднесла поближе масляную плошку и принялась смотреть с таким тщанием, что у меня неприятно заныло в животе.
– Нет, – объявила она наконец, – совершенно ничего похожего.
Я вздохнул с облегчением.
– Значит, не чума. Скажи, что у меня нет язв на лице, и я почувствую себя совсем счастливым.
– Можешь чувствовать себя счастливым, Дольф.
Я широко улыбнулся. Вот вам простой рецепт счастья: подхватите неизвестную заразу, поваляйтесь в жару и бреду, очнитесь с головной болью и убедитесь, что у вас не чума, не холера и не оспа.
– Так как ты меня все-таки довезла?
– Я хотела нанять кого-нибудь из них, чтобы отвезти тебя на постоялый двор на телеге, но они отказывались. По той
– Переплатила, – констатировал я. – Крестьянская телега не стоит и половины.
– Ну извини, Дольф – как-то не занималась прежде их покупками… Те, в деревне, хотели еще больше.
– А лошадь?
– Лошадь я ему оставила. Пришлось запрячь Верного. Кажется, ему это не понравилось, он, должно быть, никогда раньше не ходил в упряжке… Надеюсь, он на меня больше не обижается.
– Эвьет, он просто конь.
– Если он не умеет разговаривать, это еще не значит, что ему все равно! Ну вот, так я и привезла тебя сюда. Слуга помог дотащить тебя до кровати. Наученная опытом, я не стала говорить, что ты болен. Сказала, что ранен. Извини, пришлось испачкать тебе рубашку кровью для правдоподобия…
– А откуда взялась кровь?
– Ну… – Эвьет смущенно приподняла левый рукав, продемонстрировав перевязанное запястье. – Ты не думай, я сначала нож тщательно прокалила, как ты учил!
– Понятно, – усмехнулся я. – Решила навести симметрию.
– Да нет, правая-то по всей длине располосована была, а здесь только маленький надрез! Я ж понимаю…
– Ты молодец, – сказал я серьезно. – Знаешь, ради меня еще никто не проливал свою кровь. Хотелось бы, чтобы этим случаем все и ограничилось… Ну-ка дай-ка мне взглянуть на твою перевязку… Хорошо справилась. Трудно было одной рукой?
– Ну а зубы-то на что? – улыбнулась Эвелина.
– Вообще-то на то, чтобы есть, – улыбнулся я в ответ. – Хотя случаи разные бывают. Кстати, я что-нибудь ел?
– Я поила тебя куриным бульоном. А из лекарств давала экстракты корней тысячелистника и солодки, настой чабреца, отвар ивовой коры, а чтобы сбить жар – настой цветов липы и черной бузины. Хорошо, что на твоих склянках и коробках помечено, где что…
– Учитель приучил. "В лаборатории не должно быть безымянных препаратов."
– Я все сделала правильно?
– Эвьет, ты замечательно справилась. Ты – самая лучшая моя ученица!
– А разве у тебя были другие?
– Вообще-то нет, – смутился я. – Прости, я совершенно не умею говорить комплименты.
– И не надо, – серьезно возразила Эвелина. – Комплименты – это всегда преувеличения. Я хочу слышать только правду.
– Ты не только все правильно сделала, но и не растерялась там, где многие на твоем месте впали бы в панику. И я очень тебе благодарен. Это – чистая правда.