Приговор
Шрифт:
– С верхушки башни вид лучше, – сказал заметивший это Контрени. – Сейчас мы туда поднимемся.
Мы вошли в башню (попутно я обратил внимание, что проходы со стены в башни перекрываются опускными решетками, так что, даже завладев гребнем стены, штурмующие окажутся в сложном положении – открытыми для стрельбы снизу и не имеющими возможности для быстрого спуска в город); здесь трое солдат отправились в караулку, и с нами остался лишь один, чтобы было кому нести факел (внутри башни горели и собственные факелы, вставленные в бронзовые кольца на стенах, но большинство этих колец пустовало, так что свой источник света был отнюдь не лишним). Снова начался подъем по винтовой лестнице: солдат, затем Контрени, за ним Эвьет и я. Девочка бросила на меня вопросительный взгляд, но я чуть заметно качнул головой.
Наконец мы взобрались на самый верх и, переводя дыхание и жмурясь на ярком свете после полумрака, вышли через квадратный люк на круглую каменную плошадку, окруженную зубцами. Эти зубцы были невысокими, всего лишь по грудь – на такой высоте можно было уже почти не опасаться стрельбы снизу. Если внизу, под прикрытием стен и зданий, царил полный штиль, то здесь, как оказалось, дул довольно сильный ветер, сразу подхвативший и разметавший волосы Эвьет и едва не сорвавший пламя факела, и без того ставшее почти незаметным в ярком солнечном свете. В центре площадки, слева от люка, из которого мы выбрались, возвышался толстый и длинный флагшток; над головами у нас вился и громко хлопал на ветру двухвостый грифонский вымпел. Спиной к нам, по-свойски облокотясь на один из зубцов внешней стороны, стоял одинокий часовой в легком доспехе из грубой кожи с нашитыми железными бляшками; услышав, как откинулся люк, он бросил взгляд через плечо и сперва не уделил внимания солдату с факелом, но, заметив показавшегося следом офицера, обернулся и отсалютовал – без особого, впрочем, рвения. Ему было уже, наверное, под сорок. На миг его взгляд задержался на девочке, но любопытство тут же вновь уступило место равнодушию. "Мало ли, кого сюда водит начальство, наше дело – вахту отстоять да пойти обедать…"
– Тебя что, докладывать не учили? – рявкнул Контрени.
– Все в порядке, мой господин! – часовой сделал некую попытку вытянуться. – За время моей вахты никаких… эээ…
– Беее! – передразнил рыцарь и добавил, обернувшись уже ко мне: – Вот с такими болванами приходится оборонять город. Разъелись тут за толстыми стенами, настоящего боя не нюхали…
Где-то я недавно слышал такую фразу. Ах, да – ее говорил тесть искалеченного трактирщика, имея в виду Комплен…
Мы подошли к краю площадки, дабы полюбоваться обещанным видом. Эвьет, правда, пришлось приподниматься на цыпочки, чтобы смотреть поверх зубцов, но красота открывшейся панорамы стоила мелких неудобств. Желтые и зеленые травы образовывали причудливо переплетавшиеся полосы и узоры; ветер гонял по ним лоснящиеся волны и нес округлые тени редких облаков; там и сям щедрыми мазками разбросаны были белые, желтые, сиреневые пятна, слагавшиеся из множества полевых цветов; курчавились темно-зелеными гривами рощи и перелески; вились, уводя неведомо куда, дороги и тропинки, похожие на застывшие речки, а вдали искрилась золотом на солнце и настоящая река… Видны были отсюда и деревенские домики, гроздьями нанизанные на нити дорог и почти не портившие общей картины.
Затем я заметил облако пыли, ползущее по дороге, вливавшейся в городские ворота с севера. В этом облаке растянулась длинной змеей скакавшая к Лемьежу кавалерийская колонна; редкими чешуйками поблескивали на солнце щиты и доспехи. Никакого флага не было видно.
Всадников заметили и на других башнях. Послышались крики, затем – частые немелодичные удары тревожного колокола. Контрени, впрочем, хранил спокойствие. Наша башня находилась в восточной части стены, так что, очевидно, защита северных ворот не входила в прямые обязанности направленных сюда солдат – но, похоже, дело было не только в этом.
– По-вашему, это йорлингисты? – осведомилась Эвьет, придав голосу нужный оттенок испуга.
– Нет, – уверенно покачал головой рыцарь, – их не больше сотни, нет никакого смысла… Мне кажется, это те, с кем мы встретились
Он оказался прав. Вскоре после того, как голова колонны скрылась от нас за северной стеной, колокол смолк, и прозвучал трубный сигнал отбоя тревоги. Я снова устремил взгляд на восток и теперь увидел кое-что новое.
Из-за горизонта сразу в двух местах косо тянулся в небо черный дым. Источники его находились очень далеко, в десятках миль от нас – но все-таки, по всей видимости, ближе, чем пограничная река.
– Так, – констатировал Контрени, глядя в ту же сторону. – Началось.
Затем он обернулся к часовому: – Ступай доложи, потом вернешься на пост, если не получишь другого приказа. И смотри в оба, расслабуха кончилась.
Эвьет, как ни в чем не бывало, любовалась пейзажем, и, вероятно, дым пожаров, свидетельствовавший о наступлении львиных войск, радовал ее не меньше, чем красоты природы. А может, ей просто хотелось потянуть время, чтобы солдат ушел как можно дальше. Контрени некоторое время вежливо ждал, затем все же потерял терпение:
– Нам пора спускаться.
– А, сейчас, – словно бы очнулась Эвелина. – Я только еще взгляну на город, – и она пересекла площадку, направляясь к зубцам внутренней стороны. Я последовал за ней.
Отсюда был хорошо виден весь Лемьеж. Очерченный резким овальным контуром крепостной стены, словно повязкой, удерживающей челюсть трупа, город походил на огромное лицо – серое, старое, уродливое, изрезанное вдоль и поперек глубокими морщинами и шрамами улиц и переулков. Островерхие церкви торчали над кривыми рядами крыш, словно гигантские конические бородавки. Я даже различил два глаза – две центральные площади, на одной из которых возвышалась ратуша, а на другой – главный городской собор: два угрюмых тяжеловесных здания, призванных, несмотря на все усилия резчиков по камню, не столько радовать глаз, сколько подавлять и внушать трепет перед светской и духовной властью. Я заметил черные пятнышки ворон, по-хозяйски сидевших на крестах собора. Вытянутая рыночная площадь в южной части города, в два ряда заставленная прилавками и повозками приехавших с товаром селян, походила на рот, полный гнилых зубов. Люди, копошившиеся в складках улиц, напоминали бледных вшей. Отсюда, сверху, особенно хорошо было видно, как дым, тянущийся из многочисленных труб – где белесый, где серый и полупрозрачный, где темный и жирный – сливается над городом в единое грязное марево. Спускаться туда снова хотелось не больше, чем окунаться в болото.
Но делать было нечего. Мы снова полезли в люк, следуя в прежнем порядке. Однако, когда мы спустились до уровня стены, Контрени отправил солдата в караулку к его товарищам, и на стену мы вышли втроем.
Здесь по-прежнему никого не было. Новая тревога пока не успела подняться, да и враг, жегший грифонские селения, еще оставался во многих часах пути от Лемьежа. Мы в молчании шагали прочь от башни. Наконец, когда было пройдено где-то две пятых пути, Эвьет вдруг остановилась, шагнула к внутреннему краю стены и с неподдельным удивлением спросила: "Что это?"
Контрени обернулся.
– Где?
– Вон! – девочка сделала еще шаг в сторону пропасти, остановившись у самой кромки и указывая пальцем куда-то в направлении центра города. – Вон там, на крыше!
– Да где же? – рыцарь подошел к ней, всматриваясь в даль. – Ничего необычного не вижу. Вы видите, господин барон?
– Да не здесь, правее! – нетерпеливо перебила Эвелина. – Вон он, в тени высокой трубы!
– Кто? – Контрени даже слегка наклонился вперед, тщетно пытаясь разобрать, что же ему показывают.
В мгновение ока Эвьет легким кошачьим движением оказалась у него за спиной. Она даже подняла руки перед толчком, но в последний момент, верная нашему уговору, бросила быстрый взгляд на меня. И я уже готов был кивнуть, но в тот же самый миг, пока Эвьет смотрела на меня, из башни, к которой мы направлялись, вышел какой-то солдат. Я едва успел остановить свой кивок и схватить Эвелину за руку. Ее лицо исказила гримаса досады, однако она тут же совладала с собой и – я разжал пальцы – столь же неслышно скользнула на прежнее место за миг до того, как Контрени заметил бы ее маневр.