Приказчик без головы
Шрифт:
– Я думала, княгиня решила переехать.
– Задницей, что ли, думала?
– Фу, какой ты невежливый, Климент! Князья теперь всякие попадаются.
– А может, это не Сашенька приходила? Вдруг кто-то именем ее воспользовался? – предположил Тарусов.
– Не сомневайтесь, ваше сиятельство! Она это, Александра Ильинична! – заверила его посетительница.
– Очень странно… Мне она про квартиру не говорила.
– Ничего странного, Дмитрий Данилович. Александра Ильинична ее сняла, чтобы с полюбовником встречаться.
– Как вы смеете?! – вскричал князь.
– Поликсена! – погрозил пальцем Челышков. – Князь засудит тебя за клевету.
– Не засудит! Потому что не клевету, истинную правду говорю! Признаться, не хотела я князю душу разрывать. Вчера пыталась Александре Ильиничне деньги вернуть, а заодно усовестить, от греха отвратить, но она лишь расхохоталась в ответ. А когда я пригрозила рассказать вам, Дмитрий Данилович…
– Постой, Поликсена! Ты что? Опять за старое взялась? – Челышков, хорошо знавший обитателей околотка, догадался, с какой целью Живолупова наносила визит Тарусовой.
Вдова в ответ на обвинение притворно разрыдалась:
– Ну почему, почему мужчины любят порочных? Почему им дела нет до чистых телом и душой богобоязненных женщин?
– А как таких богобоязненных любить-то? Вы же всего боитесь! – усмехнулся, явно припомнив о чем-то, Челышков.
– Ты, Климент, любовь с похотью не путай.
– Все, молчать! – вскипел князь. – Я бы попросил вас не вмешиваться, Климент Сильвестрович!
И почему он его не выставил?
– Прошу вас, сударыня, продолжайте. Что ответила Сашенька, когда вы пригрозили все мне рассказать?
– Ничего, – ответила Живолупова. – Потому что из соседней комнаты выскочил ее муж!
– Кто-кто?! Я вас впервые вижу, сударыня!
– Не слушайте Поликсену, ваше сиятельство, – невзирая на запрет, снова встрял Челышков. – На солнышке она перегрелась!
– Нигде я не грелась! Шел бы ты, Климент, свою Матрену искать. Что было, то и рассказываю. А ты слушай: выскочил мужчина и заорал, что он-де князь Тарусов! И выставил меня за шкирку. А сегодня на суде я вас увидела и поняла – обманули меня, провели. А потом и лжемуженек появился. Не догадываетесь кто? Доктор Прыжов!
Князь в ярости кинул на пол любимую рюмку.
– Больше скажу, – частила довольная Живолупова, – Кутузов мой, ну дворник, вы его знаете, он тоже на суде присутствовал, уверен теперь, что доктор и есть тот полюбовник, с которым княгиня миловалась в понедельник…
Князь достал из буфета другую рюмку, налил до краев и выпил.
– Я что-то должен вам, Поликсена Георгиевна? – спросил Дмитрий Данилович, переведя дух. Руки у него дрожали.
– Что вы, князь! Это я должна вернуть деньги, заработанные вашим нелегким трудом.
С этими словами Поликсена Георгиевна протянула купюры.
Разглядев на суде настоящего Тарусова, она чуть было не пустилась в пляс. Ее не раз выставляли за дверь, но потом все равно приползали на коленях с требуемой суммой в зубах. Однако княгиня платить не пожелала. Вот и получи за упрямство!
– Оставьте себе. И прошу вас, возьмите, – князь вытащил из потайного кармана сто рублей. – За труды, так сказать! Надеюсь, никому об этом больше не расскажете?
Живолупова понимающе опустила глаза:
– Конечно, ваше сиятельство, конечно!
– И вас о том же попрошу, Климент Сильвестрович. А теперь вынужден извиниться, должен идти! – Дмитрий Данилович обвел посетителей потухшим взглядом.
– Я тебя подвезу, Климент, – Поликсена Георгиевна встала с кресла.
– Нет уж, спасибо! – со злостью ответил Челышков. – Нелегкая тебя принесла. Я к князю по важному делу пришел. А теперь из-за тебя…
«А ведь он офицер! – вспомнил князь. – Что ж, отлично, никого посвящать не придется…»
– Останьтесь, Климент Сильвестрович, – сказал Тарусов, а вот с Живолуповой попрощался: – Всего хорошего, мадам.
– Для вас, князь, мадмуазель, – кокетливо поправила Поликсена Георгиевна. Ах, какой же этот Дмитрий Данилович экземпляр! – В вашем присутствии снова чувствую себя девицей. Первый, можно сказать, раз после смерти незабвенного супруга.
– Скорблю о его безвременной кончине, – нашелся с ответом на недвусмысленное предложение Тарусов. – Прощайте!
Когда шаги Живолуповой стихли, князь обратился к Челышкову:
– Прошу вас быть моим секундантом.
Челышков пожал плечами:
– Спасибо, конечно, за честь, однако я не дворянин.
– Прыжов тоже. Если согласны, не будем терять времени.
– А дело мое?
– Обсудим по дороге!
Выйдя на лестницу и заперев дверь, Тарусов сказал:
– Слушаю!
– Осетрова поймали.
– Молодцы, быстро! – похвалил Дмитрий Данилович.
– Понимаете… Мы с Калиной не то чтоб друзья, но… Он в околотке моем проживает, и, стало быть, инспектирую я его. Туды-сюды… Понимаете?
– В общих чертах.
– Когда в камеру Калину заводили, подмигнул он мне, мол, загляни. Хоть и не положено, я зашел. Вдруг поесть хочет или покурить? А Фомич предо мной на колени упал. Выручай, говорит, брат! Клянусь, чем скажешь, не убивал я Сидора!
– В первый момент многие отпираются. Но потом, когда следователь фактами прижмет, начинают каяться. А Осетров – мужик хлипкий. К вечеру сознается.
– Не сознается, – возразил Челышков. – Божится, что голову ему подкинули.
– Почему ему? Почему не мне? Почему не вам?