Приключения 1989
Шрифт:
Наташе захотелось купить что-нибудь на память об этом утре, и она потянула нас в лавку, торговавшую сувенирами, но Ахмед покачал головой и показал на узкий проход, ведущий во внутренний дворик. Там, под навесом, за примитивными токарными станками, вращая колеса ногами, сидели двое подмастерьев. Рядом валялся огромный слоновый бивень. Увидев нас, подмастерья встали.
— Что бы вы хотели? — спросил Ахмед.
— Не знаю. Что-нибудь на память, — сказала Наташа и рассмеялась.
Ахмед пошептался с ремесленниками, и один из них сел за станок, а второй пошел в лавку и вернулся с хозяином. Сам он не имел права назначать цену.
— Может
— Спасибо, мы зайдем через час.
— Интересно, что это будет. — Наташу взяло любопытство.
Я вопросительно посмотрел на Ахмеда, но тог улыбнулся и пожал плечами.
У двухэтажного старинного дома с резными дверьми и нависшими над первым этажом застекленными террасами нас ждали. Среди родственников, приехавших на праздник в город, я сразу выделил мать Ахмеда, хотя прежде её никогда не видел: только у гордой за сына и одновременно благодарной за хорошее отношение к нему матери могла быть такая улыбка. Её не старила традиционная народная одежда — черное платье и такая же накидка; тщательно подведенные глаза и брови говорили о том, что она готовилась к приему гостей. Когда мы с Наташей подошли к дому, она сделала шаг вперед, отвела привычным жестом накидку с лица и пальцами правой руки притронулась, прежде чем поцеловать Наташу, к её лицу, как бы благословляя.
Для того чтобы понять друг друга, не нужно много слов. Наташа рассказывала про Ольгу, а я, не кривя особенно душой, пел дифирамбы Ахмеду, зная, что нахожусь недалеко от истины — хороший солдат плохим сыном быть не может, а наши служебные отношения оставались внутренним, сугубо мужским делом. Жаль, что до меня только сегодня впервые дошло, что след в душе не бывает односторонним, что-то ценное дал мне в жизни этот парень, но что именно, предстояло ещё разобраться и понять.
У Ахмеда была своя причина торжествовать. Накануне Сами вручил ему капральскую лычку, и Ахмед подозревал, что я приложил к этому руку. Мне стоило большого труда согнать с лица улыбку перед тем, как начать говорить. Я знал, что здесь запомнят каждое моё слово.
— В этом доме, — сказал я, — уже есть то, чем может похвастаться не всякий: счастливая мать и сын, достойный своего отца, — я посмотрел на висевшую на стене выцветшую фотографию отца Ахмеда в военной форме и с медалью. — Говорят, что праздничные пожелания сбываются. У меня их два: я хочу, чтобы в этот дом вошла молодая невестка и чтобы здесь появились дети и книги, ибо молодость и мудрость лучше богатства.
— Сын сказал мне, что вы скоро уезжаете, и я понимаю это, потому что каждый должен жить на своей родине. Но сердце матери сильнее её глаз, и оно будет о вас помнить.
— Я расскажу об этом своей маме.
— Да продлит аллах её дни.
Странно, но, когда мы прощались, у меня на глаза навернулись слезы. Казалось бы, ну что особенного, заехали попить кофе к своему шоферу, посидели с часок, сказали друг другу несколько приятных слов, но после всего пережитого вместе слова перестали быть просто словами, а превратились в обязательства, которые невозможно не выполнить и которые тревожат по ночам, когда думаешь о когда-то выданных в жизни и неоплаченных векселях, а ведь мне так хотелось тогда, чтобы эта скромная лычка превратилась в звездочку и к шоферским правам прибавился университетский диплом.
В лавке нас ждали. На стеклянной витрине стояла фигурка женщины из слоновой кости на черной
— Это я.
Резец точно обрисовал три детали: прическу, глаза и улыбку. Это была сегодняшняя Наташа, такая, какой она не была вчера и не будет завтра. Неповторимое и есть мастерство вечности.
— Не нужно, — шепнул мне Ахмед и взял меня за руку. — Когда-нибудь мы зайдем сюда выпить чаю.
Сами ждал нас у подъезда своего дома и сразу сел в машину.
— Помнишь, я обещал познакомить тебя с Хакимом.
— Но мы же знакомы.
— Не совсем, — усмехнулся Сами.
Всякий разговор в эти дни неизбежно начинался с одного и того же. Не удержался и Хаким.
— Ну, ребята, рассказывайте, что вы там натворили. Правда, как ни странно, газеты и слухи на этот раз совпадают.
— Газетам можно верить, — взялся отвечать Сами. — В двух словах суммируем факты: сбито 26 самолетов за два дня. Наши потери минимальны и не идут ни в какое сравнение. Восполнять такие потери не представляется возможным, особенно если учесть, что все экипажи либо погибли, либо захвачены в плен. Отсюда — перемирие.
Перемирие — это уже не война, но далеко и не мир. И все понимали, что мира не будет, пока противник оккупирует часть территории. Значит, опять странная, ненормальная, нервная ситуация — ни мира, ни войны.
— В данном случае, — продолжал Сами, — перемирие означает нечто большее, чем прекращение стычек и налетов. Мы перехватили инициативу, и следующий ход тоже за нами. Остается правильно выбрать время.
— А ты что скажешь, Алеша?
— Скажу, что с чисто военной точки зрения меня мало что беспокоит. Я верю в вашего солдата, верю в армию, тем более что у неё есть время и все условия как следует подготовиться. Последние события подняли моральный дух и вернули веру в свои силы. Сами знает, — я улыбнулся, — ваш покорный слуга любит забегать вперед. Я думаю о будущем, причем о вполне обозримом будущем.
— Во вполне обозримом будущем, — задумчиво произнес Хаким, — я не жду мира. Нас ещё очень долго не оставят в покое те, кто привык распоряжаться судьбами целых стран и народов в своих интересах. Что же касается внутренних дел, у нас, к сожалению, слишком многое зависит от личностей. Именно здесь я вижу проблему. Личность смертна, тем более прогрессивная. И ещё. Слишком много у нас людей, которые любят стоять с протянутой рукой и вопить, что «мы бедная страна» вместо того, чтобы работать заступом, а именно это нам сейчас и нужно, чтобы как можно больше народа взялось за заступ. Тут вы, к сожалению, ничем нам помочь не можете, даже если завалите нас заступами, что, конечно, вполне в ваших силах. Во всяком случае, — Хаким провел рукой по глазам, — я вижу впереди много зигзагов, и неизвестно, когда мы выйдем на прямую. Как бы то ни было, вы сделали всё, что могли, и теперь слово за нами. И за эти дни мы стали сильнее.
— Кстати, — заговорил Сами, — если хочешь узнать, что с Джонни, спроси вот его. — Сами толкнул Хакима в бок. — Может, покажем Алеше их логово в старом городе?
— Как, — я чуть не разинул рот от удивления, — разве вы не инженер?
— Вообще-то инженер, — немного смутился Хаким, — но сейчас вот пришлось сменить профессию. Вам я дал свою старую визитную карточку.
— Значит, мы встретились не случайно, тогда, в метро?
— Сами попросил меня поберечь вас. Эти люди способны на всё.