Приключения Арсена Люпена
Шрифт:
Он беспорядочно бродил по аллеям, возвращался назад, шел дальше. Что он искал? Была у него какая-то определенная цель?
Он слонялся так около часа и, казалось, изнемогал от усталости. И впрямь, завидев скамейку, он плюхнулся на нее. Это место, неподалеку от пригорода Отей на берегу небольшого озера, скрытого среди деревьев, было совершенно пустынным. Прошло полчаса. Ганимар потерял терпение и решил сам завязать разговор.
Он подошел и уселся рядом с Бодрю. Зажег сигарету, стал чертить тростью круги на песке и произнес:
– Сегодня не жарко.
Молчание. И внезапно в тишине прозвучал смех, радостный, счастливый смех – так смеются дети в порыве неукротимого веселья, когда больше не в силах сдержаться. Явственно, физически
Он резко схватил Бодрю за лацканы пиджака и пристально, яростно стал вглядываться в его лицо – внимательнее, чем в зале суда: но теперь перед ним был вовсе не тот человек, которого он видел тогда. Нет, это все-таки был он, но… вместе с тем совсем другой, настоящий.
Он напряг все свое внимание и начал узнавать живые, пытливые глаза. Он всматривался в исхудавшее лицо, похожее на маску, видел, как из-под дряблой кожи начинает проступать истинная плоть, а из-под перекошенных губ – нормальный рот. Это были глаза и рот другого человека, а главное – другое выражение лица: пытливое, живое, насмешливое, умное, такое открытое и юное!
– Арсен Люпен, Арсен Люпен, – бормотал он.
И внезапно, охваченный яростью, Ганимар вцепился ему в горло, пытаясь повалить на землю. Несмотря на свои пятьдесят лет, он все еще отличался недюжинной силой, тогда как его противник находился не в лучшей форме. К тому же какой его ждет триумф, если удастся снова засадить его за решетку.
Борьба продолжалась недолго. Арсен Люпен практически не защищался, но Ганимар отпустил его так же быстро, как и напал. Его правая рука повисла безжизненной плетью.
– Если бы на набережной Орфевр обучали борьбе дзюдо, – заявил Люпен, – вы бы знали, что этот прием называется по-японски «удэ-хисиги».
И холодно добавил:
– Еще секунда – и я бы сломал вам руку, а вы получили бы по заслугам. Как же вы, мой старинный друг, которого я так уважаю, кому, не раздумывая, раскрываю свое инкогнито, так могли злоупотребить моим доверием? Некрасиво… Ну ладно, говорите, что там у вас?
Ганимар молчал. Он считал себя виновным в этом побеге – ведь он сам своим сенсационным заявлением ввел правосудие в заблуждение. Этот побег станет самым позорным пятном в его карьере. Слеза скатилась по седым усам.
– Господи, Ганимар, да не расстраивайтесь так! Если бы вы не заговорили, я бы подыскал кого-то другого. Послушайте, разве я мог бы допустить, чтобы осудили Бодрю Дезире?
– Выходит, – пробормотал Ганимар, – там были вы? И здесь тоже вы?
– Я, один я и только я.
– Но как это возможно?
– О, для этого вовсе не нужно быть чародеем. Достаточно, как заметил этот симпатяга-судья, лет десять тщательно готовиться и предусмотреть все возможные случайности.
– Но ваше лицо? Глаза?
– Вы же догадываетесь, что не из любви к искусству я полтора года проработал в больнице Сен-Луи у доктора Алтье? Я полагал, что тот, кто в один прекрасный день будет иметь честь назваться Арсеном Люпеном, должен преступить банальные законы природы, регулирующие внешний вид и идентичность индивида. Внешний вид? Но его можно менять по своему усмотрению. Например, в результате простой подкожной инъекции парафина кожа набухнет в нужном вам участке. Пирогалловая кислота сделает вас похожим на индейца. Сок большого чистотела, если потребуется, разукрасит экземой и желваками. Одни химические вещества воздействуют на рост щетины и волос, другие – на тембр голоса. Добавьте к этому два месяца диеты в камере двадцать четыре, привычку склонять набок голову, горбиться и кривить рот, усвоенную тысячекратным повторением упражнений. Ну и наконец, если закапать в глаза пять капель атропина, взгляд станет растерянным и блуждающим, и дело в шляпе!
– Не могу представить себе, чтобы надзиратели…
– Метаморфоза происходила постепенно. Они не могли заметить ежедневных
– Ну а Бодрю Дезире?
– Бодрю существует. С этим ни в чем не повинным бедолагой я повстречался год назад, у меня с ним действительно есть некоторое внешнее сходство. Предвидя вероятность ареста, которую я никогда не исключаю, я отправил его в надежное укрытие и начал с того, что попытался определить те черты, которыми мы явно отличаемся друг от друга, а затем постарался, насколько это возможно, сгладить их у себя. Мои друзья помогли ему провести ту ночь в камере предварительного заключения и постарались, чтобы мы с ним вышли оттуда в один и тот же момент, а также чтобы это совпадение во времени было зафиксировано. Обратите внимание, требовалось, чтобы обязательно остались какие-то следы его задержания, иначе правосудие задалось бы вопросом, кто же я такой… А вот если я подсуну им этого чудесного Бодрю, то слуги правосудия непременно уцепятся за него, слышите, непременно, и, несмотря на то что подменить заключенных практически невозможно, они скорее поверят в это, чем признают собственное невежество.
– Да, да, и впрямь, – шептал Ганимар.
– А кроме того, – воскликнул Арсен Люпен, – у меня на руках был беспроигрышный козырь, карта, которую я открыл в самом начале игры: все ждали моего побега. И вот совершена грубейшая ошибка – ее допустили и вы сами, и остальные: в этой захватывающей партии, разыгранной с правосудием, где ставкой была моя свобода, вы снова решили, что мною движет бахвальство, что я, как желторотый юнец, опьянен собственными успехами. Неужели я, Арсен Люпен, настолько мелок? И снова, так же как в деле барона Каорна, вы не подумали: «Раз Арсен Люпен кричит на каждом углу, что он совершит побег, значит его на то вынуждают какие-то веские причины». Но черт побери, поймите же наконец: чтобы совершить побег, не совершая его, необходимо, чтобы все изначально свято в него уверовали, чтобы ни у кого не возникло и тени сомнения, чтобы это было ясно как день. И все произошло именно так, как я и задумал. Арсен Люпен сбежит, Арсен Люпен не будет присутствовать на суде! И когда вы встали и произнесли: «Присутствующий здесь человек – не Арсен Люпен», было бы просто невероятно, чтобы все в зале суда сразу же не поверили, что я – не Арсен Люпен. Но если хотя бы один человек в зале усомнился в этом и предположил: «А вдруг это все-таки Арсен Люпен?», в ту же минуту все было бы потеряно. Достаточно было взглянуть на меня с близкого расстояния, но не так, как это сделали вы и все остальные, – твердо веря в то, что я не Арсен Люпен, а допуская, что это все-таки может быть он, – и несмотря на все мои ухищрения, меня тут же бы опознали. Но я не волновался. С точки зрения логики и психологии никому не могла прийти в голову такая здравая мысль.
Неожиданно он сжал руку Ганимара.
– Послушайте, Ганимар, сознайтесь, что через неделю после нашего разговора в тюрьме Санте вы ждали меня у себя дома в четыре часа, как я вас просил?
– А ваш тюремный фургон? – спросил Ганимар, уклоняясь от ответа.
– Чистый блеф! Мои друзья действительно подправили эту допотопную развалюху, уже списанную со службы, подменили ею настоящую и захотели рискнуть. Но я знал, что все может получиться, только если обстоятельства сложатся в нашу пользу. Я просто счел разумным довести до конца эту попытку побега и придать ей широкую огласку. Мой первый дерзко и заблаговременно спланированный побег придавал вероятность следующему.
– Выходит, сигара…
– Моих рук дело, так же как и полая рукоятка ножа.
– А записки?
– Их написал я.
– А таинственная корреспондентка?
– Мы с ней – одно лицо. Я могу, если захочу, имитировать любой почерк.
Ганимар минуту размышлял, потом возразил:
– Но каким же образом никто не заметил, что антропометрические данные Бодрю полностью совпадают с данными Арсена Люпена?
– Карточки Арсена Люпена просто не существует в природе.
– Скажете тоже!