Приключения парижанина в Океании (иллюстрации)
Шрифт:
— Парус?.. Ты видишь парус?
— Слава богу, я не стану говорить наобум. Стало быть, парус, если я говорю. Вглядись хорошенько, сам увидишь.
— Да, правда, — отвечал молодой человек, на подвижном лице которого отразилось сильное волнение.
— То-то же!.. Через пять минут покажется и корабль… А! Это шхуна. Бьюсь об заклад, что голландская, с таким же круглым брюхом, как и у любителей пива, что на ней едут.
Гонимый ветром и течением корабль подвигался быстро, искусно огибая коралловые утесы. Скоро на нем был поднят флаг. Пьер сказал правду: судно было голландское. Это было заметно по развернувшемуся трехцветному флагу, с такими же цветами — белым, синим и красным, — как и французский флаг, только расположенными горизонтально.
— Неплохо, — сказал Пьер. — Я очень рад попасть на голландское судно. Голландцы — хорошие моряки и храбрые матросы; с ними можно столковаться.
Шхуна легла в дрейф в двух кабельтовых от берега: от нее проворно отделилась шлюпка и понеслась к островку. Шлюпка не успела причалить, как один из сидевших в ней обратился к нашим приятелям с вопросом на незнакомом языке.
— Черт побери, если мы понимаем эту тарабарщину… А объясниться все-таки нужно. Мы — французы. Не говорит ли кто-нибудь из вас, господа, на нашем языке?
— Я говорю, — отвечал один голландец. — Полагаю, что для вас лучше всего уехать отсюда?
— Я тоже так думаю, — в один голос ответили Пьер и Фрике.
— А если так — на борт! Скоро начнется отлив, и нам нельзя терять времени.
Наши приятели не заставили повторять два раза это приятное приглашение. Они явились в Убежище едва ли не в костюме Адама — сборы их были непродолжительны, и через несколько минут они сидели в шлюпке.
Когда шлюпка подошла к шхуне, был спущен трап, по которому приятели взобрались с ловкостью бывалых людей. Голландские матросы приняли их на палубе с радушием, которое моряки всегда оказывают потерпевшим крушение, помня, что и им самим каждую минуту угрожает такая же участь.
Капитан велел поставить паруса по ветру, не заботясь о почтовом ящике. Эта особенность не ускользнула от Фрике и показалась ему совершенно не согласной ни с международным правом вообще, ни с инструкциями, написанными в реестровой книге Убежища, в частности.
Когда маневры были окончены, капитан пригласил пассажиров к себе в каюту и пожелал узнать, какими судьбами попали они на Буби-Айленд. Фрике кратко пересказал историю их приключений, осторожно умолчав о действиях капитана-американца, описал кораблекрушение, переезд от острова Вудларк до Новой Гвинеи и закончил рассказом о последнем пребывании у австралийцев.
Капитан, добродушный толстяк с коротко остриженными волосами и загорелым лицом, круглый, как бочка, при всей своей фанатичности не мог не выразить удивления, выслушав этот поразительный рассказ.
Закончив восклицания, он прибавил с добродушием и сердечностью моряка:
— Я вдвойне рад, что случай привел меня на Буби-Айленд. Я не хотел заезжать сюда, а просто маневрировал, когда вас заметил вахтенный. Не случись этого, сидеть бы вам до марта, покуда не пришел бы парусный корабль, идущий из Батавии в Сидней. А раз вам нужно на Суматру, то вы потеряли бы еще месяц. Я еду не прямо на Яву, но через шесть недель все-таки надеюсь быть около этого острова, как только окончу свою погрузку… а это будет скоро. До тех пор будьте на моем корабле, как дома. Вы вольны делать, что вам угодно: хотите — работайте, хотите — смотрите на нас, как мы будем работать.
— Ну уж нет, капитан, — возразил на это Пьер де Галь, — не бывать тому, чтоб я сидел на корабле, сложа руки. Позвольте мне с моим матросом разделить труды вашего экипажа, мы хорошо будем слушаться команды.
— Как хотите, друзья мои. Это ваше дело. Повторяю: вы вольны делать, что хотите. Помогайте нам, если вам этого хочется.
— Спасибо, капитан; вы славный человек.
— Теперь, капитан, — сказал Фрике, — позвольте мне задать вам один вопрос.
— Хорошо, спрашивайте.
— Почему вы не сошли на берег расписаться в книге и взять письма из почтового ящика?
Капитан рассмеялся при этом неожиданном вопросе.
— Так и быть, я, пожалуй, скажу вам, — ответил он. — Дело очень простое. Я плаваю по морю не для славы: я простой шкипер, собственник этой шхуны и волен плавать, где хочу, и брать груз, какой мне угодно! Ну-с, а нидерландские чиновники или, как это называется по-французски, таможенные досмотрщики, любят совать нос всюду, где их не спрашивают, и ужасно бесцеремонно проверяют фрахты кораблей, чтобы обложить их пошлинами, совсем, по-моему, произвольными. Если бы я взял письма, то должен был бы передать их консульским агентам, а те непременно стали бы спрашивать, куда и откуда я еду, да что везу, и так далее. И поплатился бы я за свою любезность тем, что на мой товар посыпались бы всевозможные пошлины. Нет, я предпочитаю принимать и сдавать груз знакомым людям, в знакомых местах и без всякого таможенного досмотра… Вы поняли, конечно?
— О, вполне поняли, — сказали французы со смехом, и капитан простился с ними.
— Ну, — тихо сказал Пьер своему товарищу, — наш капитан не из простаков. Впрочем, это все-таки лучше, чем ситуация при отъезде из Макао. Американец был подлый пират. Голландец — простой контрабандист. Это прогресс. Кстати, что ты мне говорил тогда о письмах? Я помню, они тебя почему-то сильно задели за живое.
— Да, и не без причины. Угадай, кому адресовано одно из писем, находящихся в мешке? Ни за что не угадаешь.
— Откуда же я могу знать?.. Нет, не догадываюсь.
— Представь, на конверте было написано: «Сеньору Бартоломео ди Монте, в Макао».
Пьер подпрыгнул на месте, точно получил пулю в грудь.
— Человеку с рапирой!.. Шоколадному дворянчику!.. Торговцу людьми!.. Соучастнику пирата!..
— Ему самому!..
— Однако!.. Какой же дьявол мог положить письмо в бочку? Стало быть, американец, улизнув на шлюпке, побывал на острове?.. Да нет, этого не может быть. Я ничего не понимаю.