Примкнуть штыки!
Шрифт:
– Жаль, – сказал майор Алексеев. – Жаль, чёрт возьми… Какой был бой! Лучший бой моего полка.
– Как выдумаете, они ещё сунутся? – спросил Воронцов, глядя в поле.
– Я думаю, что нам надо отойти на новую позицию и окопаться там.
Бойцы тем временем возвращались из лощины, тащили к окопам оружие и боеприпасы, какие-то ящики, выкрашенные в тёмно-зелёный цвет с белыми свастиками на боках. «Ручные гранаты», – догадался Воронцов.
Один из таких ящиков несли Зот и Васяка.
– Товарищ сержант, вот гостинцев вам принесли. – И Зот бросил на бруствер брезентовую сумку-патронташ, из кармашков которой торчали три сменных рожка для автомата.
– Спасибо, Зот Федотыч. Наши все целы?
– Селивана слегка царапнуло. Перевязали уже. А пулемётчика ихнего, Аниканова, так и разорвало снарядом. Вместе со вторым номером. Раскидало по берёзкам. Страшно глянуть, товарищ сержант. А вы-то что не весёлый такой?
– Федосова убило. Командира артвзвода.
– Вот беда… – покачал головой Зот и спросил: – Какой нам теперь приказ будет?
– Отходим в лес. Передайте всем: окапываться в лесу, на новых позициях.
Не прошло и получаса, как из-за сосен вынырнула «рама», снизилась над дымящейся лощиной и лугом и, едва не задевая крыльями верхушек берёз, взмыла вверх, нудно завывая моторами, прошла вдоль брошенных окопов, набрала высоту и ушла в сторону шоссе.
– Нюхнула, – ворчали бойцы.
– Сейчас появятся.
– Вряд ли. В другой раз они морду под обух не подставят.
Самолёты появились буквально через несколько минут. Две пары пикировщиков прошли стороной, развернулись и сбросили бомбы на окопы, на опушку леса и на позиции артиллеристов. Ездовые в это время подали первую запряжку, орудие поставили на передок и успели отъехать в глубину леса. А второе только-только выкатили на дорогу. Бомба попала в передок. Накрыло весь расчёт. Раненые ездовые и наводчик катались по окровавленной, перепаханной осколками земле. Пока самолёты не улетели, никто к ним ползти не осмелился.
– Шестнадцать убитых и девять раненых, – подсчитал майор Алексеев потери своего полка. – Ещё одна такая атака или бомбёжка – и воевать будет некем.
И тут прибежал один из связных и доложил:
– Товарищ майор, артиллеристы уехали!
Несколько минут назад, когда улетели самолёты и бойцов снова вывели на прежние позиции, майор Алексеев послал связного предупредить артиллеристов, чтобы срочно возвращались и устанавливали уцелевшее орудие на прямую наводку. И вот связной вернулся один.
– Как «уехали»? Ты что, Хромин? Где ты был? – И комполка рывком выпрыгнул из окопа навстречу связному, схватил его за плечи, с силой встряхнул. – Да я тебя за это расстреляю!
– За что, товарищ майор? Я им всё сказал, что вы велели. А они: мол, всё одно снарядов нет. И погнали коней.
– Ладно, Хромин. Извини. Всё равно без Федосова…
Весть о том, что теперь им придётся обороняться без артиллерии, быстро облетела окопы. И бойцы приуныли.
– А что, землячки, видать, пора последний табачок разделить. У кого есть на закрутку?
– На закрутку нету, на половинку есть!
– Ссыпай в кучу.
– Не ссать, ребята! Вон, профессор сапоги гуталином начищает!
– Последний парад…
В окопах засмеялись реденьким, нестройным смешком.
Время шло. Воронцов беспокойно поглядывал на часы. Стрелки приближались к одиннадцати. В двенадцать сниматься. «Если они подойдут около двенадцати, – подумал он, – не оставлять же нам позиции у них на виду. Раньше двенадцати уходить нельзя. А может, на шоссе уже всё изменилось и этот просёлок для обороны никакого смысла уже не имеет?»
Ровно в половине двенадцатого на дороге между гатью и сосняком появился конный разъезд.
– Гляди-ка, братцы, копытники! Неужто наши?
– Немцы. У них тоже кавалерия есть.
– Кавалерия… Разведка это. Конная разведка.
– Значит, они уже здесь, на подходе.
Майор Алексеев припал к биноклю. Окликнул пулемётчика:
– Разумовский! Видишь цель?
– Вижу, товарищ майор.
– Дай-ка парочку коротких и одну от души. Только помни, что патронов в обозе нет.
Пулемётные очереди опрокинули напряжённую тишину. Конники сразу повернули и пришпорили лошадей. И только они скрылись в соснах, как оттуда донёсся хлопок, от которого у многих похолодело внутри. И тут же, с затягом, завывая и будто примериваясь, где бы упасть, пролетела мина и легла в березняке.
– Следующая будет с недолётом, – сказал связной Ушаков, и губы его стали белыми.
Так оно и произошло. Немцы установили в сосняке миномёты и производили пристрелку. Где-то сидел корректировщик и управлял огнём.
– Сержант, вот что, народ мой плохо переносит миномётный обстрел. Давай на правый фланг, к своим. Держи там. Смотри, чтобы не побежали. После такого боя полк уже не может отступать. Будем держаться!
Третья мина разорвалась в трёх шагах от бруствера. Истончая на излёте свой воющий звук до пронзительного визга, хрустнула напротив НП, и сразу стало ясно, что в соснах сидели опытные миномётчики, а корректировщик прекрасно изучил линию обороны полка и передавал точные координаты.
– Держи свой фланг, сержант! – крикнул комполка вслед Воронцову.
Он прополз метров пятнадцать, поймал интервал между взрывами, вскочил и сделал короткую перебежку. Но тотчас из сосняка застучал пулемёт и струйки трассирующих пуль скользнули над самой головой и защёлкали в березняке. «Так, взялись за нас основательно, – подумал Воронцов, старательно прижав голову к земле. – Дальше – только на животе…» И торопливо пополз вдоль окопов.
– Куда ж ты, твою-то мать, дуром прёшь! Убьют! – рявкнул на него пожилой боец и сверкнул из-под сдвинутой набок каски ошалелыми глазами.