Принц для невесты
Шрифт:
— Да пожалуйста, только не печеньем.
— А у нас на бутерброде колбаска есть.
Следующие полчаса Феликс героически терпел, как его тискают. Гладят и кормят кусочками колбаски с ладони. И лишь когда вагон опустел — из конца в конец от города до города мало кто ездил — гневно высказал претензии. Получил в ответ: «Просил, чтобы накормили? Вот и накормили», — и на несколько минут от такого беспардонного к себе отношения потерял дар речи. Но продолжить ругаться не успел, вагон опять начал заполняться пригородными пассажирами, среди которых тоже попадались дети. Поэтому Чешир мгновенно испугано спрятался в сумку с головой, бросив напоследок паническое: «Нет меня. Ни для кого нет».
Не закончил Феликс дуться и когда они приехали, из принципа прикидываясь обычным животным. Но, когда все трое сели на лавочке в парке, и Катерина начала перечислять, что ей нужно для анализа состава чернил, а Никита вслух прикидывать, как бы найти для работы подходящую лабораторию и жильё, ибо они опять тогда застрянут не меньше чем на неделю, не выдержал и возмутился:
— А про меня забыли? Да я вам всё и так скажу, без всяких там пробирок… — и осёкся, таким смехом лучились глаза у парня и девушки. — Ладно-ладно, уели. Давайте вашу бумажку. Но перед этим — сливок.
— Тёплых, — поддела его Катерина, — помню.
Следующим вечером вокзал их встретил всё той же суетой, гудками и грохотом поездов, торопливыми объявлениями из репродуктора, запахами пыли, шпал и тысяч пассажиров. Будто и не прошло целых суток, а они вернулись во вчерашний день. Оказавшись внутри пассажирского терминала, Никита и Катерина посмотрели на длиннющие людские хвосты к кассам за билетами и синхронно вздохнули. Хорошо хоть им не нужен конкретный поезд, а подойдёт любой, идущий на запад. После чего Никита остался запоминать расписание, а Катерина пошла спрашивать «кто крайний».
Очередь ползла очень медленно, а утомила быстро. Кассирша регулярно куда-то отлучалась, усталые люди вяло переругивались, время от времени выясняя, кто и за кем занял. Некоторым, как Никите, повезло — если ждёшь вдвоём, можно ненадолго поменяться, сходить за водой или просто размять затекающие от долгого стояния ноги. Те, кто пришёл один, на глазах зверели. Наконец очередь довела до заветного окошка, и Никита уверенно назвал номер поезда, который отходил через полтора часа. Разве что на несколько секунд задумался над типом вагона, но потом решил всё же взять купейный: пусть там они окажутся заметнее, зато смогут отдохнуть перед вторым забегом на электричках, когда ночевать придётся, пережидая на вокзалах. Немолодая женщина в очках одарила парня снисходительным взглядом — мол, в самый последний момент успел, минут через пятнадцать продажа на этот маршрут уже закрывается — но говорить ничего не стала. Взяла паспорта… у Катерины невольно ёкнуло сердце: первая настоящая проверка её работы. Ломбарды, где, загримировавшись под наркомана, Никита сдавал добычу, можно не считать: там документ если и смотрели, то наспех глянуть фотографию да переписать адрес. Но кассирша без каких-либо вопросов равнодушно оформила билеты и буркнула: «Следующий».
Когда они вышли на перрон, вдоль их поезда уже суетились пассажиры, особенно рядом с плацкартными вагонами. Какой-то мужик докуривал сигарету, делая глубокие торопливые затяжки, у молоденькой проводницы поднимающаяся в вагон грузная тётка своим чемоданом выбила из рук паспорт следующего пассажира. Девушке пришлось присесть, чтобы поднять документ, одновременно второй рукой придерживая модную укороченную юбку, чтобы та не натянулась и не задралась — выглядела пантомима до того забавно, что Катерина не выдержала и улыбнулась. А Никита уже тянул свою девушку дальше, вдавливаясь плечом в толпу. Добравшись до нужного вагона, они сунули паспорта и билеты проводнице — Катерина при этом опять почувствовала себя неуютно — хотя теперь бояться было уже нечего… Но проводница лишь торопливо пролистала странички, хмуро буркнула скороговоркой: «Места пять и семь, поторапливаемся». Поднялась на площадку следом, заорала вглубь вагона так, что у Катерины заложило в ушах: «Поезд отходит, провожающим просьба покинуть вагон». И сразу, не дожидаясь, выйдет кто или нет, опустила порог, выглянула в раскрытую створку дверей, и подняла жёлтый свёрнутый флажок. Из ретрансляторов хрипло заиграла неразборчивая музыка. Пока Никита и Катерина шли к своим местам, поезд вздрогнул и тронулся в путь.
Открыв дверь купе, Катерина и Никита обнаружил двух попутчиков — женщину лет за тридцать и паренька лет пятнадцати. Судя по заметному сходству одинаково-курносого профиля — мать и сын. Женщина, наклонившись, что-то искала в чемодане, поставленном на нижнюю полку, а молодой человек отречено смотрел в окно и слушал музыку в наушниках.
— Попутчики?! — улыбнувшись, сказала женщина. Сын бросил безразличный взгляд на вошедших, и вновь отвернулся к окну. — Не мешаем? Мы ненадолго, мы скоро выходим.
— Да собирайтесь спокойно, — махнул рукой Никита. — Мы и на второй полке разместимся.
Колеса ритмично стучали на стыках рельс, и один город уносился вдаль навстречу другому городу. Разговор с соседями, кроме дежурно вежливых фраз, не сложился: только подсевшие пассажиры устали, мать и сын мыслями уже были не в вагоне, а на станции назначения. Когда через пару часов поезд замер на вокзале какого-то небольшого города, они формально-вежливо попрощались, и Катерина с Никитой остались вдвоём. Впрочем, ненадолго — стоило составу тронуться, в купе материализовался Феликс: сначала улыбка, потом глаза и уши, а следом и остальной Чешир.
— Отлично. Предлагаю меня кормить. Вам-то хорошо ехать, с комфортом, это я, бедный и несчастный, вынужден сидеть в пыльном углу за мешками с почтой. Голодный и холодный, — Феликс тут же забрался на колени Катерины. — Пока молодой человек собирает на стол, ты можешь меня погладить.
— Разрешил, — рассмеялась Катерина, — всех к делу приставил. Без сливок оставлю за наглость.
— Не пугай, всё равно их у тебя нет, — грустным тоном парировал Феликс. — Трудности полевой-походной жизни. Давай хоть колбасу, научишься с вами есть всякую гадость, — и бросил укоризненный взгляд на хохочущего Никиту: то ли тот вспомнил рассказ, как Чешир на поляне жевал подстреленных молнией зайцев, то ли как девочки кормили колбасой в электричке, то ли что-то ещё. — Но-но, я бы на тебя посмотрел… Малыш.
— А ты — самый больной пассажир в мире тогда.
За шутками и весёлой вознёй — новых попутчиков к ним так и не добавилось — незаметно подступили сумерки, настала ночь. Поезд ровно стучал колёсами, унося пассажиров всё дальше и дальше на запад. Отключился основной свет, остались гореть тусклые ночные лампы с намёком, что пока спать, Феликс тут же прямо сквозь дверь осторожно просунул ухо, убедился, что в коридоре никого, попрощался, и также не открывая двери просочился из купе наружу.
— Позёр, — фыркнула Катерина, потом зевнула: — Но он прав, спать хочется.
— Характер, не зря же он в молодости столько путешествовал, причём с авантюристами и контрабандистами, — пожал плечами Никита, одновременно расстилая постель. — А теперь он уже много лет живёт в основном в столице и при дворе. Дома же всякие вольности не приняты, и вообще считаются не очень приличным для такого многоуважаемого Чешира поведением, вот Феликс, пока может, и развлекается.
Когда они легли, Катерина немного поёрзала, поудобнее устраиваясь на плече у Никиты, и уже засыпая, пробормотала: