Принц Лестат
Шрифт:
Да и то сказать – что за бессмертный этот Лестат? Он и трехсот лет вампиром не прожил! Такого и бессмертным-то по-настоящему еще не назовешь. Слишком многие вампиры гибнут в этом возрасте и чуть старше. Так что да, стоит выждать еще немного.
Что же до Армана… Армана он будет презирать до конца своих дней. Вот кого он убил бы с превеликой охотой. Опять же, и с этим вполне можно подождать, но последнее время Рошу нередко приходило в голову, что час отмщения уже близок. Будь Рошаманд еще во Франции в то время, когда Арман объявился там и возглавил
Ах, думал Рош теперь, но я же тут, в своем королевстве. Разве все это безумие захлестнет мои берега?
Даже охотясь в Эдинбурге, Дублине или Лондоне, он всегда мечтал скорее вернуться домой, в тишину, покой и неизменность.
И вот теперь этот негодяй, этот Голос, угрожал его покою и независимости.
Он давно уже вел беседы с Голосом – хоть и не желал признаваться в том Бенедикту. И сегодня буквально кипел от ярости, от злости на Голос за то, что Бенедикт подвергся опасности.
– Но что помешает ему проникнуть и сюда? – тем временем вопрошал Бенедикт. – Что помешает ему найти меня здесь, как он нашел всех прочих, кто пытался сбежать? Он ведь испепелил на месте многих вампиров моего возраста.
– Не совсем твоего, – поправил Рошаманд. – И не обладающих такой кровью, как ты. Со всей очевидностью можно сказать, что там действовал какой-то древний вампир, раб Голоса. И когда стены разлетелись, он поливал вас огнем. Если все остальные вокруг тебя сгорели, значит, он прекрасно видел тебя. Был с тобой в одном здании, совсем рядом. Но не смог тебя убить.
– Когда этот Голос со мной разговаривал, то говорил совершенно ужасные вещи, – промолвил Бенедикт. Он слегка пришел в себя и снова выпрямился на стуле. – Пытался сбить меня с толку, заставить думать, что это мои собственные мысли, что я его слуга, что я хочу ему служить.
– Ступай, смой кровь с лица, – велел Рошаманд.
– Рош, почему тебя всегда волнуют такие мелочи? – взмолился Бенедикт. – Я же страдаю. Испытываю ужасные муки, а тебя только и интересует, не в крови ли у меня лицо и одежда.
– Ну ладно, – вздохнул Рошаманд. – Рассказывай. Что я должен, по-твоему, знать?
– Это создание… когда оно говорило со мной… в смысле, еще до пожара…
– Несколько ночей назад.
– Ну да, тогда. Этот Голос велел мне сжигать остальных вампиров. Сказал, он не сможет обрести силы, пока их не уничтожат. И хочет, чтобы я убивал ради него. Сказал, я должен быть готов за него хоть в огонь кинуться.
– Ну еще бы, – тихонько засмеялся Рошаман, – он и мне такую же напыщенную чушь нашептывал. Очень уж высокого он о себе мнения. – Он снова засмеялся. – Начинал он, правда, не со столь пафосной ноты. Сперва просто: «Убей их. Посмотри,
Он снова никак не выразил обуревающего его гнева. Да как он смел, этот Голос – после всех задушевных бесед, что вел с Рошамандом – включить Бенедикта в список тех, кто предназначен на убой? Способен ли Голос видеть глазами Роша? Слышать его ушами? Или только и может, что сидеть у него в мозгу и болтать, болтать, болтать без остановки?
– Да, но потом он снова завел эту песню, что, мол, приходит в себя. Что он имел в виду? – Бенедикт ударил кулаком по старинному дубовому столу. Лицо у него сморщилось, точно у обиженного херувимчика. – Кто он такой?
– Прекрати. Помолчи-ка теперь и дай мне подумать.
Рошаманд снова уселся в кресло подле каменного очага. Языки пламени весело плясали, раздуваемые холодным ветром, что врывался в незастекленные окна.
Рош много недель подряд беседовал с Голосом. Но последние пять ночей Голос молчал. Быть может, он не в силах выполнять две задачи одновременно? Быть может, овладев разумом какого-то бедолаги и заставляя его жечь соплеменников, он уже не в состоянии вести с Рошем любезные беседы – ни в тот момент, ни даже в тот же вечер?
Пять ночей назад Голос сказал:
– Только ты один меня и понимаешь. Только ты один понимаешь власть, жажду власти и то, что лежит в самом сердце этой жажды.
– И что ж это? – спросил Рош.
– Ответ проще простого, – хмыкнул голос. – Тот, кто жаждет власти и могущества, делает это, чтобы не подчиняться власти и могуществу всех остальных.
А потом пять ночей тишины. И кровавая резня по всему миру. Бенджи Махмуд вел передачу все ночи напролет, а когда в знаменитом особняке «Врата Троицы» в Нью-Йорке наступал день, записи этих передач повторялись и повторялись, автоматически – чтобы их могли послушать вампиры из других частей света.
– Возможно, пора мне самому выяснить, что там происходит, – промолвил Рош. – А теперь слушай меня. Я хочу, чтобы ты пошел вниз, в подвал, и так там и оставался. Если вдруг какой-нибудь одичалый посланец этого существа приземлится в нашем зимнем раю, там, внизу, ты будешь в полной безопасности. Оставайся там до моего возвращения. Остальные вампиры по всему свету принимают равно такие же меры предосторожности. В подземелье тебе ничего не грозит. А если этот Голос снова к тебе обратится – что ж, попытайся узнать о нем как можно больше.
Он отворил тяжелую окованную железом дверь в спальню. Надо еще переодеться для путешествия. Тоже докука!
Но Бенедикт последовал прямо за ним.
Огонь в спальне почти уже угасал, в камине завораживающе мерцали угли. На окнах тяжелые красные бархатные шторы, старинный дубовый паркет устлан шелковыми и шерстяными персидскими коврами.
Рош стянул рясу и отшвырнул ее в сторону, но тут Бенедикт ринулся к нему в объятия, прижался, зарылся лицом в шерстяную рубаху Роша. Тот возвел глаза к потолку, думая, что теперь и его одежда пропитается запахом крови.