Принц со шрамом
Шрифт:
— Но ты сказал… ты сказал мне… ты лгал мне? Все это время?
— Твой отец был герцогом, милая племянница, титул ему подарил сам король Майкл II. Мятежники увидели возможность, ошибочно полагая, что новый король сочтет его слишком важным и не захочет потерять.
Я вскакиваю на ноги, предательство пронзает мои внутренности, как раскаленное лезвие; горе по отцу и осознание того, что все, что мне говорили, было ложью, хлынули через мою середину, как лава.
— Так
— Смысл? — он смотрит на меня, его глаза блестят. — Смысл тот же, что и всегда. Они схватили твоего отца. Пытали его. А корона ничего не делала, только стояла и смотрела. Они несут такую же ответственность. Не позволяй этому отвлечь тебя от того, ради чего мы сюда прибыли.
— Нет, — качаю я головой, упущения моей семьи тяжело ложатся на язык, пока во рту не появляется кислый привкус. — Нет, ты не можешь этого делать. Ты не имеешь права стоять и говорить мне, что чувствовать или как себя вести. Не тогда, когда ты лгал мне всё это время.
Жжение опаляет мое горло и оседает между глаз, слезы угрожают затуманить мое зрение.
— Ты лгал мне!
Не здесь, ma petite menteuse. Они не получат твоих слез.
Голос Тристана звучит в моей голове, как будто он стоит позади и наставляет меня через боль — через абсолютное опустошение, из-за того, что всё, что как я думала, я знала, разрушается изнутри. Я сжимаю челюсть, заставляя эмоции отступить.
— Я пытался спасти тебя! — кричит мой дядя. Его рука белеет, когда он надавливает на трость, чтобы помочь себе встать. — Твой отец очень хорошо обучил тебя, Сара, но идти в тенистые земли слишком опасно.
Он подходит ближе, его глаза пытаются поймать мои, но я отворачиваюсь, не в силах даже посмотреть ему в лицо.
— Мне жаль, — шепчет он. — Мне так жаль, что мы скрывали это от тебя. Я всю жизнь старался поступать с тобой правильно, и когда он умер… — его голос дрожит. — Я побоялся потерять и тебя.
— И все же ты отправляешь меня сюда без причины.
— Нет, — его рука обхватывает мою челюсть, наклоняя голову. — Фаасы все еще виновны. Они все еще заслуживают гнить. Но мятежники нецивилизованны, их лидер — призрак. Это совсем другая игра. Я не могу допустить, чтобы с тобой тоже что-то случилось.
Мои зубы стиснуты, в животе разгорается новый огонь, который пылает все ярче с каждым его словом, уничтожая все на своем пути.
— Я поприветствую смерть, если только я заберу с собой тех, кто виновен, — шиплю я сквозь сжатые челюсти.
Раф выдыхает с трудом, кивнув головой.
— Тогда тебе нужно будет убить мятежного короля.
36. Тристан
Виновные
Я смотрю на нацарапанную записку — ту, что была написана мной, — прежде чем положить её на стол Майкла и посмотреть на него.
— И в чем же ты провинился, брат? — спрашиваю я. — Что сделал Ксандер?
Глаза Майкла переводятся слева направо.
— Ничего, конечно.
Мой ботинок нажимает на деревянный пол, заставляя его скрипеть, и его тело подпрыгивает. Забава проносится по моим внутренностям, и я напоминаю себе, что нужно подавить ухмылку, которая хочет расползтись по моему лицу.
— Ты когда-нибудь думал о нашем отце? — спрашивает он, его пальцы сжимают спинку стула.
От этого вопроса у меня скручивает живот, как это происходит всякий раз, когда я думаю о нашем отце.
— Это мама подговорила тебя на такую линию вопросов?
Я оглядываюсь вокруг, наполовину ожидая, что она находится в комнате. По правде говоря, я не уверен, что она вообще еще в замке, но меня это не волнует.
Он качает головой.
Я кладу косяк в рот и иду в гостиную, перегибаюсь через журнальный столик, чтобы зажечь конец о канделябр, делаю несколько затяжек, пока иду обратно к Майклу и предлагаю ему.
Он смотрит на горящую бумагу, как будто не верит, что она не отравлена.
— Если бы я хотел убить тебя, брат, я бы позаботился о том, чтобы ты знал, что это произойдет, — киваю я ему. — Возьми. Это облегчит твоё сознание. Хотя бы на время.
Он сглатывает, протягивает руку и зажимает косяк между пальцами, подносит к губам и корчит рожу, когда дым, как водопад, струится из его носа.
— Ты веришь в Бога? — бормочет он, глядя вниз на гашиш.
Я кладу руки в карманы и наклоняю голову.
— Верю.
— Ты почти не посещаешь мессу, — он смотрит на меня из-под бровей.
— Есть разница между верой и слепым поклонением, Майкл. Одно строит чувство собственного достоинства, а другое лишает его.
Я возвращаюсь в зону отдыха, устраиваюсь в кресле и откидываюсь назад. Пока я смотрю на потолок, предвкушение летает в моем животе, как жужжащие пчелы, а возможность смотрит мне прямо в лицо.
— Однако, если ты говоришь о жизни после смерти, то я думаю, что она должна быть. Как иначе я мог увидеть призрак нашего отца?
Я резко перехожу в сидячее положение, закрывая рот рукой.
Глаза Майкла расширяются, и он топчется вокруг своего стола, косяк горит в его пальцах, когда он неуклюже пересекает комнату и садится на стул напротив меня.
— Повтори-ка еще раз.
Покачав головой, я откидываюсь назад, проводя рукой по волосам.
— Нет, я… я не знаю, почему я это сказал. Не обращай на меня внимания.
— Тристан, — он наклоняется ко мне. — Ты видишь нашего отца?
Я опираюсь локтями на колени, сводя брови и делая дыхание сбивчивым.