Принц
Шрифт:
– Перед тем, как Мари-Лаура… - начал он и остановился, чтобы взять себя в руки. Разговоры о сестре давались ему труднее, чем любые другие. – До того, как она приехала, все было идеально. Воспоминания о школе Святого Игнатия, мои самые любимые. Мне хотелось бы, чтобы ты в это верил.
– Я верю в это.
– Вздохнул Сорен.
– Мне только хотелось бы, чтобы это было не так.
Кингсли наклонил голову. В прошлом Сорена внимание привлекала только бесстрашная дерзость. Именно благодаря ей, когда Кингсли поцеловал его, все получилось в тот день в комнате общежития. Может быть, она помогла бы и сейчас.
– Неужели тебя
– Кингсли, серьезно.
– Сорен закинул ногу на ногу.
– Я есмь. Я есмь то что я есмь.*
– Богохульство ни к чему не приведет.
– Я уже оставил попытки привести куда-либо нас с тобой. Mais c’est vrai.
– Тридцать лет, Кингсли. Мы были любовниками тридцать лет назад.
– Non.
– Кингсли наклонился вперед на своем сидении. Он бросил взгляд на окно между ними и шофером, чтобы убедиться, что то было полностью закрытым. Последнее, что ему было нужно, чтобы их прошлое с Сореном, вышло наружу. БДСМ сообщество на словах очень даже уважало странности других, но он знал, что на мужчин сабмиссивов часто смотрели свысока мужчины Доминанты. И женщины Доминанты. И женщины сабмиссивы…
– Нет?
– Это было не тридцать лет назад. Это было четырнадцать лет назад. Это была ночь…
– Я помню ту ночь.
Оборвал его холодно Сорен и Кинг снова откинулся на сиденье.
– Bon. Рад, что ты помнишь. Я никогда не забуду ту ночь, даже если бы ты захотел.
Сорен еще раз отвел взгляд, уставившись в окно.
– Я не забыл. И не хочу забывать ту ночь.
Сердце Кингсли подпрыгнуло от слов Сорена. “И не хочу забывать ту ночь”. Та ночь…
В нескольких минутах езды до аэропорта, Кингсли закрыл глаза и позволил своим мыслям воспарить назад в прошлое. Та ночь… он будет помнить ту ночь даже на смертном одре.
Он все еще помнит тот ледяной холод, который прошиб его тело в день, когда Сорен признался, что влюбился в девочку из своей церкви. Кингсли знал, что между ними все будет по-другому, когда они вновь встретились, уже повзрослев, после десяти лет разлуки. Сорен вернулся из своего изгнания с белым воротником на шее. Кинг вернулся из ада с зажившими пулевыми отверстиями на теле и незаживающими ранами в сердце.
Они были вежливы друг с другом после того, как снова встретились. Порой даже были нежны. И Кингсли мечтал, что он и Сорен продолжат с того, на чем они остановились в школе Святого Игнатия, но мечты не оправдались, поскольку ночи проходили одна за другой, а Сорен оставлял его одного в своей постели.
И тогда прозвучал те слова, те страшные слова:
“Кингсли, я нашел ее”.
Сорен видел огорчение Кингсли и заверил его, что ничего не изменится. Они мечтали о такой девушке, как эта, мечтали, но не смели надеяться, что она на самом деле существовала. О такой девушке, которая необузданнее и опаснее, чем они двое вместе взятые… Сорен нашел ее. И он хотел разделить ее с ним.
Но годы шли, а Сорен оставлял Элеонор девственницей. Кинг чуть не свихнулся от желания, жажды быть с этим совершенным диким созданием, которое Сорен нашел для них. Но на самом деле, он желал не Элеонор, хоть он никогда и не встречал женщины более волнующей, более опьяняющей. Разделить ее означало, что он и Сорен будут в одной постели еще раз. Даже если бы Элеонор лежала между ними, у Кингсли был бы шанс, по крайней мере, увидеть его еще раз обнаженного, прекрасного и возбужденного.
Возможно,
В течение нескольких месяцев Сорен хранил Элеонор только для себя. Это не удивляло Кинга. Девочка нуждалась в обучении, нуждалась в дрессировке. И вопреки всем обещаниям Сорена, что она будет принадлежать им, Кингсли знал, что Элеонор будет принадлежать только одному священнику. Сорен хотел владеть этой девочкой.
Но вместо этого он влюбился в нее. И, осознавала она это или нет, но из-за его любви к ней, она владела им так же, как и он ею.
Однако наступила та ночь, когда Сорен привел Элеонор в городской дом, в постель Кингсли. Он должен был поговорить с ней сначала. Она так боялась позволить какому-то мужчине, не ее хозяину, трогать ее, что каблуки ее туфель отбивали дробь по кафельному полу.
Наедине в музыкальной комнате его особняка, Кингсли разговаривал с ней, дразнил ее, обещал, что не причинит ей вреда. И, наконец, она расслабилась, наконец, улыбнулась. И в ту же минуту, как они вошли в его спальню, она стала сиреной, которую описывал ему Сорен.
– Кто из нас первый?
– Сорен спросил из-за плеча Элеонор.
И Кингсли воспользовался возможностью помучить ее, поскольку Сорен мучил ее так много раз.
– Выбор за леди, конечно.
Свирепый взгляд, который Элеонор направила Кингсли, практически прожег в нем дыру. И заставил его хотеть ее еще больше. Все еще в бешенстве, что ее владелец решил поделиться ею с другим мужчиной, Элеонор ответила, - Кингсли.
И началось веселье.
Элеонор упала на колени перед ним и расстегнула его штаны. После того, как она взяла его член в рот, он сразу понял, почему Сорен так сильно запал на эту девушку. Она подчинилась бы чему угодно. И хотя она протестовала, жаловалась, сопротивлялась в душе, она хотела подчинения, любила подчинение, нуждалась в подчинении. Что ж, Кингсли заставил ее подчиниться. Сначала его члену, а затем его кнуту.
После порки Сорен забрал Элеонор на кровать и связал ей руки над головой. Сидя перед ней, Кингсли скользнул одним пальцем внутрь ее лона и подался вперед, открывая ее. Но когда Сорен начал входить в нее, Кингсли оставил палец внутри. Она была настолько мокрой от совместного проникновения его пальца и Сорена, что жидкость стекала по его руке, пачкая манжету рубашки. Он сберег эту рубашку, что висела теперь в его шкафу, никогда снова не надетая, никогда не стиранная.
И время пришло. Сорен лежал на спине, опираясь на гору подушек. Он притянул Элеонор, обнаженную, не считая пары белых туфель на высоких каблуках, на свою грудь.
И, пока Сорен держал ее в руках, Кинг трахал ее. Никогда ни до, ни после этого, он не брал женщину так жестко и так основательно. Она стонала от удовольствия, вздрагивала от боли и закрывала глаза в экстазе. Но когда ее глаза закрылись, Кингсли посмотрел на Сорена, который в ответ посмотрел на него. И Кингсли понял…это случится этой ночью.
Они вымотали Элеонор через час, и разрешили ей отдохнуть.
– Вино, - Сорен сказал, что хотел вина.
– Нет, - Кингсли нахмурился. Туман в голове развеялся. Кинг предложил вина. Сорен охотно согласился. Он поцеловал свою Элеонор и уложил ее в кровать. Плечом к плечу они покинули спальню. Вина они так и не выпили. Очутившись в коридоре, Кингсли ощутил руку на затылке, пальцы впивались в его кожу. Он помнил ту руку, те пальцы...