Принцесса на горошине

Риз Екатерина

– И ты про неё забыл, - подытожила я.

Давыдов откровенно закатил глаза.

– Маш, ты сейчас в своей голове рисуешь то, чего и не было. Великую историю юношеской любви, я прав? Маша, я тебе это рассказываю совсем не к тому, что мы с Мариной встретились через много лет, увидели друг друга, влюбились и поженились. Это просто предыстория. Я тебе говорю о том, что мы с ней знакомы больше половины жизни. Она не чужой мне человек.

– Ещё бы, - пробормотала я, - она твоя жена.

– Жена, - кивнул он. – Но дело совсем в другом. Не в любви. Наша с ней влюбленность случилась, когда мне было двадцать с небольшим, а ей всего семнадцать. О какой, вообще, любви может идти речь? Я уехал в Москву, у меня началась совсем другая жизнь.

А у неё началась своя жизнь там, дома. И так получилось, что… - Марат помолчал, снова подбирал слова. – В общем, спустя несколько лет Марина вышла замуж за моего двоюродного брата. Мы с ним одногодки, выросли вместе, вместе в одной компании общались. И Марину он знал столько же лет и так же хорошо, как и я. Мы дружили с её старшим братом очень близко. И вот Марина с Данькой начали встречаться, и там не обычная влюбленность, которая у нас с ней приключилась в бурной юности. Они начали встречаться, влюбились, решили жить вместе. Вполне осознанно. – Давыдов развел руками, на меня смотрел и глупо улыбался. – В общем, думаю, ты понимаешь, что было дальше.

Мне улыбаться совсем не хотелось.

– Его родители не обрадовались.

– Его родители не обрадовались, мои не обрадовались. Случился скандал. Но Даниил он упрямый… был. В общем, он со своим отцом зацепился, с дедом зацепился. Пошёл всем наперекор. Говорил, что не собирается отказываться от любимой женщины ради старых, замшелых традиций. И жениться на мусульманке он не хочет, и, вообще, Марина беременна. И замуж она будет выходить не просто беременной, а на довольно позднем сроке, с животом. В нашей семье раньше такого не было.

– Но он же женился на ней.

– Конечно, женился. Они были замечательной парой, любили друг друга. На самом деле, любили. Вот только ему выбирать пришлось – семья или Марина с ребенком. Он выбрал.

Я Марата разглядывала. Решила задать ему вопрос:

– Ты считаешь, что он поторопился?

Давыдов удивленно на меня посмотрел.

– Нет, конечно. Только… Я знаю, как ему было тяжело. Дело даже не в том, что он остался без поддержки родственников. Трудно было осознать, что они готовы отказаться от тебя из-за… мнимых приличий. – Правда, Марат тут же развел руками. – Но это наша семья, мы обязаны… продолжать род, уважать дедов и родителей. Это трудный выбор, Маша.

– Верю, - негромко проговорила я.

– Каюсь, я тоже поддался речам деда и отца, мы с Данькой и Мариной очень редко общались во времена их семейной жизни. Да мне и некогда было, если честно. Я жил за несколько тысяч километров, жизнь била ключом. А потом…

– Потом ты познакомился со мной, - догадалась я. Печально улыбнулась. – И оказался, в каком-то смысле, на месте своего брата.

– Ну да. И знал, что может быть, если я буду настаивать на своем. Поэтому я и пытался… действовать как-то мягче. Чтобы тебе было легче, родителям было проще принять тебя и смириться. Но, как ты знаешь, ничего хорошего всё равно не вышло.

– Ребенок твой? – в лоб спросила я.

Давыдов тут же вытаращил на меня глаза.

– С ума сошла? Жорка – сын Даниила. – Марат странно помялся, вздохнул. – Данька погиб через год после его рождения. Он и Ромка, брат Марины. Возвращались с рыбалки, лобовое столкновение. Их обоих мгновенно не стало. Марина с Жорой остались одни.

– И что, - тихо спросила я, - ваша семья так и не приняла их? Даже после такого?

– Принять не приняла. Они помогали деньгами, как бы алименты назначили на мальчика. Родители Даниила, кажется, ещё больше на Марину обозлились. Тетя Назира до сих пор считает, что в смерти её старшего сына виновата именно Марина. Заманила, соблазнила, из семьи увела, все традиции порушила. А был бы он в семье, жив был бы. Не поехал бы с Ромкой в тот роковой день… Глупость, конечно, но кто будет спорить с матерью, которая сына потеряла?

Я согласно кивнула. История звучала совсем не романтично и не лирично.

– Я когда в Казань вернулся, конечно, с Мариной

встретился. Сказал, что всем помогу, чем смогу. Но ей не столько помощь была нужна, сколько выплакаться. Родителей у них с Ромкой на тот момент уже в живых не было, и ей даже поговорить особо не с кем было. Подружки институтские, соседки, мамочки на детской площадке – вот и всё общение. Да и Жорке нужен был отец, воспитание. Он тогда ещё маленький был, но он ведь рос… - Марат на меня посмотрел. – Я не собирался на Марине жениться, Маша. Она мой близкий человек, вдова моего брата, сестра моего друга. Я никогда бы не бросил её без помощи. Но… ситуация так складывалась, что… мне нечего было делать в Казани. Я не мог найти достойную работу. Работа у меня была, - тут же возразил он сам себе, - но это было совсем не то, к чему я привык, на что я рассчитывал. Сработаться с отцом у нас не получилось. Прошло несколько месяцев, стало понятно, что семейный бизнес… либо я его, либо он меня. Это самое четкое описание ситуации. А потом появился твой отец, с предложением возглавить руководство янтарными приисками. Там огромное производство, Маша. Там старый завод, ещё перестроечное оборудование и… привычка руководящего состава решать все вопросы, как в девяностых годах. Я понимал, что если я соглашаюсь, если я лечу в Калининград, речь идет даже не о месяцах, а о годах работы. И Марина с Жоркой снова остаются одни, без поддержки. Вот так и получилось.

– Она согласилась выйти за тебя замуж?

– Не сразу. Мы сидели и думали. Долго. Всё взвешивали. Пункты «за» и «против» на бумажке выписывали. «За» оказалось больше.

– А твои родители что сказали?

Давыдов руками развел.

– Что и ожидалось. Что я сошел с ума, что я делаю глупость, что это чужая жена, чужой ребенок, чужая судьба. А у меня судьба другая. Какая – не уточнили, но я понимал, что моя судьба где-то в другом месте, не в том, на которое они мне указывают. Поэтому мы с Маринкой сходили, расписались, собрали вещи, которые были, взяли ребенка и улетели в Калининград. Жорку я усыновил, так проще было с оформлением документов, но он знает… про Даниила. Марина ему рассказывает про него, фотографии показывает. Но что для шестилетнего ребенка фотографии? Он знает одного отца – это я.

– Ты не хочешь их перевозить в Москву. Почему?

Марат развел руками.

– Марине очень нравится Калининград. Жорка там дома, другого он не знает и не помнит. А Москва… Захочет Марина – перевезу. Пока такого желания она не озвучивала.

Я на Давыдова смотрела. Смотрела очень внимательно. Он мой взгляд перехватил, по всей видимости, прочел его правильно. Занервничал, с кресла поднялся.

– Маш, - начал он. – У нас с ней формальный брак.

Я кивнула, глаза отвела. Проговорила негромко:

– Конечно.

Он шумно выдохнул. Рукой махнул.

– Не буду говорить, что мы не пробовали. Пробовали, но довольно быстро поняли, что мы слишком друг другу… родственники. Ни страсти, ни влюбленности в нас обоих нет. У неё в голове до сих пор Данька, у меня… - Марат в досаде поморщился. – Свои заморочки. Мы с Маринкой всегда думаем о разных людях. А на этом семью не построишь.

Я тоже поднялась, прошла к окну, выглянула в сад.

– А ты, вообще, звал её с собой? – решила поинтересоваться я.

– В Москву?

Я кивнула.

– Звал, конечно. Предлагал снять отдельное жилье, устроить на работу. Марина не хочет из Калининграда уезжать.

– Не посчитала тебя предателем? Ты увез её из Казани, и всё равно оставил с сыном, но уже в другом городе.

– Мне кажется, что, уехав из Казани, она успокоилась. В Калининграде она сама себе хозяйка, никто её не трогает.

– Ты сказал… что вы с ней думаете о разных людях, - осторожно напомнила я ему. – О ком думаешь ты?

– Маша, - проговорил он с определенной интонацией, - я не буду с тобой играть в эти игры. Ты знаешь, никогда не играл и не умею. – Я молчала, ждала, и он продолжил: - Ты удивлена, что я думал о тебе?