Принцессы немецкие – судьбы русские
Шрифт:
А пока приближался день коронации. Тут-то и начали сбываться предзнаменования, о которых перешептывались уже во время похорон предыдущего императора. Началось с мелочи: одевая императрицу в коронационный наряд, одна из ее придворных дам поранила палец о пряжку мантии. Капля крови упала на блестящий, белоснежный мех горностая. Тех, кто это видел, охватило тяжелое предчувствие… Оно сбылось незамедлительно.
В тот день на Ходынском поле в Москве народ должен был праздновать коронацию очередного помазанника Божьего. Люди бросились за подарками, началась давка – сработал почти неизбежный в таких ситуациях синдром толпы. В день коронации на Ходынке погибло почти 3000 человек (это по официальным данным, а у нас цифры испокон веков любят преуменьшать или преувеличивать, в зависимости от того, как выгоднее). Когда перед коронацией Александра II и Марии Александровны сорвавшийся с колокольни колокол убил двух случайных прохожих, молодая императрица долго не могла прийти в себя, горько рыдала: каким будет царствование, если оно начинается с крови?
А как повела себя новая императрица, узнав о трагедии на Ходынке? Надо отдать ей должное – весьма нестандартно: уговорила мужа вечером того же дня пойти на бал во французское посольство! Потом это присутствие на балу будут ставить в вину Николаю люди самых разных политических убеждений – от либералов до монархистов. Ему, наверное, простили бы само кровопролитие на Ходынке: в конце концов, его личной вины в нем не было. Но как он мог танцевать в то самое время, когда на небрежно укрытых рогожей подводах через всю Москву везли и везли раздавленные, истекающие кровью тела его подданных?… Такое не прощают. А его вина была лишь в том, что уже в самом начале семейной жизни попал не просто под влияние, а под жесткое давление жены. Противостоять этому давлению он не научится никогда.
Кровь, пролившаяся на Ходынском поле, казалась жутким предвестием. Тогда – казалась. Теперь-то мы знаем: предвестие сбылось. И для царицы, и, как это ни горько, для России. Судьбы немецкой принцессы и страны, где она прожила 23 года, переплелись причудливо и трагически: их связала кровь. Потом, когда через 10 лет после свадьбы и через 8 после коронации императрица наконец родит мальчика, над страной, как липкая пелена кровавого тумана, нависнет мало кому до того знакомое слово – «гемофилия»…
Но об этом – чуть дальше. А пока Александра Федоровна осваивается в России. Пожалуй, первая ее задача – нейтрализовать влияние свекрови. Она не может смириться с тем, что вдовствующая императрица на торжественных выходах, балах и приемах всегда идет в первой паре с государем, а она, царствующая императрица (!) – только во второй паре, со старшим из великих князей. Она не знала и не хотела знать, что свекровь не претендует на ее права, что это всего лишь традиция.
Когда-то такой порядок ввела первая вдовствующая императрица, вдова Павла Петровича, тоже Мария Федоровна. Та действительно хотела уязвить ненавистную невестку, Елизавету Алексеевну. Потом побудительные мотивы забылись, а традиция осталась. Она не возмущала ни Александру Федоровну (супругу Николая I, столь непохожую на свою новоявленную тезку), ни Марию Александровну.
Алике, оказавшись в чужой стране, не изучив местных нравов, не зная языка, а потому часто не понимая, о чем говорят окружающие (придворные, в большинстве случаев предпочитавшие говорить по-французски, часто при ней нарочно переходили на русский), будет стараться навязать всем свое представление о жизни. Она будет возмущаться, что муж советуется с матерью по поводу государственных проблем, раздражаться по поводу нравов при дворе свекрови, критиковать наряды придворных. Порой она будет выглядеть смешно и глупо. К примеру, однажды на балу попросила передать даме, декольте которой показалось ей слишком откровенным, приказание одеваться поскромнее. Аргумент был ошеломляющий: «В Гессен-Дармштадте так не ходят». Дама ответила достойно: «Передайте ее императорскому величеству, что у нас в России ходят именно так». Окружающие не могли, да и не хотели скрыть насмешливых улыбок. А чего стоила манера Алике, протягивая дамам руку для целования, поднимать ее прямо к губам! Пожилые титулованные особы (некоторые из них – потомки Рюриковичей) возмущались: «Не слишком ли эта немка из заштатного Гессена мнит о себе!».
Марию Федоровну все это раздражало. Ей было стыдно. Она старалась как можно чаще уезжать из Петербурга, чтобы не быть свидетельницей, а то и участницей сцен, которые казались ей неприличными. Окончательно отношения между свекровью и невесткой разладились после того, как Николай, находясь в Ливадии, заболел брюшным тифом. Александра тут же написала императрице-матери, что просит ее не приезжать к больному, что никому не уступит место у его постели, будет ухаживать за ним одна. И ухаживала, но Мария Федоровна, переживавшая за сына, который несколько дней находился между жизнью и смертью, была жестоко оскорблена. О его состоянии она вынуждена была узнавать от преданных ей придворных. Таких в окружении новой императрицы было предостаточно. Во время болезни Николая жена впервые открыто посягнула на его полномочия (потом, в годы Первой мировой войны, он их сам передаст ей): приказала объявить министрам, что все официальные бумаги должны быть адресованы ей, а уж она разберется, допускать или не допускать их до царя.
Людей осведомленных такие притязания не удивили: они уже знали, с кем имеют дело. Еще за три года до тяжелой болезни императора в России была проведена перепись населения. В переписном листе, в графе «Занятие, ремесло, промысел, должность или служба» Александра Федоровна написала: «Хозяйка земли русской». Похоже, ни деликатность, ни трезвое чувство реальности ей знакомы не были. Не нашлось и мудрого советчика, который удержал бы ее руку, объяснил, как нелепо и оскорбительно для народа это звучит в России в канун XX века, да еще в устах иностранки, не научившейся говорить по-русски. Такого советчика не нашлось. Зато появились новые недоброжелатели.
Если бы не характер Александры Федоровны, если бы не такое трудное для нее самой и для окружающих сочетание застенчивости и самоуверенности, могли бы найтись умные, доброжелательные люди, которые сумели бы ей объяснить, что такое современная Россия и чем она отличается от державы времен Ивана Грозного и Петра Великого, о которых она читала в исторических сочинениях.
Обычно царских невест при русском дворе принимали не просто приветливо – восторженно. Алике встретили более чем холодно. Но были и исключения. Родная сестра Николая, Ксения, и ее муж, великий князь Александр Михайлович, друг юности нового императора, готовы были предложить ей искреннюю дружбу и поддержку. Поначалу она сблизилась с ними. Но потом… Ксения одного за Другим рожала мальчиков, Александра – девочек. А ей так нужен был сын! Ну зачем Ксении сыновья! Они же все равно никогда не унаследуют престол. Впрочем… Нет, она не могла допустить, чтобы на троне оказался кто-нибудь, кроме ее такого желанного, но до сих пор не рожденного сына! А между тем к концу XIX века семейство Романовых разрослось необыкновенно: только мужчин – 65 человек, а уж женщин… Хотя женщины ее не волновали: по закону о престолонаследии, написанному еще Павлом I, женщины права на трон не имели. Тем не менее она яростно завидовала Ксении. Дружбы не получилось.
Существуют такие натуры – они готовы прийти на помощь всем, кому плохо, могут быть на редкость самоотверженны, но радоваться чужому счастью не способны категорически. Александра Федоровна была именно такой. Второе она доказала, разрушив отношения с семейством Александра Михайловича, упорно досаждая другим родственникам, жизнь которых казалась ей чрезмерно радостной. Первое доказывала постоянно, помогая несчастным, по счастливому для них стечению обстоятельств, оказавшимся в ее поле зрения. Во время Первой мировой войны окончила курсы сестер милосердия, работала операционной сестрой, не боялась крови, гноя, забыла о брезгливости и высокомерии, ночами не отходила от умирающих. Раненые ее боготворили. Но таких были десятки. Тех же, кто ненавидел «немецкую шпионку», – миллионы…
Но до войны и до ненависти еще больше 10 лет. Отношения с мужем прекрасные. Четыре девочки, которых она родила за шесть лет, приносят родителям только радость: веселы, здоровы, послушны. Но им нужен мальчик, наследник. Оба истово молятся, просят Господа послать сына. А сына все нет. Александра окружает себя магами, гадалками, ясновидящими. Ей невдомек, что с православной верой это несовместимо. Вообще ее отношения с церковью выглядят весьма запутанными: то она решает изучать православие, то, изводя всех, решительно отказывается менять вероисповедание; то истово погружается в новую веру, вернее, в ее обрядность. И – одновременно – в мистицизм. Не чувствуя, не желая понять, что мистицизм чужд православию, его чистому, ясному духу. Ее увлечение мистическими учениями и практиками часто объясняют (оправдывают) желанием хоть как-то помочь больному сыну. На самом деле это увлечение появилось задолго до рождения мальчика и с самого начала имело характер экзальтированный и странный, трудно совместимый с положением русской государыни.