Природа плакала в тот день...
Шрифт:
Измучившись вконец, Билл провалился в неглубокое тревожное забытье. Назвать это полноценным сном было невозможно, но хоть как-то переждать приступ…
А разбудил его чей-то вскрик, иголкой вонзившийся в глаз. Билл сел и осмотрелся, морщась от боли и держась за больное место. Крик повторился, вновь резанув по глазу и лбу. Все вокруг замерло, словно в ожидании чего-то, а Билл никак не мог сообразить, что же это такое, где кричат и, собственно, какого черта!
Тишина…
Он выдохнул. Прислушался к себе, пытаясь понять, что с головой. Болит, зараза… Надо звонить Тому. Умирать от головной боли в его планы не входило.
И снова вскрик. Полустон-полувсхлип.
Еще один.
И еще.
Ритмичные.
Билл выматерился, сообразив, кто так противно мяукает в темноте.
Встал.
Добрел до кухни.
Выпил холодной воды.
Хотел покурить, но дровосек, сам, видимо, устроивший перекур, вновь взялся за дело с утроенной силой. Голову разрывало на части. Билл вернулся в постель.
Девушка за стеной продолжала мяукать, в буквальном смысле слова своими стонами уничтожая его сознание.
Он положил на голову вторую подушку — стало нечем дышать, его затошнило.
Она стонала.
Он завернулся в одеяло и заткнул уши руками — перед глазами ползали черные мушки, а если их закрыть — то белые, а если открыть уши, то не ползали.
Но она протяжно стонала, кричала и вообще…
Хотелось ее убить. Хотелось убить Тома. Но сначала хотелось убить себя.
Билл накинул халат и выполз на террасу. Сел на свое вчерашнее место и принялся наблюдать, как мускулистое загорелое тело с молочно-белой задницей погребло под собой костлявое девичье. Как она мечется под ним, заламывает руки, бессознательно мотает головой и противнейшим голосом орет.
«Да кончишь ты или нет, урод?» — зло подумал Билл, испытывая страстное желание взорвать источник шума из базуки. Он прислонился горячим лбом к металлической спинке стула и закрыл глаза. Том, кончай, сволочь, кончай, ради всего святого…
Брат вскрикнул и замер.
Билл приоткрыл один глаз, наблюдая, как он выгнулся, закусил губу, запрокинул голову и сморщился.
— Слава богу, — буркнул Билл и вновь отправился спать.
Но, видимо, сегодня был не его день и уж точно не его ночь. Произошло то, чего Билл боялся больше всего на свете — они решили поболтать. Интересно, почему он вчера ничего не слышал, а сегодня такое ощущение, что они говорят, сидя около его кровати? Да не просто говорят, а орут в ухо. Он едва не плакал, перекатывался с одного бока на другой, пытаясь хоть как-то пристроиться, голова кружилась и болела, его мутило, ему было адски плохо. Он сам хотел заорать, чтобы они заткнулись. Он ненавидел их. Ненавидел всех вместе и каждого по отдельности. Ненавидел свою дурную голову, в которой ничего нет, кроме кости, а сам мозг, как говорили ученые, болеть не может. Тогда, что же там, черт побери, так сильно болит?!
Вроде бы стихло…
Билл покрутился еще немного и нашел более-менее приемлемое положение тела на плоскости. Закрыл глаза. Отключил все мысли. Дышал коротко и осторожно, боясь, что немного отпустившая боль, вернется.
Он не поверил своим ушам, когда те уловили подозрительно знакомый стон. Он закатил глаза и сжал зубы. Сколько Тому надо времени? Может встать и обломать им весь кайф? Наорать сходить? Нет, ходить он больше не в силах. Да что же это такое?!
Второй раз им понадобилось гораздо больше времени. Луиза то истошно орала, то тихо скулила. Каждое движение бедер брата и стон девушки отдавались у Билла в голове вспышкой боли. Они натурально сейчас трахали его больной мозг. Он не сопротивлялся, не метался, не мечтал куда-нибудь провалиться. Он всего лишь терпеливо ждал, когда же эта пытка закончится, запретив себе даже думать. А еще ему хотелось отправить Тому смску, чтобы тот принес таблетки от головы. Но телефон остался в гостиной на столе, а до гостиной он дойти не сможет. Билл лежал и тихо умирал от мигрени.
— Билл! Билл! — кто-то скакал по постели, отчего Билл едва не лишился рассудка. — Я сделал это! Сделал! — громким шепотом ликовал Том. — Ей понравилось! Ей очень понравилось!
В ушах звучал набат. В глазах двоилось. Голову сплющивало в железных тисках. Билл с трудом сглотнул, понимая, что не может открыть рот и попросить Тома убраться к чертовой матери.
— Она… Боже, Билл, она такая
— Я люблю ее! Люблю! — развалился на спине Том.
— Или я. Или она, — выдохнул Билл.
— Что? — удивленно повернулся к нему счастливый брат.
— Я не хочу больше ее ни видеть, ни слышать, ни знать о ней, — зашипел разгневанной гадюкой он. — Я приехал сюда с тобой! Я хотел веселиться с тобой! Я хотел общаться с тобой! Я хотел гулять с тобой! Загорать с тобой! Купаться с тобой! Завтракать, обедать и ужинать с тобой! Я хотел напиваться в твоей компании! И что мы имеем? Я везде один! Я один! Мы даже в Мале поехали, и там я был один! Я купаюсь один! Я загораю один! Я хожу на дискотеки один! А у тебя на уме только она! Она не сходит у тебя с языка! Она везде! Она не дала мне прокатиться на парашюте! Из-за нее я чуть не утонул! Из-за нее я был вынужден пропустить массаж и потащиться в Мале, ходить там пешком! ОДИН! Из-за нее меня чуть не изнасиловали! Из-за нее я не сплю с той самой ночи, как она у тебя появилась! Ты влетаешь ко мне в комнату и вываливаешь на голову всякую херню! А оно мне интересно? Вот ты спросил меня, оно мне интересно? Мне интересно знать, чего она хочет? Как ты ее будешь трахать? В каких позах и сколько раз? Мне вот интересно, как ты лижешь ее? Мне надо слышать, как она мяукает всю ночь? У меня голова болит! У меня весь вечер болит голова! Из-за нее я не смог найти лекарства, которые были в твоей сумке, потому что тебя не было и ты не доступен, ты был с ней! Из-за нее я не спал всю ночь, подыхая тут от головной боли! И ты не ее трахал всю ночь! Ты меня трахал всю ночь! И либо ты остаешься со мной, и мы счастливо вдвоем досиживаем наш отпуск, или пошел ты к черту, а я возвращаюсь домой. Один! Без тебя! Или переезжаю в другой отель! Один! Без тебя! Где ты не будешь трахать мне мозги своей Луизой!
Билл, позабыв про боль, вскочил, выдрал из-под опешившего Тома одеяло, схватил подушку, и ушел на пирс, где тишина, спокойствие и никто не стонет противным мерзким голосом.
Глава 6.
Казалось, что он лежал на огромной жаровне и кто-то равномерно поджаривал его с каждой стороны. Вот правый бок уже приятного золотистого цвета. Сейчас надо левый подрумянить. Кожа натянута и горит. Перегрета. Внутренности вот-вот вскипят. Биллу снилось, что он жарит свиные стейки. Аппетитный жир стекал с жирного мяса и капал в открытый огонь под решеткой. Огонь потрескивал и переливался с желтого на оранжевый, жир разбрызгивался, капельки попадали на его обнаженный живот и неприятно покалывали. Билл смеялся. Надо позвать Тома. Надо и его угостить мясом. Такое прекрасное жирное мясо. С золотистой корочкой. Ароматное. Нежное. Он опустил глаза вниз и пронзительно закричал — ног не было…
Он резко сел, тяжело дыша, и непонимающе уставился на серое бетонное покрытие. Кто-то визжал, словно дурная свинья, которую пытается зарезать неопытный мясник. Вокруг никого. Только он. Билл прикрыл рот ладонью. Мерзкий звук неожиданно исчез. Боже… Это он орал что ли? Смахнул холодный пот со лба. Где он? Как он сюда попал? Что он тут делает? Один? На пирсе? С подушкой и одеялом? Кожа действительно горит… Судя по солнцу, сейчас как минимум полдень, если не позже. Билл поморщился, стараясь вспомнить, что произошло ночью. Болела голова (она, правда, и сейчас болит, но несколько иначе — тупо, тягуче, монотонно, везде)… Том с Луизой ему спать не давали… Он наорал на брата… И ушел спать на пирс. Вот идиот-то!
Билл еще раз осмотрелся. У него совершенно точно шумело в ушах. Сначала он принял это за шум океана, но это был какой-то подозрительный гул, а не шорох волн… Очень хотелось пить. Вообще как-то все плывет перед глазами. Надо бы ополоснуться, немного побыть в воде, чтобы привести организм в порядок. Билл попытался подняться. Странно, но с первого раза это не удалось: его так повело в сторону, что он чуть не рухнул в воду с двухметровой высоты.
— Твою мать, — удивленно произнес парень, вцепившись в перила лесенки. — Нет, в воду нельзя. Надо как-то до бунгало добраться.