Природа плакала в тот день...
Шрифт:
Он нагнулся, чтобы поднять подушку и одеяло — голова закружилась, пришлось сесть и переждать приступ.
Вновь аккуратно поднялся и неуверенным шагом, шатаясь, очень медленно побрел к домику.
Предметы перед глазами расплывались. Он дышал быстро и тяжело, словно не хватало воздуха. Звезда, блин… Видели б сейчас эту очумевшую звезду журналисты, они б написали… Его опять мотнуло. Билл вцепился в поручень мостика. Замер. Одно неловкое движение — и он весело спикирует в воду, и будет сегодня у крабов пир на весь мир. А потом журналисты напишут, что Билл Каулитц помер от анорексии, но успел сделать
***
«Интересно, от головной боли можно умереть?» — подумал Билл неожиданно. Неожиданно — потому что вдруг откуда-то вынырнул. Откуда — черт его не знает… Но до этого в этой самой голове была абсолютная пустота, пустее не бывает, только боль стучалась в височках маленькими колокольчиками. Он видел их. Красивые…
— Тихо, тихо, — донеслось обеспокоенное. — Потерпи. Врач уже едет.
И на лоб шлепнулось что-то мокрое, противное и холодное. Вода потекла по вискам, забралась в уши, спустилась на шею и неприятно уползла на холку… Хотя нет… У людей ведь нет холки… Или есть? Загривок?.. Одно он знал точно — голова на месте и болит, как последняя сука. А если голова болит, то крабы сегодня обломались. Билл захихикал.
— Эй? — его осторожно потрясли за плечо.
Билл зашипел, словно капелька, попавшая на подошву утюга.
— Голова… — прошептал.
В дверь очень громко постучали. Билл втянул голову в плечи и сморщился.
— Здравствуйте! — затараторил издалека брат по-английски. И Билл понял — еще немного и Том сорвется. Из-за того, что брат истерил, половину слов он проглатывал, а вторую выговаривал неправильно.
«Кто ж так… Произносит? Говорит? Тьфу…» — запутался Билл в собственных мыслях, увяз, как в жвачке.
— Я сделал все, как вы сказали. Но он так и не приходит в себя. Я не знаю, что с ним!
— Есть какие-то следы на теле?
— Нет, он весь красный и горячий. Мне кажется, у него температура… Но ран нет. Я не видел. Я внимательно осмотрел. Ступни… Ноги… Руки… Тело… Я всё осмотрел! Что с ним? Почему он не приходит в себя?!
— Как давно он без сознания?
— Я не знаю… Я вышел из бунгало, а он лежит…
Билл кожей чувствовал, как Тома трясет.
В нос ударил запах нашатыря. Ему начали натирать виски. Билл разлепил глаза и простонал:
— Голова…
Седовласый мужчина посветил ему фонариком в глаза. Билл дернулся, зажмурился.
— Он вчера жаловался на голову, — неуверенно произнес Том. — Сказал, что она очень болела, а он не смог выпить никаких лекарств… Не нашел…
Врач потрогал пульс, послушал грудь холодной бляшкой стетоскопа. Провел рукой по телу, помял живот. Билл зашикал, беспомощно пялясь на мужчину в белом халате совершенно бессмысленным взглядом. Он достал электронный градусник и засунул парню в рот.
— А сегодня… Я не думал… Не знал… Я бы раньше… — бормотал растерянный Том. Биллу даже жалко его стало. Если бы он увидел тело Тома на пороге бунгало, то упал бы рядом и умер от страха за него, а брат — молодец, еще как-то умудрился доволочь его до кровати.
Врач надел на руку манжету и измерил ему давление. Градусник запищал. Он удовлетворенно кивнул.
— Это солнечный удар. Зрачки, видите, расширены. Гиперемия кожи. Пульс учащенный и слабый, дыхание поверхностное. Давление низкое. Состояние оглушенности судя по всему. Скорее всего, была резкая адинамия и, как следствие, обморок. Температура 39,8. И, Билл, у вас болит голова? Тошнит? Вас рвало?
— Мигрень… — проныл Билл и жалобно сморщился, опустив уголки губ в виде подковки.
— Ну, что же вы, батенька, с мигренью да на солнце находились? Вы долго загорали?
— Спал… С ночи… — осуждающе посмотрел на близнеца. Том покраснел.
— Ммм, тем более. Я уж думал, что вы наступили на какую-нибудь местную тварь, — врач потряс перед его носом набором пробирок с жидкостями. — А я вам тут противоядие принес на каждый отдельный случай.
Он встал и отошел от кровати к столику. Начал вскрывать ампулы.
— При солнечном ударе происходит поражение центральной нервной системы, — объяснял доктор, наполняя шприцы растворами. — И вам, Том, надо быть готовым, что он, удар то есть, себя еще может проявить. Иногда последствия появляются спустя сутки. В некоторых случаях отмечаются судороги, коматозное состояние, иногда возбуждение, галлюцинации, бред. Так что еще не вечер.
— Может в больницу? — обреченно выдохнул Том.
— Нет! — взвизгнул Билл, как-то так моментально вышедший из своего «состояния оглушенности».
— Надеюсь, что обойдется без «некоторых случаев», — повернулся к ним врач. — Вам надо побыть рядом с ним и посмотреть, как будет вести себя организм. Я оставлю лекарства. Если поймете, что ситуация выходит из-под контроля, то звоните мне, отправим Билла в больницу.
— А что мне надо делать? — едва ли не заламывал руки Том. А Билл весь сжался, потому что после вчерашнего скандала, целиком и полностью оказаться в руках мстительного брата ему хотелось меньше всего на свете. Том же оторвется на нем по полной программе…
Доктор затянул на его руке жгут и похлопал по коже. Снял с иглы колпачок. Билл принялся кусать губы и морщить нос. Когда игла коснулась кожи, он притворно захныкал, со страхом взирая на серый металл. Врач осуждающе посмотрел на нервного пациента и вогнал иглу в вену.
— Ничего сложного. Надо много пить, так как организм обезвожен. Если будет рвота или понос, то обязательно пить регидрон. Разведете один пакетик на литр воды. Если будет температурить, то дадите парацетамол. Я сейчас ему ввел преднизолон от аллергии и кордиамин для стимуляции нервной системы. Вам оставлю супрастин, он хорошо снимает аллергическую реакцию и действует как легкое снотворное. Дадите вечером перед сном, завтра утром и вечером. Гидрокортизоновой мазью будете смазывать места ожогов. К вечеру могут появиться волдыри. Вы их не вскрывайте, не чешите, смазывайте мазью. Солнцезащитный крем есть? — Близнецы синхронно кивнули. — Вот пока волдыри не вылезли, будете им мазаться — он увлажняет кожу. Что еще? А! Ни в коем случае не употреблять алкоголь. И звоните мне, если будут какие-то вопросы. В любое время.