Присяга простору
Шрифт:
лежачие камни эпохи».
И с бамовских грозно скрежещущих просек,
с этих камней и пней
я вижу эпоху, которая д а ж е не просит —·
требует слова о ней.
6
Когда распадается
чувство действительности,
к а к будто действительности — никакой,
то страшно хочется лечь и вытянуться,
не шевеля ни ногой, ни рукой.
«Ногой шевелить?
Еще можно во что-нибудь вляпаться...
Рукой
Таков шепоток человеческой
внутренней слабости
и подлые внешние шепотки.
И так лежит человек, не шевелится,
хотя он при этом весьма шевелится:
на службу ходит и в тирах целится,
на выпивончиках веселится.
Но это его движение ложно:
все это л е ж а, л е ж а, л е ж а.
Просторна планета, но тесно на ней
от бодро ходячих лежачих камней.
Пыхтит история, их раскачивая,
а потом огибает — они не в счет,
Под лежачих людей, под идеи лежачие
история не течет.
От Родины так далеки, как пришельцы,
собственные замшельцы.
Они, залежавшиеся, истертые,
торчат, застряв посреди быстрины,
но когда исчезает чувство истории,
исчезает чувство страны.
А страна существует, ж и в а я, а не л е ж а ч а я,
хотя и с грузом лежачих камней,
своим движением нас лишающая
347
права быть неподвижными в ней.
А страна существует, особенная, великая,
со свистом ракетным и «Цоб-цобе!».
И пусть ей подсказывают, шипя и мурлыкая,
она разберется сама в себе.
Страна без подсказки когда-то попрала
лежачий валун крепостного права,
сама отшвырнула без просьб и поклона
лежачий камень царского трона.
И с шара земного,
покрытого черной золою дымящей,
столкнула фашизм, будто камень давящий,
и вырвала собственными руками
стольких трагедий лежачий камень.
Стоят за спиной Кондрашина
призраки над скреперами:
«Мы начали БАМ в тридцатых.
Мы строили здесь, умирали.
Но здесь начинал, на БАМе, '
ночами, когда ни зги,
молоденький Вася Ажаев
роман «Далеко от Москвы»,
Верили мы упрямо в Родину и народ
и, вывернув рельсы БАМа,
их отправляли на фронт.
Кожу с ладоней кровью
приклеивал к рельсам мороз,
как будто бы письма фронту
о том, что мы с фронтом не врозь.
Имя Родины свято. Да не забудется вам,
что воевал когда-то
под Сталинградом БАМ».
И надо держаться, чего бы нам это ни стоило,
а не идти, обезверясь, ко дну.
Л
теряет веру в такую страну.
И я ненавижу всю жизнь бюрократов,
воюю, хотя мне не все по плечу,
но ненависть к этим замшельцам не спрятав,
прятать любви к стране не хочу.
В ней мало родиться
и голос утробный
выдать за голос глубинных корней.
Пусть называет Редину — Родиной
лишь тот, кто духовно родился в ней,
Я видел немало трусливого, злого,
но верю не злу, а людскому добру,
Я этой стране отдаю мое слово,
за эту страну я без слова умру.
7
...Я в Лондон попал из сибирской распутицы.
Внушаю издателю так и сяк:
«Рекомендую книгу Распутина.
Такой талантище. Наш, сибиряк...»
Спросил издатель, кончиком пальца
в коктейле помешивая лед:
«Распутин — он что — не родственник старца?
Жаль... Без паблисити — не пойдет».
Глаза у издателя сонными были.
Очки лишь на миг любопытство з а ж г л о:
«Вы упомянули, что он — в Сибири,
Простите нескромный вопрос —
а за что?» —·
«Да он там родился...»—·
усмешки не пряча,
я стиснул коктейль недопитый в руке.
Передо мной был камень лежачий
в замшелом замшевом пиджаке.
Вы в нашем споре давно проспорили,
стараясь не видеть со стороны,
как выворачивает бульдозер истории
лежачий камень «холодной войны».
Вы за Россию «переживаете остро»,
а в то же время, как ни крути,
лежачим камнем трагедия Ольстера
сейчас у Британии на груди.
Вы нас учили свободе, учили,
но вот вам урок, неопровержим:
на горле моих товарищей в Чили —
лежачим камнем
фашистский режим.
Об этом заботьтесь,
и, кстати, о вечности
343
и о невечном шаре земном.
А наши лежачие камни отечественные—·
наша забота.Мы их сковырнем.
8
...В тайге над Кунермой —
лежачие ржавые камни,
и скулы Кондрашина ходят,
бугрясь ж е л в а к а м и.
Он дюжину бревен
з а ц а п а л удавкою троса,
и трос надрывается,
трос угрожающе трется,
и знает Кондрашин,
что нет запасного, к несчастью:
в лежачие камни уперлись —
ни с места! — запчасти,
машины, продукты,
ушанки, горючее, спички, стихи...
На стольких столах не сукно, а болотные мхи,