Притчетерапия, или Книга смыслей о маркетинге
Шрифт:
Чувствует г-н султан, что начинает ему легчать, тонус поднимается, даже зачатки мотивации появляются. Уже хочется посеять чего-нибудь разумного. Велит он немедленно, то есть практически сразу после утренних ванн, массажа, завтрака из восьми блюд (только фрукты и немножко мяса – это по случаю спешки), положенных по протоколу танцев животов, отчетов придворных экспатов и пленных специалистов, короче, велит снаряжать процессию для выезда в город.
Долго ли, коротко ли, но процессия выдвинулась. И в процессе шествия процессии выясняется, что на стандартном пути традиционного следования скромного караван-кортежа (рабочий визит в народ по отработанной схеме, то есть всего несколько слонов, верблюдов там штук тридцать, портшезы, портпледы и паланкины [104] , а ослов сопровождения никто и не считал) полощутся не менее десятка-двух разнообразных полотнищ с однообразными, но очень трогательными слоганами типа «НАШ Г-Н СУЛТАН – ВСЕМ Г-НАМ Г-Н!», «Г-Н СУЛТАН – САМЫЙ Г-ННЫЙ!» и т. д.
«Не пустяк, и приятно», – думает г-н султан, и легчает ему прямо на глазах. А дальше-то – больше!
На перекрестках обнаружились глашатаи с фанфарами, дудящие и поющие славословия такого содержания (в приблизительном переводе):ГОВОРИМ ВСЕ КАК ОДИН:
НАШ Г-Н СУЛТАН – НАШ Г-Н!
КАЖДЫЙ НЕСКАЗАННО РАД
ВОСХВАЛЯТЬ НАШ СУЛТАНАТ! [105]
После таких констатаций собственного величия г-н султан уже не только разумное сеять захотел, но и доброе. Но опять не тут-то было! Дальше-то – еще больше!
По центральной улице навстречу караван-кортежу двигалась многолюдная народная масса, украшенная портретами г-на султана, увитая искусственными цветами и воодушевленная любовью к г-ну султану же. Там опять же и транспаранты имелись, и глашатаи с фанфарами, и наглядно украшенные соответствующей эмблематикой слоны.
Собственный имидж вырос в царственных очах г-на султана до пределов, позволяющих сеять уже не только разумное, доброе, но и вечное. Где хандра? Куда только депрессия подевалась? Побросав в народ несколько золотых и простив народу несколько задолженностей, развернул г-н султан свой караван восвояси,
Разъяснение сиамских мудрецов: Наверное, не все притчепотребители поняли, что транспаранты со слоганами были развешаны только вдоль маршрута следования караван-кортежа г-на султана, равно как и глашатаи расставлены были только там, а многолюдная народная масса была воодушевлена вовсе не любовью. Не понял этого и г-н султан. Да ведь это и не важно. Важно, что г-н султан вылечился от неуверенности в себе.
Смысль: А смысль сей притчи в том, что несуществующих проблем не бывает. И если надо поднять свою конкурентоспособность только в собственных глазах – значит, надо поднимать. Даже самыми идиотскими и дорогостоящими способами. Потому что помогает.
Ловись рыбка без ошибки Притча десятая, буддийская – о законах и правилах ловли
Один г-н был рыболовом. И по профессии, и по призванию. Посему мы будем его называть просто и сокращенно: г-н р-в. Еще до первых лучей солнца выходил он из дому и направлялся к близтекущей реке во всерыболовном оружии, а c первыми лучами солнца он уже удил. Всеоружие у него было разнообразное и высококачественное: начиная с банальных, но свежайших червей и заканчивая активаторами клева с базовыми и специальными прикормками, начиная с заурядного стеклопластикового трехметрового спиннинга и заканчивая навороченным высокочувствительным даунриггерным параболическим удилищем для тяжелого джига [106] .
Да и река, в которой происходила ловля, была донельзя универсальна. Годилась она и для подводного, и для подледного лова, для спортивного вылавливания на скорость и для промышленного рыболовства на вес, для ловли донкой и спиннингом, нахлыстом и перехлестом… Короче, для любой рыбалки годилась эта близтекущая полноводная, полнорыбная, судоходная и всепогодная река. И рыба там водилась и ловилась вопреки всем географическим и ихтиологическим правилам самая разнообразная и разновеликая.
Короче, с первыми лучами уже знаете чего весь берег реки оказывался плотно засиженным сами понимаете кем. А те, кто побогаче или попродвинутей, – те либо под воду с аквалангами, либо на разномерных и разномастных судах – акваторию рассекают, вооруженные сетями, гарпунами, а некоторые даже динамитом. Такой лов идет, что не протолкнуться.
А наш г-н р-в был душой мятущейся, разносторонним энтузиастом и неистовым экспериментатором. И никак не мог он определиться – какой способ ловли эффективней и какая рыба ему милей в качестве улова. То на лосося [107] пойдет со своим параболическим удилищем, запасом мушек сухих и мокрых, а также стримеров и быстротонущих нимф [108] . А то возьмет простую донку-поставушку и сидит, ждет, пока какойнибудь лещ не клюнет. И ведь на ту же донку иногда тот же лосось клевал. И сом. И опять же щука.Вот ведь какая неопределенность – хочешь лосося поймать, а на твою мокрую мушку клюет некий мелкий харацинид [109] . Или каши наваришь ведро, кормишь, кормишь потенциального карпа, а на наживку клюет какая-нибудь и вовсе пиранья. И что с ней делать? Выбрасываешь от греха подальше, пока она всю удочку не съела вместе с рукой кормящего.
Так и подмывало г-на р-ва обзавестись оружием массового уничтожения рыб в виде тринитротолуола или электрошокера. Чтобы – раз – и шаланды полные кефали! Одна проблема: как потом отсеивать кефаль (лосося, осетра или, к примеру, большую корифену) от трупов ненужных и ядовитых крючкопалых бородавчаток, колючих бычков, жабунов и иглобрюхов. Поэтому агрессивная политика постоянно временно откладывалась. А неагрессивная политика отлова требуемой рыбы перманентно менялась под влиянием внешних факторов в лице других рыболовов.
Эти внешние факторы постоянно обменивались избыточной и недостоверной информацией о лучших для рыбалки местах, снастях, наживках, прикормках и приметах.
Стоило г-ну р-ву устроиться с удилищем на берегу, чтобы, как полагается, с первыми лучами забросить нахлыстом свежеприготовленную мушку [110] , как откуда ни возьмись рядом появлялись другие г-да р-вы, которые, критическим взглядом оценив снасть нашего г-на, тут же начинали деликатно и не очень лезть с вопросами и советами.
– А скажите, уважаемый, это у вас петушиные перья-то на мушке? – интересовался один г-н.
– Петушиные, а какие же еще?
– Да что вы, батенька, нынче никто уж петушиные не использует. Теперь все больше страусиные в ходу. Лосось до них охоч, прямо сам на крючок идет, не глядя. Так что вы, любезнейший, свои петушиные-то перья уж замените. А то не наловите ничего.
– Да что вы такое говорите? – перебивал другой г-н. – Фазанье перо не в пример лучше страусиного, оно и ярче, и прочней. Лосось от него ну прямо млеет. – Эх, да что вы понимаете, г-да! – вступал третий. – Традиция, г-да, традиция! Испокон веков наши предки живую муху применяли. Живая – она озорней и лососю любезней. А позвольте полюбопытствовать, каким вы стилем забрасываете?– Так ведь обычным, английским классическим. А что?
– Ну кто же, милейший, теперь английским-то забрасывает? – ехидничал четвертый г-н. – Это ж не вчерашний даже день, а просто палеолит рыболовный! Вы так и кошке на обед не наберете. Сейчас всяк уважающий себя нахлыстовик исключительно стилем Гебетсройтера, с двойным захватом бросает.
– Ой, не смешите, старина! Шотландский «спей» – вот что спасет отца русского нахлыста. И ничто иное! Гебетсройтером разве что на форель хорошо, а на лосося – только по-шотландски! А что за удилище у вас, почтеннейший, не сочтите за нескромность?
Тут уж наш г-н начинал чувствовать себя окончательно запутавшимся ничтожеством, сматывал удочки и решал никогда больше нахлыстом ничего не ловить. А пока он свои неправильные удочки сматывал, назойливые г-да успевали дать еще с пяток полезнейших советов о том, что, где, когда и чем нахлыстывать.
Впрочем, решение нашего г-на р-ва никогда и ничего не нахлыстывать оставалось твердым лишь до момента выхода г-на на берег с донкой-поставушкой. После же момента выхода на берег и получения нескольких полезных советов по поводу толщины лески и глубины заброса, а также нескольких бесценных рецептов приготовления прикормки, твердость решения никогда не ловить нахлыстом сначала смягчалась, а потом заменялась решением никогда не пользоваться донкой.
Но неприятности продолжались и по дороге домой. Ибо каждый первый встречный г-н р-в начинал критически оценивать количество пойманной рыбы, а второй встречный г-н не менее критически оценивал ее качество. Что оценивал третий встречный, нам доподлинно не известно, а ведь за ним был еще и четвертый, и пятый… И всяк со своими мнениями, правилами и советами. Единственно мудрыми, верными и полезными.
Так бы совсем и извелся наш г-н р-в в поисках абсолютной истины, но умные (и добрые) люди (не рыболовы, само собой) дали ему единственно мудрый, верный и полезный совет: обратиться за советом к сиамским мудрецам, что жили и работали рыболовными гуру неподалеку в труднодоступном монастыре на вершине высокой горы.
Приходит г-н р-в к сионским близнецам, а те сидят себе, в усы дуют, медитируют и совершенно нашим г-ном не интересуются, а его бедой – и подавно. Такая вот непыльная работа – рыболовов консультировать: сиди себе в нирване и дыши полной чакрой. Потому как всяк рыболов по своим правилам ловит, считает их наилучшими, за советом ни к кому не обращается, а в крайнем случае ворует технологии ловли у соседа по берегу. Пришлось нашему г-ну аккуратно извлекать сиамских мудрецов из высокодуховной прострации.
Долго ли, коротко ли, но извлек и пожаловался на свою беду-проблему.
– Да… Беда… – говорят сионские близнецы и снова проваливаются в нирвану.
Через час-другой вываливаются обратно и говорят:
– Беда – есть. Проблемы – нет.
– То есть как это? – спрашивает ошарашенный парадоксом г-н р-в.
– А вот так. Проблема – она решение предполагает. А у твоей беды решения нет, – мудро говорят сиамские мудрецы. – А там, где нет решения, там нет и проблемы. Лови, как ловится, чем ловится и что ловится. Главное, чтобы рыба была. Смысл – в рыбе, в правилах смысла нет. – И снова в нирвану погружаются.
Крепко задумался г-н р-в над словами близнецов, так крепко, что чуть сам в нирвану с головой не ушел. Однако же выкарабкался и просветленный пошел восвояси. И с тех пор не искал он истины под сводами чужих правил, да и собственные правила нарушал при необходимости. А как следствие имел он мир в душе и рыбу на столе, в холодильнике и даже на прилавке, потому что стал рыботорговцем. И заработал он много денег, жил долго и счастливо и в один день со словами благодарности сиамским мудрецам погрузился в нирвану до следующей реинкарнации.Смысль: А смысль сей притчи такова, что не ищи законов там, где их нет, не соблюдай правила, которых не существует, и лови рыбу там, где она есть. Ом мани падме хум, как говорят мудрецы.
С царем во главе, без царя в голове, или маленький секрет большой компании Притча одиннадцатая, русская народная – о шибко креативной рекламе
У одного г-на было три сына. А сам он, как полагается при таком зачине, был царем. А значит, обладал не сильно ограниченными финансовыми, политическими и административными возможностями в своем некотором царстве (оно же тридесятое [111] государство). И, как полагается, пришло время сыновей женить (почему полагается их женить одновременно, даже если не погодки, – о том русская народная традиция умалчивает). Ну да ладно, пришло и пришло. Стал г-н царь им жен искать. Задача непростая, но решаемая – как минимум в отношении двух старших сыновей, которые по традиции были добрыми молодцами и женихами хоть куда.
Младший же по той же традиции (напрочь опровергающей все народные же утверждения о том, что поздние дети – самые любимые, красивые и талантливые) выдался дураком и потому женихом был хоть никуда. Как и положено по алогичному, но стойкому преданию. История не сохранила для нас имен разумных братьев, а брата их меньшего звали как полагается – естественно, Иваном. С почетной приставкой «царевич» и с непочетной
Нужно заметить, что г-н царь был не только могущественным и обеспеченным правителем, но и любителем неожиданных и сильно креативных решений. Поэтому вместо типичной процедуры сватовства раздал г-н царь сыновьям луки со стрелами, отправил в чисто поле и велел стрелять куда ни попадя с целью попадания в претенденток на супружество. Поскольку старший и средний сыновья были юношами просвещенными и знали, что средняя дальность полета стрелы не превышает 150–200 [112] метров, то далеко они заходить не стали (тем более что в чистом поле грязи было почти по колено), а пристроились у забора элитного поселка и запустили свои стрелы через колючую проволоку охраняемого периметра в заранее намеченные цели, где их уже поджидали предварительно оповещенные невесты.
У старшего сына стрела упала на боярский двор (то есть на территорию особняка, где проживал государственный чиновник), и дочь госчиновника подобрала стрелу и отправилась к кутюрье заказывать себе свадебный туалет.
У среднего сына стрела приземлилась на стриженом газоне купеческого (то есть бизнесменского) двора, где ее схватила бизнесдочь бинесмена и тут же бросилась в монобрэндовый бутик престижной марки за свадебным платьем прет-а-порте.
А младший сын, который Иван-дурак-царевич, таки забрался в самую непролазную грязь чистого поля, откуда и выпустил свою стрелу. Которая, понятное дело, угодила в болото, полное головастиков, лягушек и других земноводных, в качестве невест непригодных. И ни одна жаба его стрелу не подхватила (она же несъедобная – чего ее в рот-то брать?), и никто с дураком человеческим голосом разговаривать, естественно, не стал – у нас все-таки тут притча, а не волшебная сказка.
Делать нечего – выбрал Иван-дурак-царевич жабу покрасивей и понес к отцу. Пока нес – полцарства над ним обхохоталось. Даже частушку на эту тему сочинили, но мы ее здесь приводить не будем, так как родную русскую речь эвфемизмами и задушишь, и убьешь, а многоточиями матерные слова заменять – так одни предлоги останутся.Тут и сказке конец, потому что на этом совпадения с русской народной сказкой закончились. Г-н царь в отличие от сына был не дурак и женить на жабе его не собирался. А что касается двух прочих сыновей, так они, что называется, неспешным пирком да за свадебки. Они-то поимели много денег, жили долго, счастливо и потому неинтересно.
Так что забудем об этом и вернемся к жениху на выданье.
– Что ж, раз стрелой в целевую аудиторию мы не попали, то пойдем другим путем, – решил г-н царь. – Как ни крути, а дурака пристроить надо. Будем продвигать его активней и нестандартней.
У некоего Емели за немалые деньги была приобретена самоходная печь, на которую усадили Ивана-дурака-царевича и отправили его в промо-тур. Тут уж и вторая половина царства в придачу к первой восторженно высыпала на улицы тыкать пальцами в транспортное средство:
– Круто! Чудо чудное, диво дивное, креативное!
В общем, накатался женишок на круглую сумму, зато каждая собака в царстве-государстве по звуку могла определять, на каких дровах едет сегодня самоходная печь.
Однако замуж никто по-прежнему Ивана не звал – ни жаба, ни собака, а о девушках что и говорить.
Г-н царь как персона настойчивая и небедная решил на недостигнутом не останавливаться и увеличил инвестиции в нестандартную рекламно-сватательную кампанию. В качестве носителей Ивана-дурака-царевича были использованы Серый Волк, Жар-птица, ковер-самолет и несколько Сивок-Бурок. Царство-государство стало напоминать симбиоз аэродрома, ипподрома и зоопарка [113] . Любознательный и восприимчивый к нововведениям народ веселился от души, восторженно принимая и живо обсуждая каждого иваноносителя. Однако невесты в очередь не выстраивались.
Так бы и ходить дураку-царевичу в невостребованных холостяках, но умные (и добрые) люди в лице облагаемых сверхналогами бояр и купцов [114] , будучи не в силах более подсчитывать упущенную выгоду, посоветовали г-ну царю обратиться к сиамским мудрецам, что жили и работали в некотором (но другом) царстве-государстве, но на определенных условиях вполне могли посоветовать чего-нибудь умного и, главное, экономного.
Долго ли, коротко ли, но после особо креативного использования избушки на курьих ножках, которая надолго запомнилась народу своим перманентно повернутым к нему задом, а Иван-дурак-царевич все равно ничем не запомнился, г-н царь послал послов к сионским близнецам, дабы привезти их с почестями во дворец.
Прибыли мудрецы с почестями на аудиенцию, почести за дверью оставили, сидят себе, в усы дуют, по которым мед-пиво текут и тем не менее в рот попадают, и уважительно так интересуются, какая беда случилась у г-на царя, который, казалось бы, со своими неограниченными финансовыми, политическими и административными полномочиями бед знать в принципе не должен.
– Да вот, уважаемые, рекламную кампанию провожу, – отвечает царь.
– Это не беда, – говорят сионские близнецы, закусывая живую воду молодильными яблочками. – Это с каждым может случиться, у кого денег много. И что кампания – удается?
– Кампания-то удается, народ ее надолго запомнит, я же злата-серебра на нее не жалею, – хвастается г-н царь.
– Не видим в том беды покудова, – говорят близнецы, уминая разносолы и налегая на мед-пиво. – На то она и кампания, чтоб ее запомнили. – Да только не клюет невеста на моего сына, – жалуется г-н царь. – Я ж лучшие инструменты для привлечения потребительского внимания использую, а невеста не идет. Может, у вас, уважаемые, в интеллектуальном загашнике какие хитрые маркетинговые приемчики завалялись? Моя казна открыта для нестандартных решений (при этих словах несколько бояр упали в обморок, а двое купцов подавились: один – медом, другой – пивом).
– Так вы, Ваше Величество, еще и результата хотите от нестандартно-креативной рекламной кампании? – удивляются сиамские мудрецы, деликатно вытираясь салфетками-самовытиралками, лежащими на скатерти-самобранке. – Вы, Ваше Величество, уж что-нибудь одно выбирайте: либо народ веселить, либо сына женить. За вашей креативностью целевая аудитория посыла-то и не видит! Все потенциальные невесты, глядя на сивок с бурками да на курьи ножки про жениха-то и забыли! А чтоб невес
ту найти, никаких чудес демонстрировать не надо. Надо всего лишь быть царевичем, хоть бы и дураком. У вас, Ваше Величество, товар настолько незатейливый (уж простите за откровенность), что жену ему найти – раз плюнуть. А сильно творческий подход можете показывать на международных конкурсах сказочно креативной рекламы.
Пригорюнился г-н царь, призадумался. А потом и говорит:
– Где эта жаба-то, которую Иван с болота притащил?
Тут уже не только сказке, но и притче конец. А традиционный хеппи-энд каждый, кто с царем в голове, пусть сам додумает.Смысль: А смысль сей притчи такова, что не гонись, хоть ты и царь, за креативизной, а гонись за результатом. Хотя, конечно, самоходная печь – это очень круто.
Вишня от вишни недалеко падает Притча двенадцатая, ботаническая – о многообещающести
Одна г-жа была вишней. В том смысле, что деревом со всеми неотъемлемыми атрибутами: корнями, стволом, ветвями, цветами и плодами – все как полагается. Росла г-жа в вишневом саду среди таких же, как она, вишен из семейства Amygdalaceae, рода Prunus, подрода Cerasus vulgaris – то есть совершенно обычных древесных растений. В положенное время г-жа цвела, в положенное – отцветала, чтобы затем наплодить определенное количество плодов, а затем в установленном порядке бывала обираема и потом сбрасывала листву, чтобы, перезимовав, снова покрыться почками-листочками-цветочками-плодочками, – и таким цикличным образом существовала без особых приключений, пользуясь у садовников стабильной популярностью, поровну поделенной между всеми участницами процесса, то есть прочими г-жами вишнями.
Собственно, стабильность популярности и явилась причиной появления у г-жи некоторых скрытых комплексов. В глубине своей деревянной души г-жа вишня считала себя значительно лучше окружающих ее прочих вишен [115] . («Ах, они такие vulgaris! – вздыхала она. – А вот мой потенциал явно недооценивают».)
Долго ли, коротко ли, но в один непрекрасный [116] весенний день скрытый комплекс неоцененной полноценности вылез у г-жи наружу. Причем сразу во многих местах, то есть ветках. Потому что г-жа вишня решила не страдать, а действовать и, поднапрягшись, поднакачавшись удобрениями, органическими и не очень, понадышавшись углекислым газом, ускорила процесс фотосинтеза и расцвела.
Нежно-розовые, огромные цветы распустились на ее ветвях. Казалось, облачко опустилось в сад с рассветного неба и укутало г-жу вишню в свои воздушные объятья, и легкий весенний ветерок тихо шептался с лепестками в сени ее пенной кроны. И… впрочем, ну ее, эту лирику, потому что все видели, как вишни цветут. Так вот умножьте это на два, а лучше на четыре и получите нужную картинку.
Восхищенные садовники толпились вокруг г-жи вишни – никогда ничего подобного они не видели. Только один очень старенький дедушка, который, по слухам, еще самому Мичурину инструмент подавал, не водил хороводов вокруг г-жи вишни, а тихо копался в земле, неразборчиво бормоча что-то в желтые усы. Обратите на него внимание, потому что в данной притче он выполняет функцию сионских близнецов, которые на тот момент были заняты в других притчах.Короче, выделилась наша г-жа своим пышно-буйным цветом в продуктовом ряду, то есть в вишневом саду. И хотя собственно продукта, то есть сочной костянки [117] с шаровидной косточкой, еще не было, уже ни одному садовнику не могло прийти в голову, что наша г-жа – какая-то там vulgaris. Кое-кто даже подумывал – не вывести ли нашу г-жу в отдельный подрод с названием, к примеру, luxuriosus или magnificus. Столь многообещающей казалась наша г-жа на фоне прочих вишен, которых уже и г-жами величать не очень хотелось.
Только один очень старенький дедушка, который, по слухам, еще за самим Гумбольдтом носил чемодан с гербариями, не разделял ничьих восторгов, а тихо собирал сухие веточки, бормоча что-то в желтые усы.
Весть о необыкновенно цветущей г-же разнеслась по всей садоводческой округе, и полюбоваться на нее приезжали целыми экскурсиями. И многие садовники выдвигали разнообразные гипотезы – чем еще удивит ботаническое сообщество эта необычная г-жа.
«Надо бы денег, что ли, за просмотр цветов уже брать», – думала г-жа вишня, демонстративно кокетничая с легким весенним ветерком.
Однако коммерческие планы нашей г-жи так и остались планами, ибо пора цветения плавно сменилась порой плодоношения. Для г-жи вишни это оказалось полной неожиданностью: как-то за всем своим многообещающим пиаром она подзабыла, что у каждой г-жи вишни помимо цветов должны быть еще и плоды. А ресурсы-то исчерпаны! Нечем больше фотосинтез стимулировать!
Поэтому плодов у нашей г-жи оказалось ровно столько же, сколько и у остальных, и формы они были не квадратной, а обычной шарообразной, и цвета они были не какого-то там сиреневого, а вполне себе заурядного – то есть вишневого. Нормальные плоды, в общем. Но нормальные – для обычной вишни, а от нее-то ждали чего-нибудь экстраординарного, хоть и неизвестно точно чего!