Привратники
Шрифт:
Это был больше лозунг, чем вопрос. Это было все, что побуждало его. Конечно же, Писатель не верил в Бога. Но сейчас, если бы он увидел Господа, то он поверил бы в Него. Он поверил бы в нечто, что он не мог видеть, но именно поэтому он и был здесь, не так ли? Чтобы увидеть?
Позади него, автобус исчез в темноте. Я вижу это, - подумал он.
Впереди синим неоном пылал знак: ПЕРЕКРЕСТОК.
Я вижу это тоже. Один глоток помог бы мне думать.
А потом он услышал слово, или подумал, что услышал. Это был не его голос, не его собственные мысли. Он услышал это в своей голове:
ПРОПИТАНИЕ.
Итак, сейчас он слышал голоса? Возможно, он пил слишком много. Или, недостаточно, подумал он с полуулыбкой. Все великие писатели пьют. Однако, он не мог развеять мнение, что он вступал в нечто большее, чем просто кабак маленького городка.
Из щелей деревянного пола выползла пыль, когда он шагнул внутрь и поставил свою сумку.
Да, здесь был настоящий "кусочек жизни": бар-помойка. Эта затхлость, эти дешевые столы, мишени "Дартс", игровые автоматы - это общее Vacuus Spiritum[68] – восхищало его. Это была реальность, та реальность, которую он искал. Ищите, - подумал он, - и обрящете.
– Добро пожаловать в "Перекресток", незнакомец, - приветствовал жлобоватого вида бармен.
Это подтолкнуло Писателя к размышлениям над аллегорическими возможностями названия бара. У бармена был пивной животик, размером с баскетбольный мяч и зубы, которые заставили бы дантиста рассмотреть другие варианты карьеры.
– Чем могу помочь?
– спросил он.
– Алкоголь. Впечатлите меня своим миксологическими доблестями, сэр.
Только трое других персонажей украшали собой это "выразительное" пространство бара. Парень с печальным лицом, в белой рубашке, сидел рядом с невысокой, пышногрудой рыжей. Казалось, что они спорили. Чуть ближе сидела нереально жирная бабища с длинными, светлыми волосами, пила темное пиво и ела огромную пиццу. Ее вес заставлял ножки стула заметно гнуться.
Ты здесь, чтобы искать, - напомнил себе Писатель.
– Так ищи.
– Могу я к Вам присоединиться?
Блондинка проглотила кусок и кивнула:
– Вы не здешний.
– Нет, - сказал Писатель, и сел.
Тогда бармен хлопнул на стол "шот". Он был желтым.
– Наш фирменный, незнакомец, - тот выглядел как моча.
– Что это?
– Мы называем его "Мочебрызг".
Писатель поморщился:
– Это ведь не, э-э... моча, не так ли?
Бармен рассмеялся:
– Конечно нет! Это водка и Гальяно[69].
Писатель понюхал. Пахло нормально.
– ОК, за... за что? О, да. За формализм![70]– oн выпил.
– Ну как?
– Неплохо. На самом деле, очень хорошо, - oн потянулся за бумажником.
– Э-э-э-э, незнакомец. Не нужно этого дерьма.
– Что?
Бармен закатил глаза:
– Это за счет заведения.
– Чего же ты ожидаешь в таком жлобском дерьмогороде, как этот?
– спросила толстая блондинка, жуя. Ее груди были большими в буквальном смысле, как человеческие головы.
– Разве что полное ничего, кругом, на протяжении пятидесяти миль в любом направлении. Isolatus Proximus.[71]
– Я - писатель, - сказал он.
– Я езжу по всей стране. Мне нужно видеть разные вещи, разных людей. Мне нужно видеть жизнь в ее различных временных пластах.
– Ага, пластах, - сказала толстая блондинка, кивнув.
– Я приезжаю в отдаленные города, как этот потому, что они пестрые. Они существуют отдельно от остального общества, господствующей тенденции страны. Города, как этот, более реальны. Я - писатель, но в более эзотерическом смысле... Я...
– oн думал об этом. Думалось с трудом. Он закурил и закончил: - Я - ищущий.
– Не еби мне мозг!
– парень в белой рубашке кричал на невысокую рыжеволосую девушку.
– Ты спала с ПЯТЬЮ ДРУГИМИ ПАРНЯМИ на этой неделе? Гооооосподи БОООЖЕ!
Она рефлекторно всосала свой "Tequila Moonrise"[72], затем уточнила:
– Извини. Не пять. Шесть. Я забыла про Крейга, - oна улыбнулась.
– Его прозвище - "Мистер Мясная Ракета".
– Гооооосподи БОООЖЕ!
– взорвался Белая Pубашка.
– Он должно быть влюблен в нее, - заметил Писатель.
– Он не получает ее "киску", - сказала толстая блондинка.
Бармен полировал стакан.
– Что это, то что ты сказал? Ты - ищущий?
– Ну, это абстракция, конечно. То, что я имею в виду, я в поиске. Я ищу какой-то неуловимый, необычный знаменатель, чтобы увековечить свои эстетические идеологии. Для работы над художественной литературой, чтобы существовать в рамках любой инфраструктуры непоколебимого смысла, его периферии должны отражать определенные элементы истины. Я не имею в виду объективные истины. Я говорю об эфемерных вещах: бессознательных импульсах, психологических склонностях и т.д., на нижней стороне того, что мы считаем человеческим опытом.
– Я никогда в жизни не слышал большего дерьма!
– Белая Pубашка все еще орал на рыжую.
– Те, другие парни не любят тебя! Я люблю тебя!
Рыжеволосая безразлично выводила каракули на салфетке.
– Мне не нужна любовь, - сказала она. Потом усмехнулась так же широко, как индийская маска дьявола, - Я просто хочу быть оттраханой.
– Гооооосподи БОООЖЕ!
– Вы должны поймать вдохновение, - посоветовала жирная блондинка, наполовину разделавшись с пиццей и начав свое третье темное пиво.