Привратники
Шрифт:
Священник обернулся, черные одеяния оттопыривал "стояк". Он был слишком заметен. В гробу лежал труп старой женщины.
– Чево?!
– Я новичок в городе. Здесь есть какие-либо мотели?
– Мотели? Здесь?
– огрызнулся священник.
– Конечно нет!
Глаза Писателя метнулись к открытому гробу.
– Вы случайно не знаете, когда придет следующий автобус?
– Да как ты смеешь приходить сюда сейчас, - возмутился священник. Он резко указал на гроб.
– Ты не видишь, моя мать умерла?
– Я сожалею, отче, - выдавил из себя Писатель, но подумал: Боже!
Он поспешил обратно. На улице он почувствовал себя странно: не опустевшим, как раньше, а ошалевшим и вышвырнутым. Это город, или это я? Внезапная и обильная вспышка пота сделала его рубашку, залитую рвотой, по ощущениям, как пальто слизи.
Пот был предвестником, как горн...
О нет.
...для голоса:
ИЩУЩИЙ. ИЩИ!
Кварталом ниже, на углу, светился знак: ПОЛИЦИЯ
Его шаги отзывались в голове, как какой-то нимб, когда он побежал туда. Конечно, полиция будет знать о следующем автобусе. Он толкнул дверь, собираясь что-то сказать, но замер.
Здоровенный полицейский с бакенбардами впился взглядом в него:
– Че те надо, приятель? Я занят.
– Я...
– попытался Писатель.
Коп действительно был занят. Он стоял позади длинноволосого подростка, который был прикован наручниками к стулу. Шнур и дубинка образовывали жгут, который он затягивал вокруг шеи парня.
– O'кей, панк, - предупредил полицейский.
– Больше никакого дерьма. Где их наркотики?
Подросток, конечно же, не мог ответить, даже если бы хотел. Его душили. Раскрытый в панике рот, исказился, лицо раздулось.
– Все еще молчишь, да?
– коп сделал еще один оборот жгута.
– Какого черта ты делаешь?
– закричал Писатель.
– Полицейское дело. Этот парень - наркоторговец, подписано лично им. Вероятно, продает это дерьмо детишкам в детском саду. Ну знаешь, весь этот "крэк" и "PCP"[74]. Мы должны быть немного жестче; это единственный способ вытрясти что-либо из него.
Немного жестче? Писатель ошеломленно смотрел. Коп закручивал жгут до самого конца, пока шнур не заскрипел. Тело мальчишки напряглось на стуле, а его лицо начало синеть.
– Говори, панкота. Где ваша заначка? Кто ваш посредник?
– Как он может говорить?
– выкрикнул логичный вопрос Писатель.
– Когда твой жгут вокруг его гребаной шеи!
– Катись, приятель. Это дело полиции, - полицейский остановился и глянул вниз.
– Ах, дерьмо, похоже он подох.
Подросток дернулся несколько раз, а затем вяло сполз со стула с мертвым, опухшим лицом.
Безумие, - подумал Писатель.
Коп размотал жгут и снял наручники.
– Простой наркоторговец, мы ничего не потеряли. Нет смысла разоряться об этом, - oн дружелюбно взглянул на Писателя.
– Девчачья ли, или мальчишеская писюлька - все они розовые внутри, верно, приятель? Помоги мне стянуть его штаны, мы можем вдуть ему перед тем как он закоченеет.
Вывеска на стене гласила: Служить и Защищать. Писатель, c колотящимся мозгом, вывалился из участка.
Телефон, - промелькнула мысль. Он бросил свой чемодан посреди улицы и вдруг зашатался. Здесь что-то случилось. Надо позвонить кому-нибудь, вызвать помощь. Дома отодвинулись прочь с улицы и выглядели безвредно. Он постучал в первую же дверь.
Мужчина средних лет, ответил:
– Да? Могу я вам помочь, молодой человек?
– Я...
– попытался Писатель.
Человек был накрашен тенями для век и вишнево-красной помадой. Также он был одет в трусики, подвязки и чулки. Зажимы из нержавейки были "привинчены" к его соскам, раздувая мясистые концы.
– Круто, не так ли?
– А?
Человек спустил гофрированные трусики, обнажив половой член и мошонку, сверкающую булавками. Одна булавка проколола конец крайней плоти.
– Ух... круто, да, - ответил Писатель.
– Не хотите ли прикоснуться к нему?
– Э-э, ну, нет, - Писатель побежал прочь.
Во втором доме он заглянул в полупрозрачную дверь и увидел красивую, обнаженную женщину, гоняющуюся за гигантским сенбернаром, а человек из третьего дома стоял, усмехаясь, на перилах своего крыльца с петлей на шее.
– Измена! Милый Флинс, беги, беги![75] – процитировал он Шекспира, и сделал шаг с перил.
Тяжелые, глухо чавкающие стуки приветствовали писателя в четвертом доме:
УАК-УАК-УАК! УАК-УАК-УАК!
В окне кухни он увидел мужчину, с очень довольным видом, раскалывающим голову ребенка большим молотком для отбивных, в то время, как позади него женщина в фартуке готовила что-то на сковороде.
Мужчина раздробил череп на части и стал ложкой соскребать нежные мозги в миску.
– Оливковое масло или рапсовое?
– спросил он жену.
Писатель отпрянул и, сдерживая рвоту, вывалился обратно на улицу. Под воздействием увиденного, он чувствовал себя, будто получил удар кувалдой прямо в лицо. Он видел достаточно; он не хотел больше быть Ищущим - он просто хотел вернуться домой. Потом его снова бросило в пот, и голос, как изношенный аккорд, прозвенел снова в его голове:
НО ТАМ ТАК МНОГО, МНОГО ЧЕГО ДЛЯ НАШИХ ПОИСКОВ...
Что бы это значило? Сдавшись, писатель наклонился и его вырвало. Это было логично по сути, в конце концов, было его долгом после того, что он видел. Безумие, - повторил он, выблевывая спазм за спазмом, как "человеко-насос" для дерьма. Нитки слюны свисали с его губ, в то время, как содержимое вылетало из его желудка. Влажные брызги разлетались по улице.