Привычка выживать
Шрифт:
– Думаешь, до этого наше существование называлось жизнью? – спрашивает его незнакомая Бряк. От ее ответа не становится легче, но ее ответ – та точка опоры, за которую стоит зацепиться в данный момент.
– Я говорила тебе, что мы всегда спасаем друг друга? – спрашивает между тем Китнисс.
Хеймитч вместо Пита мог бы ответить на этот вопрос без подсказок со стороны. И этот ответ тоже оказывается своеобразной опорой.
…
Джоанна тяжело вздыхает.
– Но ты так и не рассказал о том, как у тебя этот синяк появился, - и со зловещей улыбкой протягивает палец, чтобы показать, какой именно синяк имеет в виду.
Хеймитч отворачивается и бормочет что-то неопределенное. Ему не хочется рассказывать, как в свете глобальных событий, замешанных на наркотиках и общей атмосфере сумасшествия, он в собственном доме однажды ночью не вписался в поворот.
…
Джоанна подсчитывает все, что есть у них
– И в ванных комнатах? – интересуется Джоанна, посылая ближайшей камере воздушный поцелуй. Китнисс реагирует на ее вопрос краской негодования и стыда, Энорабия закатывает глаза, а Гейл, явившийся в их теплую компанию с дружеским визитом, сбивается с мыслей.
Эффи, явившись в залу, которую сама же выбрала для общего собрания, раздает всем присутствующим листы с расписанием всех необходимых индивидуальных мероприятий. Джоанна закатывает глаза, начиная возмущаться тем, что Распорядители Шоу не ограничились почему-то одним мелко исписанным листом, но Каролина, уже изучившая содержание второго, в который раз спрашивает, что делает здесь, среди них? Эффи с сожалением качает головой, и устраивается на высоком стуле, дожидаясь появления Тома, который бодрым голосом поздравляет их с приближением важного события. Повисает напряженная тишина. И напряжение не спадает даже тогда, когда все рассредоточиваются по урезанному, в сравнение с предыдущей версией, пространству.
Первое столкновение возникает у Джоанны с Энорабией, потому что обе красотки предпочитают комфортные условия жизни.
– Если ты думаешь, что мы успели с тобой подружиться, солнышко, - заявляет Энорабия, - то ты глубоко заблуждаешься.
– Было бы с кем здесь дружить, - фыркает в ответ седьмая, уже с более ярким огоньком.
Старые конфликты, даже скрытые, тоже обретают прежнюю силу. Потому что Гейл, пришедший сюда с дружеским визитом, преграждает дорогу Питу. Удивительно, как долго им удавалось не сталкиваться; но прутья клетки значительно уменьшили саму клетку.
– Что ты ей опять сделал? – спрашивает Гейл со значительной дозой угрозы. Саму Китнисс Хеймитч поспешно вывел за пределы их беседы, но его поспешность не сумела скрыть состояния девушки от пристального взгляда нынешнего военного.
Пит останавливается, и смотрит потенциальному сопернику в глаза. Сказывается разница в росте и весовой категории, но во взгляде Пита так много нечеловеческого равнодушия, что Гейл забывает, о чем, собственно, спросил. И их встреча не становится открытым сопротивлением, хотя Гейл не может удержаться от замечания:
– Попроси меня убить тебя еще один раз, - на губах его играет странная улыбка, - и больше я не буду играть в благородство.
Никто из проживающих в этом месте больше не играет в благородство. Прежняя их свобода была спасением от их несовместимости. Теперешнее тесное общение, ни для кого из них не являющееся желательным, становится катализатором для разрушения всяких дружественных связей, которые и прежде не могли похвастаться прочностью. Энорабия в открытую высмеивает выбор нарядов для шоу и шоу после шоу Эффи. К ней на какое-то время присоединяется Джоанна, но, в конце концов, обе они замыкают свое презрение друг на друге, а Эффи благополучно завершает последние примерки и удаляется с высоко поднятой головой. Хеймитч пытается подкатить к Бити с очередной взявшейся из воздуха бутылкой, но Бити отвергает идею вновь напиться до зеленых змиев, и сообщает об этом Эбернети в весьма нетактичной форме. Эбернети обижается, тащится к Джоанне, которая вне себя от ярости из-за выбранного Энорабией фасона платья, почти копирующего ее собственный. Хеймитч еще трезв, и трезв достаточно долгий период времени, поэтому тоже не стесняется в выражениях, и комнату седьмой покидает под крики:
– Вот и вали отсюда,
С бутылкой он оседает возле комнаты Китнисс, вновь забывшейся тяжелым сном. Там его и находит мрачная Каролина с решительным видом, от которого чертова алкоголика даже бросает в дрожь.
– Теперь она возненавидит меня за то, что с ней сделал мой дед? – спрашивает девочка. Во взрослом взгляде ее уже сквозит смирение перед неизменным подтверждением всех ее догадок. Но Хеймитч не может дать ей никакого ответа. Он даже не может предложить ей посидеть с ним рядом, потому что она еще не совершеннолетняя и пить ей под прицелами камер не положено, пусть даже в таком изысканном обществе.
Об этом ему сообщает и Энорабия тоже. С весьма злым видом. И уходит, вцепившись в руку Каролины с такой силой, что девочка не выдерживает и морщится от боли. Хеймитч рассеянно думает о том, что такое теперь витает в воздухе, что все они орут друг на друга без остановки и с такой неконтролируемой яростью. И тоже не находит ответа. Ни сейчас, ни через день, ни до конца недели, которая проходит в скандалах и суете.
Пит записывает свое интервью позже всех, но с теми же уловками, которые были использованы другими участниками Шоу. Он придерживается той версии, что всегда был влюблен в Китнисс, хотя бы потому, что это – единственная существующая правда. Но он лжет, когда говорит, что Китнисс ответила ему взаимностью на первых Играх, как и лжет о том, что позволило им двоим стать всеобщими любимцами. Его интервью довольно короткое – ни слова об охморе, ни слова о том, что происходило с ним все это время. Он делится своими переживаниями по поводу того, что Китнисс умерла, и восторженно сообщает всем о том, что Китнисс вернулась вновь. Их не заставляют играть в любовь, больше нет. Но им придется придерживаться прежней легенды, в которую верят все, еще какое-то время. Еще в рамках собственного интервью он говорит о том, что благодарен создателям нового Шоу за тот шанс, который они представили всем победителям шоу. Шанс стать одной большой и дружной семьей. Шанс олицетворять единство всех Дистриктов и Капитолия.
За завтраками большая и дружная семья едва удерживается от того, чтобы превратить все в кровавое месиво. На камеру им удается удержаться от явных посягательств на жизни друг друга. Единственное, что дает им силы улыбаться друг другу с почти дружеской нежностью – даты в календаре Эффи, которые постепенно вычеркиваются, приближая время окончательной развязки.
В основном же ничего нового не происходит. Хеймитч пьет. Китнисс вновь отстраненна. Энорабия улыбается, обнажая свои акульи зубы. Каролина насуплена. Джоанна со всеми ругается. Бити никого не замечает. Эффи присутствует за столом лишь физически, мысли ее поглощены чем-то иным, далеким от этой столовой. Она уже не просит всех что-либо изображать. Она стоически сносит все мелкие и крупные скандалы. Почти не делает замечаний Хеймитчу. Хеймитч, в свою очередь, полностью наслаждается предоставленной свободой. Кладет ноги на журнальный столик, чаще всего прямо на бумаги Бити. Оставляет везде грязные бокалы и пустые бутылки, безмерно выводя из себя Джоанну, которую вновь посадили на жесткую диету, полностью исключающую всякий алкоголь. Еще он громко ругается со стилистами, пытающимися сделать из него человека, и звук его голоса раздражает Энорабию. Каролину злит его неопрятный вид, Пит едва ли не прячется от него по самым темным углам, чтобы не попасть в ловушку очередного душевного разговора. Китнисс позволяет ему сидеть рядом с ней в своей спальне, и даже разговаривает с ним – в основном, используя ничего не значащие междометия и кивки. Китнисс вообще старательно избегает всех, кроме него. Избегает всего, что напоминает ей о Пите Мелларке, хотя именно с Питом ей становится легче. Она старательно выполняет его просьбу. Вспоминает их общее прошлое, чтобы найти то самое мгновение, которое перевернуло в ней все; то самое мгновение, с которого она действительно стала смотреть на него иначе. Но не находит. Находит привязанность, страх, влечение, перекрываемое равнодушием и отстранением. Она не может смириться с мыслью, что он прав. Не может поверить в то, что действительно охморена, но постепенно смиряется с неизбежным признанием его правоты. Иногда она набирает заученный наизусть телефонный номер, и слушает долгие, ничем не прерываемые гудки.
Конечно, она не знает, что этот же самый номер набирает еще Джоанна, воровато оглядываясь по сторонам и считая до трех перед тем, как положить трубку. С этим же результатом эту комбинацию цифр набирает Эффи.
Пит не звонит по телефону. За три дня до назначенной даты он обнаруживает в общей столовой стопку каких-то черновиков, запрятанную в недосягаемом для камер месте. На первом же черновике он видит собственное имя. Он смутно узнает неряшливый мелкий почерк человека, больше верящего цифрам, а не словам, и вплоть до Шоу изучает черновики в своей спальне, почти не обращая внимания на камеры.