Привычка выживать
Шрифт:
Министр связи ставит чашку обратно на поднос. Он сдержан, собран, действует будто на пределе своих возможностей, и впервые за долгое время закрывает глаза и считает до десяти. Наступающая тишина кажется вязкой и давящей.
– Думаю, я все же не ошибся в тебе, Пит, - резюмирует Плутарх. – Как и Джоанна Мейсон, которая заявила, что мы все можем на тебя рассчитывать. Конечно, в ее мнениях зачастую нет никакой объективности, тем более, она с тобой спит и наверняка испытывает к тебе какую-то симпатию, чтобы желать тебе дальнейшего процветания. Но в ней я тоже не был разочарован, признаться. Она пришла ко мне первой, почти без подсказок со стороны, и предложила свою помощь, хотя помощи
Последнюю фразу Плутарх произносит с нажимом. В лице его появляется и самодовольство, и нахальство. Он будто желает унизить своего посетителя неожиданной новостью, считает, что обладает изогнутым кинжалом и сейчас потревожит совсем свежую рану. Он почти не ошибается. Пит не вздрагивает, только сильнее сжимает кулаки.
Конечно, он должен был привыкнуть к играм. К любым играм, потому что с момента, когда его имя прозвучало на Жатве в первый раз, он стал участником одной-единственной Игры, не имеющей никакого ограничения по времени, не имеющей правил, и не имеющей точного списка соперников.
– Ты нравишься мне все больше и больше, - оживляется бывший распорядитель Голодных Игр. – Мне жаль, что прежде у меня не было возможности пообщаться с тобой. Похоже, я многое потерял, будучи поглощенным пламенем Китнисс Эвердин. Итак, я полагаю, что ты хочешь узнать все об играх, в которых давным-давно участвуешь? – он смиренно ждет реакции собеседника и дожидается короткого кивка. – Я знаю, откуда впервые появились слухи о том, что Сноу сделал тебя своим негласным приемником. Я даже знаю причину, по которой эти слухи распространились так быстро. У Сноу, даже мертвого, еще много поклонников. Капитолийцы не испытывают восторга из-за нелегкой жизни, которая настала для них после окончания революции, но так повелось с ранних пор – капитолийцы не борцы. Но даже среди повстанцев, перешедших с одной стороны на другую, могут найтись паршивые овцы. Овцы, который пойдут за тобой, как за приемником Сноу. Овцы, которые молниеносно обратятся в волков и потащат за собой жалкое блеющее стадо. Разумеется, не будет никакой второй революции – вас раздавят, едва вы начнете свое шествие. Но попытка восстать вновь подорвет наши и без того шаткие позиции, - Плутарх закатывает глаза. – Настроения в разоренной стране слишком переменчивы, чтобы могли позволить себе хоть малейший риск, а нынешний Президент вовсе не готов реагировать на твое появление адекватно.
Назвать срочный приезд настроенного решительного доктора Аврелия в Четвертый Дистрикт адекватной реакций достаточно сложно. Пусть даже его поддерживали замаскированные под штатских военные. Пусть даже они ждали от Пита очередного припадка и нападения на миссис Эвердин. Пит качает головой, понимая, что корни боязни Президента к его ничтожной фигуре, вовсе не в страхе перед ним самим или перед слухами, которые его теперь окружают. В настоящий момент Президент Пэйлор не может верить никому, кроме жалкого, и в чем-то бесполезного доктора Аврелия. Чтобы не происходило за дверьми Президентского Дворца, она сама уже не верит в справедливость своей политики. Она готова уничтожать любые препятствия на своем пути.
– Чего вы ждете от меня? – спрашивает Пит.
Плутарх опять выглядит так, будто все идет по плану.
– Такой же последовательности, которую ты демонстрируешь сейчас. Ты можешь жить в свое удовольствие. Спать с Джоанной Мейсон. Это жизнь после войны, это все
– Подобный ультиматум когда-то Президент поставил Китнисс Эвердин, - не удерживается Пит.
– Да, мой мальчик, - Плутарх суровеет на глазах, - но, позволь заметить, что я – не Президент Сноу, а тебе не пойдут крылья, - и коротко смеется. – Чтобы успокоить Президента Пэйлор, ты должен будешь навестить Китнисс Эвердин, - говорит непререкаемым тоном.
– Пэйлор осведомлена о том, что я чувствую, когда речь заходит о Китнисс, - возражает Пит. – Она в любой момент может потребовать отчета у Аврелия, и тот выложит ей, как на духу – я абсолютно равнодушен к смерти или жизни Китнисс Эвердин.
– Докажи мне, - коротко отвечает Плутарх. – Убеди меня, что при виде Китнисс Эвердин в твоем мозгу не включится еще какой-нибудь режим охмора. Я не требую от тебя кинуться на ее постель, оплакивать ее саму, или же просиживать в ее палате дни и ночи, не закрывая глаз. Смирись с тем, что она для тебя – та, в которую ты если не влюблен, то был влюблен по-настоящему сильно, и увидишь, что тебя опять станут воспринимать, как простого человека, а не как капитолийского переродка.
– Все, - почему-то подчеркивает Пит. – Все, кроме Вас.
Плутарх морщится, досадуя на слишком конкретные слова.
– Мое мнение всегда остается при мне. Но, раз уж ты видишь меня насквозь, я всегда буду пристально следить за каждым твоим шагом, - он не договаривает фразы, в продолжении которой уже чувствуется какая-то угроза.
Пит не спрашивает, на ком именно отразится его неверный шаг в первую очередь. О, в этой игре правила остались, похоже, неизменными. Джоанна говорила, что о последствиях необдуманных поступков предупреждают только в первый раз, еще до их совершения. Что начинается после, Пит не хочет узнавать.
– У меня встречное условие, - он медлит, перед тем, как продолжить. Плутарх ощутимо напрягается. Не в правилах жертвы ставить какие-то условия. – Я хочу изучить принцип действия охмора.
– Что конкретно ты под этим изучением подразумеваешь? – непонятно, какое впечатление на министра связи производит это условие. Он не показывает ни удивления, ни облегчения, но взгляд его становится совсем недобрым.
– Я хочу понять, что со мной сделали. Я хочу пообщаться с людьми, которые разрабатывали методику охмора. Это возможно?
– Это вполне вписывается в стратегию поиска себя, - говорит Плутарх медленно. – Но все твои мучители либо мертвы, либо будут мертвы в скором времени. Остались только архивы, в которых больше пыли и воды, чем ценной информации. Разумеется, эти архивы закрыты. Впрочем, пусть, - министр прищуривается, откидывается на спинку стула, приняв не самое приятное в своей жизни решение.
– У тебя будет доступ. Весьма ограниченный доступ, смею сразу предупредить. Все эти бумажки (а я знаю, что ты найдешь только бумажки) будешь изучать под прицелом камер.