Привычка выживать
Шрифт:
Эффи пожимает плечом и поджимает губы. Неужели в ней вообще не осталось никаких прежних чувств? Она безмятежна, бесчеловечно собрана, и так же бесчеловечно безразлична ко всему происходящему, она будто читает свою роль с заранее приготовленных карточек, только Хеймитч начинает сомневаться, что карточки были написаны Плутархом. Но если не Плутархом – тогда кем? Он ищет ответы в пустых, лишенных чего-то глазах, и некстати вспоминает, что выражение нарисованного лица не изменилось даже после пощечины. Он подходит ближе, гнев переплетается с тревогой. Что же они сотворили с ней? Раньше даже под этим слоем грима она была живой – противной и неестественной, но живой. Она смешно надувала губы, когда злилась. Била его в плечо своим слабым острым кулаком, ставясь похожей на маленькую капризную девочку. Он всегда гадал, сколько же ей на самом деле лет, но никогда не хотел узнать ее возраст доподлинно,
Он никогда не видел ее настоящего лица.
– Чем же ты стала, солнышко? – спрашивает он тихо, разом забывая про все охватывающие его чувства вроде гнева или ярости. Она – подделка. Фальшивка. Кукла. Но могут ли куклы ломаться так, чтобы перестать притворяться живыми людьми? Теперь у нее не получается притворяться.
От нее больше не пахнет тяжелыми духами. Даже ее яркая вызывающая одежда уже не кажется ему смехотворной. В ее взгляде нет испуга, хотя впервые на своей памяти он подходит к ней так близко, и берет за ледяные пальцы. Уголок ее губ странно дергается, но больше ничего в ней не меняется.
– Я знаю только то, что ты должен стать тем парнем, который выжил в мясорубке второй Квартальной Бойни, а не тем победителем, которого сломали, - говорит она медленно. Хеймитч выпускает ее от неожиданности, и не оборачивается, чтобы посмотреть, как за ней закроется дверь.
Если она читает с карточек, судорожно думает он, то кто эти карточки пишет?
Эта мысль не дает ему покоя.
…
Они показывают Энни любимые места Капитолия, которыми еще не успели обзавестись. Пит рисует Энни, Хеймитч щекочет Энни и старается держаться рядом. Что-то в этой хрупкой девушке, в ее храбром взгляде, порой становящимся затуманенным и далеким, кажется Хеймитчу очень важным. Ему нравится общаться с нею, хотя прежнее их знакомство можно назвать поверхностным. Ему нравится смотреть на Энни и Пита, перепачканных мороженным или загоревшихся какой-то очередной безумной идеей, против которой он будет по умолчанию, как заботливый отец и единственный здравомыслящий человек. Но, в конце концов, оба несносных ребенка, которых сложно считать детьми, если вспомнить, через что им уже пришлось пройти, уговорят его на новую затею, даже как заботливого отца. Или убедят, как единственного здравомыслящего человека, и даже примут его пожелание участвовать во всем происходящем. Хеймитч не любит быть счастливым, потому что счастье мимолетно и оставляет горькое послевкусие, но сейчас он вполне счастлив. Даже если его, человека боящегося высоты и нечеловеческой скорости, заманили на очередной молодежный аттракцион, который противопоказан старым людям и беременным женщинам. Энни Креста ничего не боится. Главный кошмар – кошмар потерять Финника – давным-давно сбылся, но она предпочла забыть это, и она может рисковать всем, не сознавая риска. Когда Пит рисует ее портрет (хотя девчонка не может сидеть спокойно и пяти минут), он рисует ее задумчивой, обнимающей одной рукой свой живот, и ее рыжие пряди спадают так, что почти не видно лица. От портрета веет чем-то домашним, гармония ее внутреннего сияния складывается из спокойных цветов и плавных линий, и Хеймитч не удерживается от того, чтобы попросить такой же портрет Энни себе.
– О, ты можешь забрать этот, - смеется Энни, не видя в себе той красоты, которую видят в ней другие. – На память обо мне, - добавляет она задумчиво и склоняет голову. – Мне не нужен мой портрет на память, я всегда могу вспомнить о себе, посмотрев в зеркало, но мне будет приятно, если ты будешь помнить обо мне.
Нет, Хеймитч не смущается. Он – суровый человек, победитель второй Квартальной Бойни, он криво усмехается и осторожно сжимает девушку в объятии, которым пытается выразить все, что хочет сказать. Конечно, она все понимает. За несколько дней постоянного общения Энни, выпадающая порой из реальности, успела забыть тот страх, который почувствовала, впервые за долгое время увидев понурого, заросшего, сильно постаревшего ментора Двенадцатого Дистрикта. Но именно ее влияние сделало
– А Джоанна куда-то уехала? – спросила Энни, впервые заходя в свои будущие покои.
Хеймитч удивился, но виду не подал. С того дня, когда Джоанну забрали, в комнате ничего не изменилось – небрежно разбросанные женские вещи, неубранная постель. Будто Пит, оставшись в одиночестве, заходил сюда только, чтобы переодеться.
Втроем они быстро убрали весь бедлам. После комнаты убрали и остальную квартиру, не позволяя Энни хвататься за швабры и веники, а потом Хеймитч взял на себя нелегкую ношу похода в магазин, чтобы юной гостье, кушающей за двух, было чем поужинать. В тот день Эффи задержалась у них до самой ночи, и уехала на такси, которое прислал за ней Плутарх лично. Все равно она была бесполезна, фыркнул Хеймитч. Смотреть на то, как задумчиво эта женщина созерцает половую тряпку, было выше его сил, пусть даже он сам был известным неряхой.
Пит решил устроиться на ночлег в своей пустой студии, Эбернети не настаивал на том, чтобы потом жалеть о присутствии соседа-переродка под боком. Энни не выглядела уставшей, но уснула мгновенно, попросив оставить открытой дверь в свою комнату. Не стоит и говорить о том, что мимо двери, да и в пределах квартиры мужчины впредь передвигались на цыпочках, а если вдруг приходилось ругаться друг на друга, то голос никто не повышал, все больше прибегая к намеренно эмоциональным жестам. Хотя, если бы уж совсем честным – ругаться никому и не хотелось.
– Неужели ты так скучаешь по Джоанне? – не удержался однажды Хеймитч. Энни уже легла спать после выматывающей прогулки.
Пит не ответил. В присутствие Джоанны его мучили кошмары. Он просыпался, смотрел в потолок, и успокаивался, ощущая рядом с собой тепло человеческого тела. Дыхание спящей (или убедительно делающей вид) Джоанны, убаюкивало его. Ее близость, ее постоянные сильные толчки под ребра и в печень, то, как она закидывает на него руки и ноги, или отбирает одеяло, или занимает больше места, чем положено, - во всем этом будто была единственная цель: доказать ему, что он не один, и что одеялом нужно делиться, даже если на него одеяла уже не хватает. Пит не рассказывает всего этого, но это очевидно. Бессонница преследует его. Едва только он закрывает глаза, как кошмары втягивают его в свой кровавый хоровод, становясь еще более убедительными, еще более жестокими. Большую часть того, что он нарисовал, он нарисовал по ночам без Джоанны. И то, что он нарисовал, лучше не показывать посторонним.
– Может, ты будешь выражать себя в своей выпечке? – спрашивает Хеймитч на полном серьезе, не сумев выдержать потерянного взгляда капитолийского переродка. Пит качает головой и с улыбкой просит ментора убраться.
На самом деле, Энни тоже не любит спать в одиночестве. После двух часов беспокойного сна на новом, непривычном месте, она просит Пита побыть рядом, и сжимает его руку своей маленькой рукой, и тихим голосом рассказывает о том, как сильно ей помогает теперь миссис Эвердин, и что вдвоем они воспитают настоящего мужчину, такого же сильного и уверенного, как Финник.
– Финник будет очень гордиться сыном, - говорит Энни с улыбкой и смотрит на Пита так, будто видит в первый раз. Голос ее меняется, улыбка тает на губах, и пожатие становится цепким. – Почему он наблюдает за нами, Пит?
Пит не чувствует в ней страха. Только напряженное любопытство. Озирается по сторонам, но, разумеется, не может никого увидеть.
– Кто он, Энни? – спрашивает осторожно.
– Президент Сноу, - просто отвечает Энни и садится в постели. – Это будет нашим с тобою секретом, Пит. Хорошо? – Пит неуверенно кивает. – Я вижу его за твоей спиной, Пит. У него в руках белая роза, иногда она выпачкана в крови. За спинами всех, кого я знаю, есть призраки. Маленькая Прим рядом с миссис Эвердин. За спиной Хеймитча – целая семья. Рядом с Джоанной я видела Финника, - вдавливает слабую улыбку. – Но ему нет места среди призраков, ведь он жив. Пит?
– Это будет наш с тобой секрет, - успокаивает ее Мелларк, разглаживая спутавшиеся рыжие волосы.
На целую неделю их всех, с их демонами и болезнями, припадками, приступами и призраками, оставляют в покое. Затем разрешают навестить Джоанну Мейсон, и Пит стоически выдерживает все попытки Хеймитча заявиться в больницу вместе с топором и устроить Мейсон кровавые проводы. Единственное, что несколько снижает ее долг перед всей страной в глазах Хеймитча – так это новость о том, что Китнисс Эвердин жива. Во время прогулки, которую они втроем уже привыкли устраивать перед сном, Хеймитч хлопает себя по лбу.