Приют пилигрима
Шрифт:
Мисс Дэй отошла от окна и сказала успокаивающе:
— Вы уверены, что не переутомляете себя разговорами, дорогая?
Но это не принесло ничего, кроме язвительного, резкого замечания:
— Вам лучше пойти взглянуть, не нужно ли чего Джерому. Можете вернуться позже.
Марч ощутил жалость к мисс Дэй. Но она, очевидно, привыкла к таким фокусам. Что за жизнь!
Сиделка незаметно выскользнула из комнаты, и Марч подвел итог:
— Продажа не состоялась в результате смерти вашего брата?
Раздался еще один тяжкий вздох.
— Да. Это было вмешательство провидения. Ужасное несчастье, конечно, но здоровье брата и так уже было подорвано. К тому же он был избавлен от всех этих ужасов — Роджер и бедный Джек, а теперь еще и Генри. — Кружевной платочек на мгновение прижался к ее глазам.
Марч мог бы поспорить на последние шесть пенсов, что жест этот был чисто ритуальным.
— Понятно, — сказал он. — А Роджер вот-вот собирался продать дом, не так ли?
На щеках мисс Жанетты вспыхнул натуральный румянец.
— И посмотрите, что из этого вышло!
— Дорогая мисс Пилигрим…
Кудряшки запрыгали очень энергично.
— Полагаю, вы не верите в такие вещи. Но я верю. Мой брат собрался продавать дом — и умер. И Роджер собрался продавать — и тоже умер. Об этом есть стихотворение, оно вырезано над камином в холле…
Коль пилигрим, оставив свой приют, начнет бесплодные скитанья,
Покой не в силах обрести, в дороге встретит лишь страданья.
Останься дома, пилигрим, не покидай родную твердь!
Лишь горе ты найдешь в пути, а вслед за ним — лишь смерть!
— Да, я его видел, — сухо проговорил Марч. — Но Генри Клейтон не собирался продавать имение, не правда ли? Как вы объясняете его смерть?
Блеск исчез из ее глаз. Они помутнели.
— Мой брат хотел продать дом… Это разбудило зло. Теперь нельзя предсказать, когда оно нанесет следующий удар. Вы можете в такие вещи не верить, но я знаю, что они действительно существуют. Если Джером тоже решит продавать, с ним что-нибудь случится.
— Я так не думаю, — мрачно возразил Марч.
— Пилигримы должны всегда жить в своем «Приюте», — сказала мисс Жанетта.
Ничего более ценного Рэндалу от нее получить не удалось. Да, она помнит вечер, когда исчез ее племянник Генри. Ее очень изнурило большое семейное торжество, и она отправилась к себе в половине десятого. Но не спать — о, боже, нет! Она ужасно страдает от бессонницы.
— Ваши окна выходят на улицу, мисс Пилигрим. Вы слышали, как Клейтон выходил?
Оказалось, что она ничего не слышала.
— Я слишком чувствительна к холоду, чтобы держать окно открытым. Доктор Дэйли этого не рекомендует.
Марч все больше убеждался, что бессонница существует только в ее воображении. Любой бодрствующий человек в этой комнате обязательно услышал бы грохот этой тяжелой парадной двери.
Немного позже Рэндал спустился вниз и продолжил беседовать с другими обитателями «Приюта».
Мисс Коламба спасалась от своих горестей в саду. На сердце у нее и в самом деле было очень тяжело. И засеять еще одну грядку горошком под неодобрительным взглядом Пелла было для нее просто спасением. Сам он засыпал семена в борозду и присыпал сверху землей. Поэтому все худшие эмоции вскипали в его душе, когда он видел, как мисс Коламба проделывает для каждой горошинки отдельную лунку, используя в качестве колышка собственный средний палец. Уже давным-давно его сердце разъедала зависть: несмотря на эти глупости, на ее грядках все растет значительно лучше, чем у него. И это добавило едкую горечь в тон, которым старый садовник вел с Уильямом беседу о «бабах». «От баб в нашем доме одна помеха. Не их это дело командовать, что и когда сажать. Адам должен был возделывать землю, а не эта вертихвостка Ева. Дети и готовка — вот на что только и годятся женщины. А надеть штаны и делать мужскую работу — значит дразнить провидение, так-то».
На душе у мисс Коламбы становилось все легче и легче по мере того, как она расправлялась с горошком. В доме ее все жалеют. Кроме Жанетты, которая ни о ком, кроме себя, никогда не думает. Даже Робине — нет, насчет Робинса она не уверена. Такой темный, скрытный. Как дерево, у которого весь рост идет в корень. Она вспомнила как, когда она была еще девочкой, у них в саду росла яблоня. Никогда не цвела, не плодоносила. И отец приказал ее выкопать. У нее оказался шестифутовый корень. Рос все глубже и глубже в землю, в темноте, в тайне. Яблоню снова посадили, подложив под корни плоский камень. После этого она стала расти нормально.
Из неразборчивого ворчания, которым Пелл сопровождал вскапывание грядок, до мисс Коламбы вдруг донеслись слова:
— Эта моя внучка дома.
Мисс Коламба проделала в земле очередную лунку и бросила туда горошину.
— Которая?
— Мэгги. Вырядилась в форму! Срам да и только! Война — дело мужское, вот что я скажу.
— Приехала в увольнение?
Пелл прочистил горло:
— Чушь собачья! Называет себя капралом — две полоски на плече! Это плевок в лицо провидению!
Мисс Коламба опустила в землю еще одну горошину.
— Мэгги — хорошая девушка.
— Была. Но сейчас — нет. Красит губы!
— Девушки красят губы.
Пелл разразился каркающим смехом.
— Как Иезавель! <В Библии Иезавель — имя распутной жены Ахава, царя Израиля> И что, я спрашиваю, из нее выйдет?
Мисс Коламба проделала еще две лунки, бросила туда еще две горошины и подытожила:
— Мэгги — хорошая девушка.
Все это ее очень успокаивало. Пелл ее не жалеет. Даже если умрет все ее семейство, он будет таким же упрямым спорщиком, как и всегда. Он помогает почувствовать себя в нормальном, привычном мире, в мире, где так много упрямых, несговорчивых вещей — северо-восточные ветра, майские морозы, град, засуха, тля, жуки-щелкуны… и Пелл. Очень утешительно. А убийство ненормально. Нечто вне всякого контроля. Нечто из мира безумия и ночных кошмаров. Зло вырвалось на свободу. Мечется вокруг. Наносит удары. Убивает. Не думать об этом. Сажать горошины. Они пустят в землю корни, а в воздух — побеги. Зацветут. Дадут плоды. Завянут. Сгниют, уйдут обратно в землю, превратятся в удобрение. Это естественно. Убийство — неестественно. Не думать об этом. Думать о Пелле. Думать о Мэгги.
Мисс Коламба опустила следующую горошину. Сказала:
— Я бы хотела повидать Мэгги. Скажите ей зайти ко мне.
Глава 25
После ленча Марч приступил к подведению итогов своих бесед. Мисс Силвер сидела в маленьком удобном кресле без подлокотников — во время вязания руки должны быть свободны. Фрэнк Эбботт небрежно пристроился на подлокотнике большого обитого кожей кресла. Он выглядел так, будто всю свою жизнь просидел в красивой позе без всякого дела. Но стопка аккуратных машинописных листов в правой руке Марча свидетельствовала об ошибочности этого впечатления.