Призрачно все...

Мальцев Алексей Васильевич

— А чо думать-то? Нинка, эвон, в школу не пошла… Хотя семь лет давно тяпнуло. Не в чем… А ты говоришь — город, город… В городе мы совсем страшилами будем. В деревне-то ладноть…

— А с ней кто-то занимается сейчас? С Ниной? — вырвалось неосторожно у матери. Федор выругался, сплюнул:

— Дак ты и занимаешься! Забыла, курица? Ты, случаем, вместе с дитем мозги свои не родила?

Акулина ненадолго задумалась, чуть приотстав от мужа: Дочь зовут Нина, и она обязательно наверстает все пропущенное в школе. Она ручается за это! К тому же этот факт можно использовать для поездки в город. Только как?

Очень скоро сапоги ее промокли, ноги закоченели. Она совершенно не ориентировалась, куда надо идти, чтобы вернуться. Оставь ее Федор в этот момент, сгинула бы, как пить дать.

Примерно через полчаса их «путешествия» Федунок начал кричать корову. В его полупьяных гортанных выкриках Акулина впервые для себя уловила отчаяние.

— Кумушка, где же ты? Ау-у-у-у, на кого ты нас оставила? Отзови-и-ись! Кумушка-а-а-а!

Акулина не кричала, чем вызывала еще большее раздражение мужа. Она понимала, что, по идее, должна была больше Федора переживать по поводу исчезновения коровы: она — хозяйка, хранительница очага. Но — она плохая актриса, при столь мощном потоке новых впечатлений ей просто не удавалось «соответствовать». Тем более — теперь, вымотавшись, промокнув и замерзнув.

Федор, разогретый самогонкой, казалось, совсем не чувствовал холода.

— Кума-а-а-а-а! Кума-а-а-а!

Эхо разносило по болоту пьяные крики, но в ответ раздавалось лишь «чавканье» болотной жижи под их сапогами да скрип сломанных веток. Опять же — Акулиной с Федором.

Найти корову в тот вечер им было не суждено. Зато Акулина ненавязчиво узнала, что дочурку старшую зовут Ниной, а свекровь — Зинаидой Порфирьевной. Что Федор работает скотником на ферме, а Акулина — техничкой в местной школе. Нельзя сказать, что она пришла в экстаз от полученных известий, но особо и не расстроилась.

Еще Акулина простудилась. К ночи у нее повысилась температура и заболела правая грудь. Но ни озноб супруги, ни ее лихорадка с сильной головной болью не остановили похоти истосковавшегося по телу жены Федора.

— Да, Кумушку не вернешь. Едрена ветошь…

Интонация, с которой муженек произнес ругательство, Акулине не понравилась. Да и блеск в глазах объяснялся отнюдь не только принятым алкоголем и вечерней прогулкой по ноябрьским болотам.

— Ну, ниче, ща запарим баньку..

— Какую баньку, — вздрогнула жена. — Полпервого ночи на дворе.

— А тебе чо, завтра на ферму ни свет, ни заря? — масляно зыркая на впавший живот жены, промурлыкал Федор. — Спи, сколько влезет.

— Да? А есть завтра с утра что будешь? — ехидно поинтересовалась Акулина? — Зубы на полку?

— Слышь, Кульк… — Федор почесал волосатую грудь и сладко потянулся. — А пельмешков из редечьки пошто не настряпать? Эх, люблю я редьку! Такая прыть с нее!

Догадка настигла Изместьева подобно разряду оргазма, не так уж часто испытываемого им в прошлой жизни. Этого «кабанидзе» не удержать! Долгие месяцы, глядя на беременную жену, страдающий Федун обнадеживал, согревал себя мыслью, что вот родит благоверная, станет стройной и желанной — и вот тогда… Отметелимся за все долгие ночи воздержания по полной, от души.

Вот тебе, доктор, объяснение вожделенных взглядов, похотливого румянца и сальных шуточек. Вспомни, Изместьев, себя в далеком 90-м, когда Ольга ходила с Савелием… Так что готовься, милок…

А что ты хотел, на что надеялся? Сегодня ночь будет покруче первой брачной. В первую брачную толком ничего не умеешь, боишься, что не получится. А сегодня — уже знакомый сладкий плод, долгое время бывший запретным. Да он набросится как леопард на косулю и будет всю ночь утюжить. А у нее еще там ничего не зажило, все болит, стреляет в промежность. Вот жизня!

Вид супружеского ложе вызвал у Акулины во рту хинный привкус: деревянные полутораспальные нары с полосатым матрацем стандартной ширины.

Жаркие пьяные «хватки» Федунка за тощие Акулинины ягодицы рождали инстинктивное желание въехать костистым коленом в мужнин пах как можно глубже.

Отомстит Иуда! Не в тот же миг, так часом позже: за все отомстит.

Надо признать, время на размышление у доктора было: пока муженек растапливал баньку, пока носил туда ведрами воду, выбирал веник подушистей. Бежать было некуда. Внешность Акулины известна односельчанам, никто ее не спрячет так, чтоб не сообщить потом кому следует.

Хочешь, не хочешь, матушка, а переспать с иродом, исполнить долг супружеский придется. Кому какое дело, кем ты была в другой жизни? Это никого не колышет! Зато будут новые ощущения. Надо испытать все, не правда ли? Чтобы было, с чем сравнивать. Вздор!

Акулина рассуждала таким образом, укладывая спать старшую дочь. После того, как родители вернулись с болота, Нина ни на шаг не отставала от матери. Будь ее воля, она обняла бы ее за талию, и так бы стояла до утра: страшно соскучилась. Так и ходили по избе, обнявшись.

— Мама, а сестренка моя как родилась, расскажи, а? — заглядывала в глаза ей Нина. — Только не надо про аиста или про капусту. Я не верю в эти сказки.

— Какой ты хочешь услышать ответ? Может, ты уже знаешь? — загадочно отвечал Изместьев женским голосом, расплетая Нине косички.

— Я хочу услышать правду. Вот. Я знаю, она в животике у тебя была, а потом ее оттуда достали. Дяди доктора.

— Подрастешь, тогда и услышишь, — внезапно вклинилась в их диалог свекровь из-за занавески. — А пока тебе еще рано знать это. Поняла?

От матери не ускользнуло, как напряглась девочка, как еще крепче прижалась к ней хрупкое тельце. Ничего не ответив парализованной родственнице, Акулина отвела дочь в другую комнату.

Часть вторая

СУМЕРКИ НАСТОЯЩЕГО