Призрачно все...

Мальцев Алексей Васильевич

Девочка мертвой хваткой держала его за усы, выговаривая при этом не своим голосом:

— Ты что, Самоделкин, обалдел? Ты же репутацией рискуешь! Тебе это нравится? Ну, ты фрукт!

— А-а-а-а! — закричал Ворзонин, пятясь от девочки, хватаясь за кушетку, опрокидывая небольшой столик на колесах. — Чур не я! Чур! Чур меня! О-о-о-о-о! Мама моя-а-а-а!

— Смотрите на него, он про маму вспомнил. — Продолжала натиск девочка, отпустив его усы. — А кто тебя просил надоумить проститутку отсрочить аборт? Любитель пионерских песен. Ты всех подвел, дохтур!

— Я… я… не знал, — растерянно лепетал Павел, пытаясь подняться на ноги, но ему это не удавалось. Ватные ноги предательски скользили, он елозил на одном месте, словно кто-то его приклеил к паркету.

— Ты знаешь, во что ты вклинился? Кто тебе разрешил такие опыты ставить? Думай, как выпутаться из всего этого! С будущим шутки плохи, заруби себе это на носу! Никаких импровизаций!

— Кто вы?? Какое будущее? — зажмуриваясь, как от молнии, прикрывая лицо руками, спрашивал Ворзонин. — Кто вы?

— Кто я? Марина Гачегова, вот кто я, Самоделкин! Быстро говори, что ты заложил в подкорку Изместьеву! Живо!

Будучи в забытьи, Ворзонин сбивчиво отрапортовал все, о чем просила девочка. Она задавала один вопрос за другим, а он отвечал, словно сломленный советский разведчик в застенках гестапо.

Откуда она могла знать про то, что на вторые сутки эксперимента у Изместьева была остановка сердца? Про сценарий Кедрача, про 1984-й год и пробку от шампанского? Откуда? Кто прокололся?!

Внимательно выслушав своего доктора, подросток неожиданно опустился на четвереньки, и в один прыжок оказался около зашторенного окна, повернул личико назад:

— И не вздумай сбегать… — прохрипел напоследок, сверкнув зелеными глазами. — Из-под земли достану! Ты — мой, Самоделкин! Заруби это на носу! Готовься к встрече Изместьева как следует!

Звон разбившегося стекла отрезвил Павла. Он поднялся, шатаясь, подошел к разбитому окну, сквозь стекло которого только что «выпрыгнула» девочка, сорвав без труда темно-синие занавески с гардины.

Марины Гачеговой нигде не было.

У торгового комплекса «Метро» работали киоски, возле которых толпились несколько человек. Рогатые троллейбусы томно ползли по Шоссе Космонавтов. Никто, кроме психотерапевта Ворзонина, не слышал звона битого стекла, никто не видел девочки…

Дрожащими пальцами он кое-как достал из пачки сигарету. Закурив с третьего раза, глубоко затянулся и выпустил в воздух струю синеватого дыма.

В кабинете никого, кроме него, не было.

Что происходит? Куда делась Марина? Туда же, куда и Изместьев? Вздор! Кроме шуток. Что он скажет ее матери? Как-то надо разруливать ситуацию. Но как? Он не представлял.

Даешь продовольственную программу!

В эту ночь супруги спали порознь: Акулина постелила себе на узком деревянном сундуке за печкой. Муж, как ни странно, не протестовал.

Зато на следующее утро разбудил не выспавшуюся, с синяками на тощих бедрах жену в половине пятого, велел быстро одеваться. Кое-как «продрав» глаза и опрокинув без аппетита в желудок крынку молока, Акулина выскочила на мороз и поплелась в сторону коровника. Ледяной ветер прохватил ее с ног до головы, тотчас зазнобило.

Возле конторы она увидела почти забытую модель «Москвич-408», за рулем которого сидел приличного вида очкарик с симпатичной бородкой. Мотор «москвича» не был заглушен. Не раздумывая, она рванула переднюю правую дверцу и рухнула без сил рядом с водителем. Через секунду поняла, что поступила опрометчиво:

— Замерзла, Акулинушка? — произнес нараспев водитель, даже не посмотрев на пассажирку. — И не боишься ничего? Садишься прямо так, при всех? Полсела в курсе.

— А чего я должна бояться? — собрался было возмутиться доктор, которому надоело приспосабливаться, чего-то опасаться. — Поехали, давай? В город, срочно! Жми на газ, родимый!

— Куды? — очки бородатого сами сползли с переносицы. — Какой город? Да твой Федюня всю деревню поднимет на дыбы. Как год назад. Забыла, что ли? Что б я с тобой после всего этого связывался! Жить хочется еще. Ты что, из ума выжила? Вылазий, пока нас не застукали!

Изместьев почувствовал, как из глубины у него поднимается почти медвежий рев. Все вокруг — дома, огороды, сараи, — все было против, все объединились против него, врача из будущего. Где спрятаться? Кто поможет? Кто на его стороне?

В какое же дерьмо он вляпался с разбега! Обложили по самое «не хочу», не рыпнешься. Ничего другого не оставалось, как выйти из «Москвича» на мороз и продолжать путь до коровника.

«Ничего, док. Когда ты еще коров доить научишься, как не сегодня? — утешал он себя. — Зато потом будет, что вспомнить».

Коровы шарахались от нее, словно она пришла не доить их, а с топором по их душу. Бабы потешались над ее неумелыми попытками подключить аппарат. Конец мучениям Акулины положила бригадир Эмилия Филимоновна. Взяв под руку незадачливую доярку, полнеющая губастая женщина шепнула:

— После родов женщина должна как бы сама рождаться заново…

— Я и родилась заново, — всячески пытаясь скрыть смущение, отвечала свекольно-красная Акулина Доскина. — Я все забыла, у меня была клиническая смерть во время родов… Так чего ж вы хотите?

— Людям всего этого не объяснишь. Они помнят тебя сноровистую, по двадцать коров зараз доила… Теперича тебя словно подменили. Честно скажу, сама теряюсь в догадках.

— Я ничего не помню из прошлого, понимаете?