Призрачно все...
Шрифт:
За час до катастрофы
Куда он мог деться? Евдокии казалось, что она даже видела его, пассажира с местом 4L в эконом-классе. Интересный голубоглазый брюнет с вьющимися волосами, в костюме стального цвета и с ноутбуком. Стюардессы уже привыкли к подобным «букам» — именно так они называли между собой ушедшую с головой в монитор бизнес-элиту современности. «Букам» не было никакого дела до того, где они сидят: в аэропорту, в самолете или в постели с любимой женщиной. Для них нет ничего важней котировок валют, цен на нефть, индексов ММВБ и прочей «галиматьи».
Правда, и приставучих болтунов Евдокия терпеть не могла. Тех, для которых не заговорить с мимо «фланирующей» девушкой означало никак не меньше, чем «облажаться по полной». Тот самый парень с билетом на место 4LЕвдокии показался приятным исключением из тех и из других. Только где же он? Она не могла ошибаться, он садился на борт, но потом куда-то исчез.
Девушка специально совершила «вояж» из конца в конец «Боинга», но голубоглазого нигде не обнаружила. Автоматически нарезая ломтиками лимон, готовя коктейли, Евдокия терялась в догадках. Она то и дело выглядывала из своего отсека, «простреливала» глазами
Череду ее сомнений бесцеремонно прервал Игорь Павлович, командир корабля. Внезапно оказавшись за ее спиной, вдруг схватил ее за талию и отодвинул в сторону. От неожиданности Евдокия вскрикнула, чего стюардессе делать не рекомендуется ни при каких обстоятельствах.
«Палыч» тем временем открыл холодильник и вытащил оттуда фляжку с коньяком. Сделав глотков пять-шесть, он смачно крякнул и глубоко вдохнул. Только теперь девушка разглядела крупные капли пота на его лбу. В таком виде командир перед ней еще не появлялся.
— Если сядем нынче, я свечку поставлю, — невнятно прошепелявил «главный». — Такого не припомню… Может, нагрешил где? Или ты нагрешила, красавица, признавайся!
От интонации Евдокия почувствовала неприятный холодок между лопатками.
— Что случилось, Игорь Павлович? — осторожно поинтересовалась стюардесса, но «главный» словно не слышал ее.
— Дикость какая-то, — сообщил он более внятно и вновь приложился к фляжке. — В девяносто пятом оставил жену с ребенком… Так ведь платил алименты исправно. Все выплатил до последнего. Что там еще?
В этот миг самолет тряхнуло так, что у Евдокии заложило уши и замерло сердце.
— О, господи, — запричитала девушка. — Игорь Павлович, скажите, что случилось?
— Три года назад продал машину, налоги не заплатил… Никто не хватился, но… разве это грех? — продолжал оправдываться Палыч, разговаривая сам с собой, то и дело прихлебывая коньяк из фляжки. — Какой это грех? Неужто за это? В детстве, помнится, кошку сожгли с пацанами… Так с тех пор уж лет тридцать как… Господи. Ну, неужели???
Командира трясло, Евдокия видела, как он прикусил себя язык и даже не почувствовал.
— Да что случилось?! — почти прокричала она. — Объясните же толком!
Тут он заметил ее присутствие, сначала сморщился, как от зубной боли, затем, вытаращив глаза, поманил за собой в кабину пилотов.
— Спрашиваешь, что случилось? Сейчас все сама увидишь… э-э-э, черт, вернее, услышишь. Пойдем со мной, Элечка, осторожно тут…
— Какая я тебе Элечка?! — возмутилась Евдокия, забыв о субординации. — Ты что, Палыч, совсем съехал с катушек? Забыл, как меня зовут?
Он остановился в узком коридоре, повернулся к ней. На лице его гарцевала блаженная улыбка, блестящие зрачки находились в свободном плавании.
— Это сейчас без разницы, Дусик или как тебя там еще! — он пошлепал ее легонько по щеке. — Нам скоро все будет по барабану. Как кого зовут, кто куда летит… Ты потерпи минутку, и все сама поймешь. Ну, пойдем, пойдем…
В кабине он многозначительно переглянулся со вторым пилотом, Вацлавом Казимировичем, и, нагнувшись, надел наушники, прислушался. Потом щелкнул что-то на пульте и протянул наушники Евдокии:
— Послушай внимательно, девочка. И потом не говори, что не слышала. Только лучше сядь куда-нибудь, а то с непривычки можно и…
Ей ничего другого не оставалось, как подчиниться. Вначале кроме помех она ничего не могла разобрать, но потом отчетливо прозвучало:
— Все должно пройти как по маслу, я рассчитал траекторию падения, и знаю, где они упадут… — спокойно вещал твердый мужской голос, знакомый Евдокии по старым фильмам о войне, где он звучал из динамиков и озвучивал победное наступление советских войск. Кажется, диктора звали Юрием Левитаном. — Там уже приготовлены три тела. Они ни о чем не подозревают.
— Где, дядя Кло? В Перми? На посадочной полосе? — интересовался совсем молодой, почти мальчишечий голос. — А долго еще лететь?
— Минут сорок. Ты что, замерз? — злорадно, как показалось девушке, рассмеялся «диктор». — У призрака нечему мерзнуть.
— Все шутите, дядя Кло, ну-ну…
— Что такое авиакатастрофа, ты представляешь. Поэтому настраивайся на этюд в багровых тонах. Как по Конан Дойлу… Кажется, в ваше время должны были его помнить, хотя жил и творил он в 19 веке.
Евдокия чувствовала себя словно на спиритическом сеансе: вокруг самолета летают призраки, и она имеет возможность подслушивать их беседу. Только почему-то вместо обжигающего интереса в сердце гнездится парализующий страх.
— Что я конкретно должен делать, дядя Кло?
— Ничего, Савелий. Твои координаты внесены в память бластеров, все сделают за тебя. Насколько я помню, тебя в твоей прошлой жизни ничего не связывает?
— Вроде бы ничего, — не слишком уверенно прозвучал ответ.
— Зато в новой тебя ждут блестящие перспективы, — словно рапортуя о проделанной работе, чеканил «Левитан». — Будущее, о котором можно только мечтать.
— Вроде вы, дядя Кло, в нашем времени совсем недолго шкандыбаетесь, а словечек понабрались…
— Ну, совсем немного. Например, значение глагола «шкандыбать» я не знаю. Как видишь, место 4Lв салоне пустует, это твоя работа. Ты вмешался, можно сказать, в причинно—следственную связь. Этот парень, хирург-косметолог, должен лететь, а он не летит, и останется жить, в отличие от этих. Мы потом поправим эту несправедливость, но пока ты создал так называемый причинно — следственный вакуум. Он висит, как пауза в компьютере… Пока он висит, вероятность последствий ноль целых восемь десятых сохраняется. В том числе и для нашего времени.
— Дядя Кло, а спасти этих несчастных никак нельзя? Они ведь ни в чем не виноваты…
— Никак, — отрезал стальной голос диктора. — Одного спасли в своих интересах, так и то — рискуем по-черному. А спасем весь самолет, это что же в будущем будет, ты представляешь? Только-только с божьей помощью избежали одной планетарной катастрофы, хочешь тут же вторую заполучить? Они приговорены, Савелий, пойми ты, на небесных часах для них уже стрелки переведены. И заказано, кому направо, кому налево…
Евдокия закричала в микрофон что есть мочи:
— Пермь, ответьте Фаэтону, ответьте Фаэтону. Кто на связи, прием!
Ее будто не слышали. Голоса продолжали мирно беседовать:
— Мне жаль их, дядя Кло…
— Они ничего не знают, их смерть будет легкой и недолгой, — менторски разжеыввал несокрушимый «Левитан», — Вспыхнут подобно бенгальским огням, и все. Вот если бы знали — тогда им не позавидуешь. Смотри на проблему философски: надо отдавать себе отчет, что ты можешь предотвратить, а что не можешь. Во втором случае даже пытаться не стоит.
Прокричав еще несколько раз позывные в эфир, Евдокия едва успела сорвать с головы наушники и глубоко вдохнуть, чтобы не «грохнуться» в обморок. Второй пилот, Казимирыч, одной рукой держал штурвал, другой тер глаза, словно кто-то ему туда сыпанул песку.
При упоминании о месте 4LЕвдокию затрясло так, что она не могла толком ничего произнести. До нее мигом дошел зловещий смысл услышанного. Если бы не прозвучало место, на котором должен был лететь голубоглазый брюнет, она могла все это обозвать бредом, слуховой галлюцинацией, как угодно. Но теперь, когда призрачные голоса этот бред так жестко «привязали» к реальности, в груди девушки поднималась паника, в крови закипал адреналин, и с этим ничего уже нельзя было поделать.
В довершение ко всему самолет тряхнуло так, что в отсеках послышался звон битой посуды, а в кабину заглянула насмерть перепуганная Элечка:
— Что происходит?
Увидев зареванную Евдокию и пьяно улыбающегося Палыча, она все поняла, но предпринять ничего не успела: произошел третий, самый мощный толчок.
Ночное преследование
Вся в отца…
Изабелла Юрьевна долго еще сидела возле кровати дочери, промокая платком глаза и мысленно повторяя эту фразу. Вспоминая свое давно промелькнувшее кратковременное замужество, после которого осталась лишь саднящая в груди досада да родное, горячо любимое существо, посапывающее сейчас перед ней и периодически вздрагивающее во сне.
Вся в отца! Кроме того, что являлась точной копией бросившего ее мужа, Кристина так же предпочитала рубить с плеча, совершать безоглядные поступки. И говорить правду в глаза, о которой частенько впоследствии жалела.
«Даже спит так же, как он, — подумала про себя Изабелла Юрьевна, — глубоко и нервно. Иногда всхлипывает, даже вскакивает ночью. Особенно в последние дни».
Не посоветовавшись с матерью, Кристина сделала аборт. Изабелла Юрьевна была категорически против брака дочери с диабетиком… Поплевко, кажется, его фамилия. На то она и мать!
Что хорошего из этого могло выйти? Она высказала дочери все, что считала нужным. Выплеснула на девочку… что на душе было. А девочка, не долго думая, пошла и сделала аборт. Назло матери, назло всем. Что хотела доказать, кому? Вся в отца.
Изабелла Юрьевна взглянула на часы, поднялась и медленно вышла из комнаты дочери. Стрелки приближались к двенадцати, когда женщина, накапав в стакан валерианки, направилась в свою комнату.
Она уже почти задремала, когда в комнате Кристины вспыхнул свет. Послышались шаги в коридоре, затем в прихожей.
Изабелла Юрьевна насторожилась: дочь обычно крепко спала. Почуяв неладное, она приподнялась на локтях. По звукам, доносившимся до нее, можно было точно определить: Кристина обувалась.
Едва мать успела добраться до двери, как щелкнул замок и хлопнула входная дверь. Она кинулась открывать, выглянула на площадку. Плащ дочери мелькнул на нижней лестнице, каблучки застучали этажом ниже.
— Кристина! — эхом разнеслось по подъезду, но ответа не последовало. Словно это была не ее дочь, а совершенно чужой человек.
Изабелла Юрьевна вернулась в комнату дочери, словно надеясь на чудо. Нет, ей не померещилось: смятая постель и скомканная, брошенная на кресло ночная рубашка развеяли последние сомнения.
«Вся в отца!»
Изабелла Юрьевна стала быстро одеваться. Сердце бешено колотилось, — так случалось часто в последние дни, когда на мать вдруг находил немотивированный страх за свое единственное чадо.
Она выглянула в окно и в свете фонарей различила плащ дочери на троллейбусной остановке. Значит, есть шанс у матери! Транспорт ближе к полуночи ходит очень редко. А полночь, вот она, — Изабелла Юрьевна бросила взгляд на часы, — через десять минут наступит.
Ночь оказалась теплой, моросил слабый дождь.
Матери казалось, что из-за стука ее каблуков может проснуться весь квартал, даже свет вспыхнул кое-где. Силуэт дочери еще маячил на остановке, когда Изабелла Юрьевна перешла на бег. Несмотря на одышку и колотящееся сердце.
Девушка равнодушно скользнула взглядом по бегущей к ней матери и подняла руку. Через секунду возле нее остановилось такси.
Изабелла Юрьевна не успевала. Она перепрыгивала через лужи, с трудом удерживая равновесие.
— Кристиночка! — закричала она навзрыд, захлебываясь от бега. — Что же ты делаешь? Куда ты? Кристиночка?!
Желтая «волга» рванула с места, унося от матери дочь в темноту. В облаке выхлопных газов Изабелла Юрьевна стояла, смотрела вслед удаляющейся машине и не могла надышаться.
— Может, организуем погоню?
Из-за дождя она не сразу расслышала прозвучавшее предложение. Когда повернула голову, различила стоявшую возле нее крутую иномарку и улыбавшееся поверх опущенного стекла лицо водителя.
— У меня… кажется… нет денег…
— А я, кажется, про них ничего не сказал, — улыбнулся водитель. — Теряем время.
Когда мокрый асфальт, блестевший в свете ночных фонарей, помчался навстречу, а дождевые капли стали разбиваться о лобовое стекло иномарки, когда знакомые с детства кварталы понеслись за окнами подобно кадрам старой кинохроники, Изабелле Юрьевне почему-то вспомнился любимый роман «Ночной полет» Сент-Экзюпери.
Ты один на один со спящим городом, где миллион жизней словно слились в одну. Город тебе доверяет, внимательно глядя в глаза, и ты никак не можешь его подвести. Однако, предаваться «дождливой» романтике времени не было.
«Волгу» с шашечками на капоте они настигли в считанные минуты. Таксомотор «тормознул» возле типовой многоэтажки, Кристина расплатилась с водителем и, раскрыв зонтик, направилась к высотному зданию. Девушка шла так быстро, что у матери не было шансов догнать ее. Лишь наличие кодового замка позволило Изабелле Юрьевне настигнуть беглянку.
Набирать код Кристина неожиданно раздумала, взглянула на часы, а потом отошла от дома на несколько шагов. Задрав голову вверх, подставила дождевым каплям угловатое лицо и какое-то время всматривалась в высоту. Подошедшую мать она поначалу не замечала.