Призрак бомбея
Шрифт:
Потемнев от злости на отца, Нимиш быстро подошел к матери и бережно усадил ее в машину.
Джагиндер наблюдал, как они загружаются в «мерседес»: первой на заднее сиденье — Маджи, за ней — Савита. Дхир и Туфан втиснулись посередке, а Гулу и Нимиш разместились спереди.
Он выиграл. Джагиндер победно потянулся и громко зевнул, прогоняя внезапную слабость. «Черт, черт, черт, — думал он. — Опять напортачил». Как ни старался он быть добрее к Савите, злость все равно пересилила и превратила его в скота.
Джагиндер тихонько взял ключи от «амбассадора» и поехал на завод в Рэти-Бандер вдоль восточного берега, где когда-то черпали из моря песок для строительства.
Его сверкающий автомобиль остановился, кругом вовсю кипела
Вдали виднелся массивный остов списанного корабля: полная грузоподъемность — более пяти тысяч тонн, двадцать пять лет в открытом море, ремонту не подлежит. Целый рой монтеров и слесарей разбирал судно, снимая раскалившиеся на солнце стальные пластины с асбестовым покрытием. На каждую пластину — по работяге, из инструментов — лишь газовая горелка да голые руки.
Носильщики, в одних дхоти [112] да тюрбанах от палящего солнца, таскали на спинах металлолом. Они напоминали муравьев, ползающих по мертвой туше, их босые ноги ступали в такт с ритмичными призывами запевалы. Грузчики складывали железяки в грязные грузовики, ярко разрисованные красным и оранжевым. Металл шел на перепродажу — его переплавят и отольют из него водопроводные трубы, а то и кузов нового «амбассадора».
Многие неквалифицированные работяги жили на окраине завода в шатких лачугах на сваях, среди протекающих бочек, костров и грозных пустырей, что тянулись вдоль берега.
112
Дхоти — традиционный вид мужской одежды: прямоугольная полоса ткани длиной 2–5 метров, которой оборачивают ноги и бедра, а конец пропускают между ног.
— Все тхик-тхак [113] , босс-сахиб?
Джагиндер одобрительно буркнул.
Ну хоть на работе все чин чинарем.
Ведро в ванной
А Мизинчик тем временем мирно спала. Родня уехала, и прислуга вскоре ушла на рынок. Недовольный Кандж поставил на столик тарелку из нержавейки с мунг далом [114] маринованным в лаймовом уксусе, суп с ярко-зелеными ломтиками кабачка джиаи дымящиеся роти.Вернувшись на кухню, он расстелил циновку, чтобы наконец-то вздремнуть. Кандж подсчитал, что до возвращения шумного семейства осталось еще целых три знойных часа в окружении назойливых мух.
113
Верно, точно.
114
Мунг дал — лущеные бобы мунг, маш или фасоль золотистая.
Мизинчик проснулась чуть позже и вяло поклевала еду. Затем пересекла зал и остановилась: пальцы ног утонули в густом ковре. Как странно — в комнате, что обычно гудела от шума и гама, царила полная тишина. Мизинчик шагнула в коридор и услыхала хриплый, режущий ухо храп Канджа.
Дверь в ванную была открыта, и Мизинчик долго простояла на пороге, уставившись на латунное ведро с зацепленной за край лотой.Девочка впервые заметила мокрые пятна вдоль трубы, опоясывавшей комнату, словно змея, и стену, побеленную лоскутами. Ванная, выложенная зеленым кафелем, казалась древней. На трубе лежал треснувший деревянный валек — покоробившийся
Мизинчик притащила из зала резной столик ручной работы и подперла открытую дверь.
— Жалко, что ты умерла, — сказала она, робко шагнув в ванную.
Мизинчик вспомнила фото. Стоило ей увидеть ребенка, и неосязаемый призрак вдруг облекся зримой плотью — стал реальнее, обрел человеческие черты.
— Я знаю, как ты выглядишь, — продолжала она, подбираясь ближе к ведру. — Гулу говорит, духи возвращаются, чтобы исправить свои ошибки…
Мизинчик обернулась, но тотчас успокоилась: дверь оставалась открытой.
— Или чтобы предостеречь других. Это все тетя Савита? Оттебя заставляет?
Девочка заглянула в ведро, не касаясь его.
Совершенно пусто.
— Но почему я? — прошептала Мизинчик.
Внезапно кто-то засунул в ведро ее голову.
И оно стало наполняться водой.
Девочка заметалась, не в силах разогнуть шею. Дыхание ледяное. Вода подбиралась все ближе к ноздрям. Мизинчик брыкалась и дергала головой, хватая ртом воздух. В ужасе она поняла, что в доме никого нет и ей никто не поможет — разве что спящий повар.
— Кандж!
В ответ только свист, шелест и журчание в трубах.
Инстинктивно она принялась читать мритьюн-джая-мантру — животворящую молитву, которой научила ее Маджи: «Она превозмогает саму Смерть» [115] .
— Ом триямбакам яджаамахе… — Девочка закашлялась: в нос попала вода.
Ведро закачалось, и Мизинчик отпихнула его.
— Сугандхим пушти вардханам.
Внезапно ведро перевернулось и с грохотом повалилось на пол. Вода хлынула мощным потоком.
115
Маха-мритьюнджая-мантра — «великая мантра победы над смертью» защищает от губительных воздейстний, злых духов и побеждает смерть.
Мизинчик отпрыгнула к открытой двери, затем — через зал и, наконец, юркнула под одеяла на бабкиной кровати. Девочка лежала и тряслась до тех пор, пока не услышала спасительный шум мотора: в ворота въехал «мерседес».
Разомлевшие родственники поднялись на веранду. Обед по случаю помолвки прошел успешно. Все одобрили брак между сестрой Савиты Солнышком и ее женихом. Даже Джагиндеру понравился будущий свояк, и он был непривычно весел. Измученные долгим общением и нестерпимым зноем, Митталы с радостью устремились к обеденному столу, где отлично выспавшийся повар Кандж накрыл ужин из риса и дала.
Он вернулся с полной тарелкой горячих пападов— нряных сухих лепешек с черным перцем и асафетидой. Их сначала поджаривают на открытом пламени, а уж затем подают на стол. Папады [116] компании «Лиджджат», которые готовит горстка женщин в бомбейских трущобах, — одно из редких блюд, которые Кандж покупал, а не стряпал сам, неохотно признавая, что они вкуснее.
— Баап рэ! Бахут гарми хай!Господи, как душно! — воскликнула после ужина Савита и включила вентиляторы на полную.
116
Папады — тонкие хрустящие вафли из чечевицы, нута, черного горошка или рисовой муки.