Призрак бродит по Техасу
Шрифт:
– По-моему, вы и ваши солдаты настолько физически могучи,
– сказал я, проливая масло на бушующие воды, - что не нуждаетесь в механических приспособлениях.
– Правда, мы сильны, как кодьяки, - согласился он.
– Но в самодвижущейся броне мы могли бы перепрыгивать реки, вступать в рукопашную с танками и единолично сокрушать города. Атомная бомба превратилась бы в личное оружие. Один солдат мог бы в одиночку освободить всю Центральную Америку. Р-р-ры!
Медведи, одним прыжком перемахивающие реки… Только их нам не хватало, да еще крылатых пауков! Однако вслух
А Тайманов продолжал бурчать:
– Иностранным агентам все, что их душеньке угодно, а нашим солдатам шиш с маслом! Р-р-ры! Впрочем, опять прошу у тебя прощения. Выпей водочки! Что еще я могу для тебя сделать?
Ободренный этим любезным приглашением и глотком водки, я рассказал ему о своих правах на местные недра. И намекнул, что я, как пламенный, навеки искалеченный революционер, пожалуй, заслужил некоторую денежную компенсацию.
Это его заинтересовало. Он сказал "да" и спросил, есть ли у меня необходимые документы.
Тут-то и настала великая минута! Я спросил, нельзя ли принести ультрафиолетовую лампу и бритву или электроножницы.
С некоторым недоумением капитан исполнил мою просьбу. Электроножницы были великолепны, и Тайманов конфиденциально сообщил мне, что с их помощью он на лето подстригает свою шерсть "ежиком".
Глотнув еще водки, я отомкнул грудную клетку и откинул ребра вправо и влево. Затем расстегнул молнию своего зимнего костюма от шеи до паха. Солдаты одобрительно загоготали, узрев густые волосы. Я подстриг их как мог короче и распорядился, чтобы ультрафиолетовую лампу навели на область живота и груди.
– Неужто ты так прозяб, товарищ?
– встревожился Тайманов.
– Тебя и водка не согрела? Может быть, баня…
Я поднял руку и указал на свою вентральную сторону.
– Глядите!
Двенадцать пар обведенных мехом душевных глаз раскрывались все шире по мере того, как на моем торсе начали возникать голубовато-серые буковки. Вскоре вся надпись проявилась полностью.
Начиная почти от ключиц, вниз уходили плотные строчки, правда несколько искаженные царапинами от битого стекла на полу патио и сыпью, но вполне удобочитаемые, - серо-голубые, печатные и рукописные со всеми подписями, параграфами, грифами и печатями.
Естественно, мне они виделись перевернутыми, но я помнил их наизусть.
Ибо это было факсимиле предварительной заявки Николая Ни-мцовича Низарда на Уранинитовый Шурф, а также три свидетельства о передаче собственности. Все заверенные Циркумлуной.
Отец не доверил мне оригинал заявки, а, воспользовавшись идеей, почерпнутой скорее всего из какой-нибудь шпионской мелодрамы, распорядился вытатуировать факсимильную копию у меня на груди и животе особым составом, включающим азотистое серебро, для того чтобы она оставалась невидимой, пока я не подставлю грудь и живот под яркий солнечный свет или ультрафиолетовую лампу, под воздействием чего нитрат серебра проявится темными линиями, и заявка четко и навсегда запечатлеется на моей коже.
Мне-таки пришлось попотеть, чтобы она не проявилась преждевременно - особенно в патио Ламара. Но теперь мои усилия были полностью вознаграждены.
Я растолковал
Он был изумлен не менее своих солдат и сказал мне, что вне всяких сомнений я получу значительную денежную компенсацию, но у него нет права выдать ее мне немедленно. Надо будет снестись с генералом Каном, а может быть, и с Новой Москвой. Он налил мне еще водки, угостил еще одной сигаретой, а сам вылез из-за стола, чтобы рассмотреть татуировку поближе.
Я изящно прихлебывал белое пламя и смаковал истинный дух Земли - аромат тлеющего табака.
Тайманов ткнул мохнатым пальцем с ороговевшим ногтем в самую нижнюю печать - разделенную на четверти мандалу с шестеренкой, камертоном, колбой и атомом.
– А это что?
– осведомился он.
– Большая печать Циркумлуны, - объяснил я, - подтверждающая подлинность всего вышесказанного. Видите ли, я упустил сказать вам, что вдобавок к моему революционному статусу, я еще и циркумлунец из Мешка, прибывший на Терру под эгидой…
Рык Тайманова заглушил мою речь. Вне себя от ярости он отдал какой-то приказ, и только тогда я сообразил, что от успеха и водки забыл про осторожность.
Не успел я хотя бы увеличить мощность моего экзо, как со всех сторон в меня вцепились бесцеремонные руки. Жесткое ребро ладони умело рубануло меня по шее между шлемом и плечевым поясом, парализовав нервную систему, хотя, к счастью, и не перебив позвоночник, как я было вообразил. Затем Тайманов, скалясь, словно озверевший медведь, достал кусачки с деревянными ручками и перекусил все проводки между батарейками и моторчиками.
Меня подхватили на руки и унесли через улицу в старинную тюрьму Амарильо-Кучильо, а там сняли с меня экзо и сунули мне под нос два извлеченных из моей сумки молниевых пистолета как доказательство, что я по меньшей мере профессиональный убийца. При этом меня так встряхивали, что я не сомневался, что шею мне все-таки незамедлительно сломают.
После чего меня приторочили к столу - предосторожность совершенно излишняя, - и страховидный черношерстный полковник Болбочан, куривший ядовитейшую толстенную сигарету, принялся допрашивать меня про адский план Циркумлуны захватить Россию и (хотя этому он, видимо, особого значения не придавал) всю остальную Терру. Он требовал, чтобы я признался, как мне удалось тайком выбраться из "Циолковского", какие конкретные инструкции по устройству диверсий и террористических акций были мне даны
и какие еще дьявольские замыслы лелеет экипаж "Циола".
Насколько я понял, прикованные к земле медведи-русские не могли просто взять космолет штурмом, однако воспрепятствовали его взлету.
Тщетно я твердил, что сошел с "Циола" в Далласе, после чего всецело посвятил себя разжиганию бунтов, выгодных для России. Тщетно я заверял полковника, что русские циркумлунцы - люди очень милые, что они не составляют там и половины населения и не только не питают черных замыслов против земной России, но даже особого интереса к ней не испытывают. Тщетно я втолковывал ему, что я живу не в Циркумлуне, а в люмпенпролетарском Мешке и вообще безобидный актер.