Призрак Проститутки
Шрифт:
Но лишь одной частью своего существа. Моя Альфа растаяла. А моя Омега была тверда как камень. Я поражалась самой себе. Я впервые поняла, какая я жесткая со стороны Омеги. Я написала Хью, что вернусь, только если мы изменим основу нашего брака. Я не соглашусь снова быть на положении жены, от которой все скрывают. Возможно, он не понимал, но одной из причин лихорадочного состояния, которое нападало на меня в Конюшне, была потребность в чем-то будоражащем, желание получить удовлетворение от светских контактов — например, присутствовать на ужинах, где обсуждалась замена Даллеса. Что за глупость! Этого было бы недостаточно.
В таком случае чего же я хотела? Я хотела быть приобщенной к работе Хью. К его секретам. Он не мог на это согласиться, пытался объяснить, что я прошу его нарушить клятву. «К черту твою клятву, — сказала я ему. — Наш брак освящен. Это клятва посильнее».
Наконец он согласился впустить меня в святая святых. И я вернулась не только в Вашингтон, но и к его работе. Правда, лишь к части ее, но Хью намерен уполномочить меня (какой термин!) сотрудничать в одном или двух его проектах. (Которые он именует «штуками».) Я обнаружила, как мастерски проводит Хью сделки: кончилось, можете не сомневаться, тем, что я получила меньше, чем могла бы. Не важно. То, чего я добилась, уже достаточно интересно. Теперь я его младший компаньон, а так сладко приобщиться к парочке секретов! Мне кажется, ему даже нравится раскрывать тайные ходы своего ума. Домашний покой грозит не подниматься выше уровня наших щиколоток.
Впрочем, ситуация не такая уж серьезная. Хотя мы по-прежнему сражаемся. У нас была жуткая ссора в ноябре. Прошло не больше месяца с моего возвращения в Вашингтон, как к нам явилась моя старая подруга Полли Гэлен Смит. Я знаю, вы помните ее по нашей переписке между Вашингтоном и Монтевидео, но я не могу припомнить, много ли я рассказала вам о Полли. Ее муж Уоллес Райдаут Смит больше не работает в Госдепе, а перешел в ЦРУ и стал теперь важной шишкой на другом нашем конце — в администрации. Большая нудота еще не ступала по коридорам Фирмы. Я вам не писала как-то о них? Полли, как я, по-моему, говорила, была многие годы фантастически неверна Райдауту Смиту — не количественно, но она любит прыгать в пропасть. Думаю, все очень просто: она любит мужчин, как вы, мужчины, похоже, любите нас.
Так или иначе, мы с Полли отлично ладим, потому что мы такие разные. Она снова пришла ко мне за месяц до инаугурации президента и попросила об «одном чертовски важном одолжении». Не могла ли бы я разрешить ей воспользоваться в среду днем на час Конюшней, пока Хью на работе, а я поеду по магазинам? Ее друг живет в Джорджтауне в двух кварталах от меня с одной стороны, а она — в трех кварталах с другой. Ее друг сейчас самый занятой человек в христианском мире, а они абсолютно без ума друг от друга. Кто же все-таки он? Это государственная тайна, ответила она. Ничего не выйдет, сказала я: ведь существуют Кристофер и горничная. Глупости, сказала она: Кристофер в два часа дня еще в детском саду, а горничная по средам не приходит. Она все вынюхала.
«Я не скажу „да“, пока ты не скажешь, кто этот мужчина», — заявила я ей. «Невозможно», — сказала она. «В таком случае, — сказала я, — придется тебе и твоему дружку искать мотель».
«О Господи, нет, Киттредж!» — «Почему же нет?» — «Слишком он известен, слишком этот человек известен». Под конец я все же вытащила из нее имя. Ее поклонником был не кто иной, как приятель двухлетней давности, в прошлом сенатор, а ныне избранный нами президент Джек Кеннеди. И мой дом был выбран ими потому, что это позволяло избежать опеки секретных служб. Если им заранее сказать адрес, они будут держаться на расстоянии полуквартала. Более того, Джек может улизнуть из своего дома на Эн-стрит между заседаниями и проскользнуть назад так, что никто и не заметит пробела в его расписании.
В одну секунду я поняла, какой клубок сплелся во мне: снобизм, соображения собственника и соседа, а также доброе старое droit de seigneur[180]. Гарри, я не могла не сказать «да». Мне хотелось, чтобы выбранный нами президент освятил мои комнаты присутствием своей плоти. Думаю, в тот момент я осознала, какой бы могла быть шлюхой при другом воспитании.
Как я завидовала Полли! Зависть — чувство низкое. Я обнаружила, что настаиваю на оплате. Я вовсе не собиралась позволить Джеку Кеннеди оставить на моих простынях свои извержения, когда я даже незнакома с ним.
Полли возмутилась, словно я разбила бутылку со зловонной жидкостью, но вынуждена была сдаться. Так начались их среды. Они тепло будут вспоминать эти среды, сказала Полли, хотя их встречи будут длиться не больше получаса, что я выяснила, когда мы стали договариваться о времени. Я должна была делать вид, будто неожиданно вернулась домой, но минута в минуту. «Если ты придешь на две минуты позже, он уже уйдет, а если на пять минут раньше, ты застанешь нас в объятиях друг друга». Полли, как видите, человек очень целеустремленный, и, насколько я понимаю, именно это и сблизило их. Я не встречала человека, более целеустремленного, чем Джек Кеннеди, — разве что его братец Роберт. (Конечно, их батюшка, как я слышала, далеко опережает их всех.)
Так или иначе, я его видела. Поворачивая ключ в замке и входя в собственную гостиную, я почувствовала, как сердце у меня дважды подпрыгнуло — один раз от сознания, что это исторический момент, а второй раз от того, что я увижу этого человека. Он невероятно привлекателен и, думаю, потому, что держится очень просто. Я говорила с ним на равных, что, должна сказать, безгранично приятно. Он держится так открыто и уверенно, что это воспринимается не как самонадеянность, а как естественное свойство характера. Он приятный. И такой аморальный. И такой невозмутимый. Полли очень старалась не хихикать: двое ее лучших друзей все-таки встретились, и он — не знаю, предупредила она его или нет, — казалось, ничуть не удивился моему как бы неожиданному появлению. (Наверное, она все-таки сказала ему заранее, и он предупредил секретную службу. Собственно, по размышлении я поняла, что они не могли поступить иначе.)
«А знаете, — сказал он вместо приветствия, — вы слегка похожи с моей женой. Это страшновато».
Я вспомнила отца Жаклин Кеннеди. Черного Джека Бувье. Потом мысленно сравнила его с моим отцом и сказала:
«О Господи, похожа на вашу жену, да я же такая скучная. — И вдруг почувствовала себя жалкой, что для меня совсем нехарактерно, но все это гены, верно? Из моих пор выходила книжная пыль отца. — Скучная-прескучная», — повторила я, а он продолжал улыбаться, чувствуя себя увереннее в моей гостиной, чем я сама.
«Ну, это мы еще посмотрим». — И сверкнул широкой улыбкой.
«Стоп, стоп, комендантский час!» — воскликнула Полли Смит.
Джек отдал честь и направился к двери, оставив Полли позади.
«До следующей среды», — сказал он.
Полли же осталась у меня на чай. Я чувствовала себя предательницей по отношению к Хью. Мне так хотелось послушать про Джека. Когда Хью пришел домой, настроение у меня было исповедальное. Но мы легли спать, а я так ничего ему и не рассказала, как не рассказала и в следующий вечер, но во мне появились первые предвестники страха, которые я называю «черными всплесками». Не думаю, чтобы вы не помнили об этом. Они появились у меня когда-то при виде той жуткой броши, которую вы прислали мне из Монтевидео. Ну, это снова на меня наваливалось, и я понимала, что надо сказать Хью. Он крайне плохо воспринял мою исповедь.