Призраки Ойкумены
Шрифт:
– Стоило оставить их без присмотра…
Помпилианец остановился, пыхтя и отдуваясь. На скамейку, опоясывавшую драконовое дерево, он садиться не захотел. Вместо этого Пробус начал возбужденно вышагивать взад-вперед, как модель на подиуме.
– Я, понимаешь, спешу!
– Он спешит! – подтвердил Якатль.
– Я бегу, лечу пчелкой – в мои-то годы!
Якатль всплеснул руками:
– В его-то годы!
– Я трачусь на гипер, звоню им, а они!..
– Что они? – спросил Фриш.
Не будь я гематром, подумал он, я бы его убил.
А что они? Как будто им оставили выбор.
На Пхальгуне коллант
Так цунами накрывает остров.
«Девушка из кошмара» не была фигурой речи. Словно догадываясь, что ее ищут, она шла, бежала навстречу, выбирая худшие из путей. Без спросу Энкарна де Кастельбро приходит в сны коллантариев, и сны, эти шлюхи из солдатского борделя, становятся общим достоянием – единый невыразимый ужас на пятерых. Вновь и вновь коллантарии оказываются в большом теле, зная заранее, что сейчас произойдет. И конечно же, рядом с постоянством родового проклятия возникает девушка. Она пытается что-то сказать, объяснить, потребовать, но губы ее лишь беззвучно шевелятся: пара синеватых червей. Звенящей тучей гнуса наваливается тьма. Булькает, закипает, пластается ломтями. Из муторного диссонансного хора, как из запертых чуланов подсознания…
Что возникало из темноты, они не помнят. Но коллантарии вскакивают среди ночи в холодном поту. Сарош слышит, как за стеной кричит рыжий невропаст. Рыжий первым и признается остальным в своих снах. Ответные исповеди не заставят себя ждать. Всем снится одно и то же, до мельчайших подробностей. Если где-то есть Общество анонимных психопатов, коллантариев там ждут с распростертыми объятиями.
– …хуже нет сидеть на жопе, – хрипло мурлычет рыжий невропаст, откупоривая бутылку с дешевой, косо приклеенной этикеткой. – Песня есть такая. Народная. «Хуже нет сидеть на жопе, лучше нет лететь стрелой…»
– Стрелой, – вздыхает Сарош. – Лететь стрелой…
Говорить о выходах в большое тело коллантарии избегают – по общему молчаливому согласию. К чему расчесывать язву? Даже от простого глагола «лететь» всех передергивает. Чуя за собой вину, вехден Сарош еще раз вздыхает и меняет тему:
– У меня огонь чахнет.
– Правда? – удивляется рыжий.
– Ага. Я его вскармливаю, а он чахнет.
Он сам не верит, что произнес это вслух. Внутренний огонь для вехдена – трудно найти дело интимней. Об огне говорят с сорасцами, чаще с семьей или врачом. С тех пор, как коллант подвергся атаке роя квантовых москитов, Сарош соблюдает миллион запретов и ограничений расы Хозяев Огня с тщательностью параноика. Укусов насекомых вехденам следует избегать. С этим запретом из числа древнейших Сарош до последнего времени справлялся легко. На родных планетах мошкара сама сторонится Хозяев Огня. В чужих мирах – по-разному, но Сарош обычно решал вопрос. И вот, космический гнус плевать хотел на необходимость блюсти чистоту – в волновом теле Сароша искусали с головы до пят.
Да, это не комары. Да, флуктуация черт знает какого класса. Да, Сарош трижды устраивает себе очищение по строгому канону. Тысячу раз да! И все равно вехдену чудится: костер в его сердце теряет жар, рдеющие угли подергиваются сизым пеплом… Хочу в космос, признается вехден. Хочу, просто умираю. Боюсь, просто умираю. Эти «хочу» и «боюсь» погасят меня, развеют по ветру…
– Тьфу, гадость!
Рыжий невропаст утирает губы рукавом. Пойло снова булькает в стакан: до краев. Рыжий окидывает коллег вопросительным взглядом: кого угостить? Желающих нет. Пожав плечами, он заглатывает вторую порцию спиртного: густой багровой жидкости.
– Сироп, – выдыхает он с презрением. – Наливочка.
– Шестьдесят градусов, – уточняет, изучая этикетку, Анджали. Она местная, с Пхальгуны. Домой Анджали лететь не хочет. Ей проще в отеле, с коллантариями. – «Фени-махуа», ликер. Его пьют маленькими рюмочками. В чай добавляют, в кофе…
– Ма-а-аленькими, – передразнивает рыжий. – Рю-у-у-умочками! А нормальная водка у вас в продаже есть?
Анджали пожимает плечами: наверное, есть.
– Зачем тогда я твою «Феню-муху» взял?
– Дурак? – предполагает Джитуку. – Пижон?
Он ослепительно улыбается – это вудун умеет, как никто. Но улыбка скисает, как молоко на жаре, выцветает, гаснет. Паршиво, во всеуслышанье говорит улыбка. Извините, я пойду. Лоа вудуна грустит. Лоа хочет в волну. Лоа хочет, а Джитуку боится. Любая аномалия в колланте – угроза. Космос поблажек не дает. Паника, разрыв связей, и поплывут в бесстрастной мгле восемь ледышек, распялив рты в последнем крике. Джитуку видит себя: третий справа. Ну да, третий, с запрокинутой головой. У Джитуку начинают трястись губы. Кажется, что улыбка отняла у вудуна последние силы.
Магда наливает треть стакана ликера. Добавляет лимонной шипучки, горького тоника из самоохлаждающихся банок. Выпивает всю порцию залпом:
– Вполне.
Магда непьющая. От пива, и то отказывалась. Она делает себе второй коктейль, отходит к окну, смотрит на человеческий муравейник. Над городом взорвался гигантский калейдоскоп, цветные стекляшки усыпали улицы, обретя собственную жизнь. Пестро одетые люди: шафран и бирюза, пурпур и малахит, охра и аквамарин. Мимо гостиницы плывет сплошной поток, сквозь него чудом протискиваются мобили, квадроциклы и велотележки. Воздушное движение в восемь эшелонов – зрелище не для слабонервных. Аэромобы, антиграв-платформы, орнитоптеры – полет наспех, на честном слове, в безумной толчее. И еще – храмы. Над офисными центрами, сверкающими поляризованным плексанолом, над унынием древних небоскребов – оплывших свечек; над трущобами и дворцами, деловыми кварталами и спальными районами. Величие куполов: лазурь небес, сусальное золото, алмазные иглы шпилей…
Магда допивает коктейль. Никого в жизни Магда не хотела так сильно, как сегодня она жаждет опьянения. Ну где же ты?! Нервы, решает Магда. Жестокое волновое похмелье. Бывало, между вылетами колланта проходил месяц или два. Но все знали: очередной рейс состоится непременно. Рано или поздно коллантарии вырвутся из тюрьмы белковых тел, сбросят оковы косной материи. Скольжение по эфирным волнам, вспоминает Магда. Нырок в гравимагнитный тоннель. Щекотка от радиации квазаров. Она вспоминает и не испытывает ничего, кроме страха. Девушка из кошмара отравляет полет одним своим присутствием. Мы этого не ждали, вздыхает Магда. Не ждали, а теперь только этого и ждем. Напьюсь, ей-богу, напьюсь.
Если сумею.
Прошлую ночь Магда провела в номере рыжего. Они трудились, как каторжане в рудниках, до полного изнеможения. Отдыхали, раскинувшись на кровати, мокрые от пота – и вновь набрасывались друг на друга, словно изголодавшиеся звери. Оба надеялись: усталость поможет, подарит спокойный сон. Усталость обманула их: утром, в полшестого, Магда с рыжим превратились в кричащие будильники.
Магда делает третий коктейль. Она боится, что ее стошнит.
– Плохо дело, – говорит Анджали.