Про Кешу, рядового Князя
Шрифт:
– Много ты понимаешь! На спичку!
– Князь, ты случайно не к рукаву петлицу пришил?
– Иди, иди, дураки за углом стоят. Сам к штанине не пришей.
Кеша никогда не питал любви к портняжному ремеслу, и теперь тычет иголкой то в петлицу, то в палец. Через открытую дверь он время от времени оглядывает спальное помещение. Да, это не будуар. Это даже не спальня, а именно спальное помещение.
Сильно уколовшись, Князь беззвучно шевелит губами. Он мог бы высказаться в адрес вертлявой иголки и вслух, но в этот момент в комнату бытового обслуживания входит старшина. Шевцов вскакивает и командует хорошо поставленным голосом:
– Взвод, смирно!
– Вольно. Делайте свое дело,– отвечает старшина.
Усевшись на пододвинутый сержантом табурет, старшина с добродушной улыбкой рассматривает новобранцев. А те исподтишка изучают старшину. Он коренаст и сед. Правую щеку пересекает этакий романтичный, довольно приметный шрам. Парни сразу смекают о его происхождении: на груди старшины солидный набор орденских планок. Движения этого человека неторопливы и степенны, как у людей, которых уже ничем не удивишь, поскольку они все виды видывали. Словом, старшина располагает к себе, хотя за добродушной улыбкой угадывается твердый характер.
– Значит так, дети,– прихлопывает по своей коленке старшина.– Для начала познакомимся.
При слове «дети» новобранцы удивленно поднимают головы. Вот, оказывается, кто маячил в дверях бани! Теперь ясно, кто их папа. Кеша , так тот прямо повеселел, и непонятно, что больше удерживает его от зубоскальства – представительный вид старшины или опасение схлопотать. Но напрягшийся язык настойчиво требует разрядки. Чтобы облегчить его, Кеша шепчет Калинкину :
– Папа есть, теперь бы маму сюда, и все в ажуре.
– Сразу я вас, конечно, не запомню пофамильно,– продолжает меж тем старшина.– А меня вам легче запомнить. Звать меня Иван Архипович Тур.
У Князя аж глаза разгораются. Он подмигивает поэту Калинкину и успокаивающим тоном говорит:
– Ничего, товарищ старшина, мы тоже бараны.
В первый момент ни старшина Тур, ни парни не могут сообразить, что такое выкинул Кеша . Затем на скулах старшины вздуваются желваки, а хозкомната взрывается смехом. Хохот положительно влияет на старшину – он смягчается. А Кеше и похохотать хочется от души, и в то же время он чувствует, что лучше сделать вид, будто сам не понимаешь толком, что сморозил.
Старшина качает головой: вот, мол, отмочил, шкет!
– Наша с вами задача в том и состоит,– говорит Тур,– чтобы из стада баранов сделать организованное войско.
– Мировой мужик!– шепчет Кеша Калинкину .– Не обиделся.
– Погоди, он тебе еще покажет, чем баран от тура отличается,– обещает тот.
– А начнем мы это превращение с самого малого,– развивает мысль старшина.– С малого, но не с мелочи, прошу это для себя зарубить. Потому как мелочей в нашем солдатском деле вообще нет. Начнем мы, дети, с портянок.
Все верно, армейская традиция не нарушена. Ну что это, скажите на милость, за старшина, который, увидев стриженую голову новобранца, не стал бы его учить с отеческой заботой мотать портянки? И учить он должен этому делу тоже традиционно.
– Как ваша фамилия?– спрашивает старшина Кашу.
– Киселев,– неуверенно отвечает Князь, у которого мелькает мысль, что «хорошее» место ему придется чистить без сержанта.
– Разуйтесь-ка, курсант Киселев.
Кеша пытается стащить левый сапог. Портянка надежно заклинила ногу. Наконец это ему удается.
– Вот те нате!– разочарованно тянет старшина.– Это что ж у вас такое на ноге?
– На ноге? Вроде, портянка.
– Вот именно – вроде. Солдат, который не умеет наматывать портянку, это даже и не солдат, а этот...
– Баран!– подсказывает кто-то.
– Жертва дороги,– поправляет старшина, строго взглянув на выскочку.– В армии, доложу вам, старших по званию не перебивают. Это, дети, тоже прошу запомнить, а то скажете, что не предупреждал.
Тур делает эффектную паузу: сами, дескать, докумекайте, не такие уж вы и дети.
– Смотрите сюда внимательно. Вот как надо наматывать.
Старшина берет из Кешиных рук портянку и ловко оборачивает его ногу. Получается так аккуратно, словно это не портянка, а цельный носок. Кеше немного неловко, что его ногу пеленает такой уважаемый человек, как седой старшина с орденскими планками на груди. И все же Князь с некоторой гордостью поглядывает на парней. Что и говорить, не каждый день тебя обувают старшины.
– Ну-ка, курсант Киселев, суйте ногу в сапог. Удобно? То-то и оно-то. А теперь всем снять сапоги.
Старшина и со своей ноги снимает сапог, разматывает портянку и снова медленно накручивает ее.
– Сначала на носок. Запас, запас оставляем! Вот так. Потом оборачиваем один раз, на пятку. Вот так... Дорога, она, дети, шуток не любит. Особенно, если по ней бежать... На пятку, на пятку, Киселев! А остаток – на голень. Вот так... А бегать, доложу вам, придется много.
10.
Лето спелым яблоком скатилось к сентябрю. В зелени придорожных берез уже угадывается чуть приметная желтизна. Заплутавший порыв утреннего ветра бежит на тоненьких ножках по траве, кустам и вязнет в нечесаной кроне березы. Поворчав там, в куделе, он желтым листом в изнеможении падает на дорогу. Падает прямо под солдатские сапоги, дружно бухающие по дороге.
Это «карантин» выбежал на утреннюю разминку. Кеша бежит на своем обычном месте – в хвосте колонны. По тяжелому дыханию и по зигзагам можно догадаться, что разминка для него – не самое приятное занятие. Время от времени Князь смахивает рукавом пот со лба и все больше отстает от колонны.